Солдаты - Михаил Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уже пропали! — с восторгом крикнул он, прислушиваясь к далекому ворчанию моторов.
— Хлопци, а ну давай тикать звидциля? Бо нимец минами пулять будэ! — предупредил Пинчук. — Вин всегда по «катюшиному» месту бье…
Едва разведчики отбежали метров на полтораста, как в балке, там, где стояли «катюши», запрыгали огненные фонтаны разрывов.
— Давай, давай! Лупи по пустому-то месту! — торжествовал Сенька.
— Ишь, потревожили, — залезая в подвернувшуюся щель, заметил Пинчук.
— «Катюши» пристрелку производили, — рассудил Аким, — обратите внимание, машины новенькие, только с завода. Новая часть, наверно, прибыла к нам… Да и в окопах что-то солдат густовато стало…
Обычно большие события на фронте назревают постепенно. Солдаты догадываются о них по множеству самых различных признаков. Пехотинцы, проводившие дни и ночи в своих земляных норах, вдруг приметят, что их становится больше; в окопы чаще заглядывают представители других родов оружия; над позициями противника не переставая кружатся самолеты-разведчики; пулеметчики получают новенькие «станкачи»; в нишах неожиданно увеличивается запас патронов, а командира роты чуть ли не каждый день вызывают на какие-то совещания, — приметят все это бойцы-пехотинцы и насторожатся: быть большим боям! Артиллеристам подвезут несколько боевых комплектов, или «быков», как они называют это на своем фронтовом языке, и этого, конечно, достаточно, чтобы догадаться о приближении больших дел. А разведчикам и того легче понять, что назревает буря: их чаще обычного посылают за «языком».
Появление «катюши» на участке фронта в спокойное время также было вернейшим признаком надвигающихся событий. Вот почему разведчики встретили гвардейских минометчиков с таким восторгом.
— И правда, новенькие! — вспомнил Сенька. — И «юбки» у «катюш» с иголочки. И когда только в нашем тылу успевают все это делать? — удивлялся он. — Вся Украина, Белоруссия, Прибалтика в руках врага, и все-таки…
Теперь разведчики двигались быстрее. Обветренные, заскорузлые лица освежал предутренний влажный воздух.
До деревни Безлюдовки, что жалась к Шебекинскому лесу, дошли, когда стало уже совсем светло. Возле штабных блиндажей еще никого не было. Только у одной землянки сидел на корточках солдат без погон и старательно мыл котелки.
— Так это ж Бокулей! — узнал Семен и прибавил ходу. Ему хотелось скорее поговорить с румыном, который вот уже второй год исправно служил переводчиком у работника политотдела капитана Гурова — плотного и лысого человека, с черными подвижными и умными глазами.
Бокулей был мобилизован в румынскую армию на четвертый день войны с русскими. В день мобилизации, когда еще не успели на него надеть военную форму, он бежал, скрывался сначала в лесах, недалеко от своего родного села Гарманешти, Ботошанского уезда, а затем, опасаясь преследований, в одну июньскую темную ночь переплыл Прут и ступил на советскую землю. С той поры он добровольно вместе с советскими войсками совершил путь от Прута до Волги и теперь шагал обратно. К нему уже давно все привыкли, считали надежным парнем. Бокулей ходил в красноармейской шинели, наверняка нацепил бы на себя и погоны, но этого пока ему не разрешали. Зато на пилотке румына красовалась маленькая красноармейская звездочка — предмет его большой гордости. За эти годы Бокулей научился сносно говорить по-русски.
Сенька подружился с Бокулеем уже давно. Еще под Сталинградом разведчику приходилось выходить вместе с Бокулеем на передовую и через ОЗУ[5] делать для румынских солдат передачи.
Сейчас, подойдя к румыну, Ванин спросил:
— Пленные были, Георгий?
— Не-ет, — коротко, не удивляясь появлению разведчиков, ответил румын.
Он положил вымытые котелки в сторону и радушно посмотрел на Сеньку, оттопырив большую нижнюю губу.
— Разведчики два раза ходили, а пленных нет.
Сенька выругался и смачно сквозь зубы сплюнул.
— Як Забарова поранило — нэма «языкив», — заметил Петр.
Семен помрачнел. Настроение его быстро испортилось. Почему-то вспомнился маленький сапер Вася Пчелинцев, так тяжело переживавший гибель друга. Злой и колючий, Сенька шагал к своему блиндажу, к которому уже подходил Аким.
В довершение всего Сенька попал в старую воронку от снаряда, до краев наполненную водой.
— Чертовы души! Лень закопать! — ругался он, имея в виду ординарцев: к ним он давно относился с открытой неприязнью.
Пинчук догадывался, что причиной Сенькиной ворчливости была гибель Уварова: как ни странно, Ванин тяжелее всех переносил потерю товарища.
Не знали разведчики, что на это у Сеньки была особая причина…
В блиндаже — он долго пустовал — пахло грибами и мышиным пометом. От мокрой соломы несло гнилью. Из-под сырых, темных бревен наката тянулись бледные, хрупкие ростки каких-то растений. Аким сбивал их головой, отыскивал местечко посуше