Обреченные невесты - Тед Деккер

Слушай, Нео, идиот несчастный, попробуй вдолбить в свою дурацкую башку. Есть правило номер два, и оно гласит: Бог в своей бесконечности и всесилии может избрать не одного, а многих фаворитов, и все будут равны. Так что все верно, Нео. Ты фаворит, ты избранный. Но и я тоже. Да и всякое живое существо, попирающее эту проклятую землю. И правила одинаковы для всех. К сожалению, большинству не хватает мозгов, чтобы понять, какое важнейшее значение они имеют в игре, именуемой жизнью».

До недавнего времени Квинтон ненавидел всех людей за их никчемность. Но потом ему стало ясно: дело обстоит прямо противоположным образом. Все они — любой мужчина, женщина, ребенок — обладают бесконечной ценностью. И это мгновенно заставило его возненавидеть их за то, что они в своей значимости равны ему.

Но теперь не было нужды задумываться над такими загадками. У него появилась миссия. Он стал ангелом Бога — мессией, посланным на помощь тем, кого Бог более других хотел бы приблизить к себе в вечном блаженстве.

Поскольку Богу в его бесконечном милосердии прекраснейшими кажутся все люди, Квинтону дано выбрать семерых — священное число Бога. Он приведет этих семерых к его престолу — символический акт поклонения, за который он будет щедро вознагражден. А в итоге ему возвратят способность производить потомство. Его тело, пребывающее ныне в покое, как медведь во время зимней спячки, восстанет и соединится с собственной невестой.

Выводя зеленый «шевроле» со стоянки, Квинтон стал насвистывать. В эту минуту его переполняло чувство самодостаточности и полной сосредоточенности на поставленной цели. Он парил над землей. Он помахал Мэри, матери-одиночке, живущей через дом от него. Когда-то он помог ей поднести покупки, прикидывая одновременно, не подойдет ли она на роль невесты.

В конце концов все сходится на седьмой, самой красивой из всех, и Квинтон знал ее не хуже себя. Но первых шестерых, а «шесть» мужское число, он волен выбирать наугад. Волен обесчеловечить их так, чтобы Бог мог принять их как своих невест.

Мелисса, красивая молодая женщина, как раз и должна стать такой невестой, пятой по счету.

И если ей известно то, что известно Квинтону, сейчас у нее голова кругом должна идти от радости и предвкушения того, что ее ожидает.

Какая-то часть Квинтона знала, что большинство несовершенных индивидов найдут его рассуждения сомнительными или даже ненормальными, но его это не смущало. Индивиды наделены потрясающей способностью говорить глупости. Некогда они утверждали, что Земля плоская, что полярные льды скоро растают, что он, Квинтон, больной на голову.

Все они заблуждаются. Все невежественны, ребячливы, легковерны, подвержены влияниям, глупы. Все — шуты гороховые.

Иногда Квинтон задумывался над способностью Бога любить их всех.

Сердце его, должно быть, величиной с океан. «Будь моя воля, я бы взял ручной пулемет с обоймой на шесть миллиардов пуль и уложил всех, одного за другим».

При мысли об этом руки его, обхватившие руль, задрожали. Он с усилием избавился от мгновенного помрачения и заставил себя сосредоточиться.

До синего дома Квинтон доехал за час. Поставил пикап на свободное место в конце живой зеленой изгороди позади строения и выключил двигатель. Семикратный обзор зеркала убедил его в том, что никого вокруг нет, а другого он и не ожидал: все-таки час ночи. Целых шесть часов провел он возле дома, обходя каждое дерево, каждый куст, опускаясь на землю и ползая на животе, ощупывая поверхность, заранее предвкушая события ночи.

Свет уличных фонарей сюда не достигает. Ночь безлунная.

Поборов искушение засвистеть, он плотно натянул на голову шапочку для душа, надел те же башмаки, что и прежде в подобных случаях, и сунул руки в новые резиновые перчатки.

Квинтон вышел из машины, бесшумно прикрыл дверь и запер на ключ. Широкая прогулочная дорожка петляла между редкими деревьями — жалкими тонкими призраками. За деревьями по обе стороны дорожки выстроились дома — были видны заборы и террасы.

В такие моменты он ощущал единение с природой, невидимой, как ночное дуновение ветра, и столь гармонично отвечающей его миссии. Ни один смертный не может увидеть здесь его, плывущего во тьме, ни один безумец не способен его остановить.

Квинтон неслышно ступал по дорожке, настраивая все свои чувства в лад с окружающим.

«Интересно, догадывается ли кто-нибудь из жильцов, что рядом с их домами, вглядываясь в темноту, вот уже несколько недель расхаживает один и тот же мужчина?.. Вряд ли. Да, они фавориты и все же слишком глупы и слишком доверяют собственной плоти».

Впереди справа показался дом Мелиссы, и его захлестнуло ликование, довольство собой. Квинтон пристально вгляделся. В окнах темно. Она уже спит.

Он представил, как эта штука мягко входит в ее мозолистую подошву, и сразу шея и плечи покрылись гусиной кожей. В позвоночнике появилось покалывание, дыхание участилось.

«Благослови меня, Отче, благослови, благослови, благослови».

Он дошел до угла синего дома, который в безлунной ночи казался просто тенью, а не солидным строением.

Из спутника, передающего сигнал в Google, он был неразличим. С Божественных высот казался пятном, снежинкой среди миллионов таких же снежинок, которые даже с дерева не разглядишь. Потом — последовательно — компьютерным чипом, почтовой маркой и только в конце домом. Последний снимок, сделанный с пролетающего спутника, зафиксировал проезжающую мимо черную машину.

Никто не вглядывается вниз. Никто, кроме Бога, не знает, кто спит в этом незаметном домике. Всего лишь одна из шести миллиардов, но нынче ночью — единственная. Избранная не кем-нибудь, а им, Квинтоном Гулдом.

Он застыл, подобно деревцу, во тьме, и так долго стоял, глядя на дом, что выдержать эту неподвижность не смог бы никто иной. Наконец спустил молнию на брюках и помочился в маленький пластмассовый сосуд, который вернул на свое место, в карман.

Он вглядывался в темноту, повторяя про себя все детали, внутренне сосредоточиваясь.

«Брэд Рейнз. Ники. Ники. Ники. Ники».

Он досчитал в уме до семи.

«Ты ведь и сам все знаешь, не так ли, Брэд? Что я намерен взять ее, потому что она моя, а не твоя? Что она будет моей, потому что она седьмая?»

Чего агент ФБР наверняка не знал, так это что он всего лишь марионетка, которую дергает за нитки невидимый кукловод. Он откликается на сигналы именно так, как нужно.

«Не дурак, — отдал ему должное Квинтон. — Умен, даже очень. Но именно на такой интеллектуальный уровень я и рассчитываю. Возможно, Брэду придется умереть, чтобы довести счет до восьми, но невелика жертва. Даже агент охотно согласится ее принести, стоит ему понять, как она прекрасна».

Квинтон с трудом заставил себя не думать об этом и сосредоточился на том, как обойти кровать, когда он окажется в доме. Он представил, что находится так близко от избранницы, что мир осудит его за незаконное вторжение, за нарушение прав владения. Наглое проникновение, которого достаточно, чтобы заставить ее вскрикнуть, если, конечно, она проснется слишком рано. И все же это его место, он ждет во тьме, смакуя горькие и одновременно сладкие минуты, предшествующие событию.

Ожидание наскучило, и Квинтон решил забрать «невесту» на полчаса раньше. Он вернулся к машине, поставил пластмассовую бутылку с мочой под сиденье, чтобы выбросить ее потом, и достал хлороформ.

«Еще не успев понять, что происходит, она может испугаться моего вида. Надо будет осторожно перенести ее на выбранное место, рядом с Элизабет, где и начнется работа».

Через десять минут он уже стоял на кромке лужайки, позади ее дома. Ни звука. Ничего — ни новых домашних животных, ни лунатиков, ни соседей, мучающихся бессонницей, ни лая собак. Прекрасно.

Он подошел к окну ее спальни и заглянул.

«Интересно, а заметила Мелисса, что между короткими шторками и рамой образовался небольшой зазор, через который видна небольшая часть комнаты, в том числе кровать? Может, и заметила, но отмахнулась, уверенная, что она не такая, как другие, и от внешнего мира точно защищена».

При слабом свете он разглядел длинные выступы. Понадобилась целая минута, пока он понял, что из-под цветистого одеяла выглядывают ее ноги. Она дома, так и должно быть. И все же, увидев ее в реальности, он вздохнул с облегчением.

Мелисса использовала задвижку и установила систему сигнализации с соответствующими выводами на все окна и двери, но скрип напильника по стеклу, хотя и продолжался довольно долго, тишину не нарушил. Квинтон залез внутрь, следя лишь за тем, чтобы не задеть раму и не включить таким образом сигнал тревоги.

При свете фонарика-карандаша он прикрепил несколько тюбиков суперклея к надрезам и поставил стекло на место. Снаружи и не заметишь, что его вынимали.

Оказавшись наконец в доме избранницы, Квинтон присел, чтобы перевести дыхание. В доме было тепло, в воздухе витали запахи пятой избранницы. Из кухни плыли гастрономические ароматы — похоже, поздний ужин навынос. В ноздри Квинтону забилась пыль, поднятая скрытым на потолке вентилятором, нарушающим своим негромким жужжанием ночную тишину. Он даже ощутил слабый запах ее духов, оставшийся с той первой встречи несколько недель назад.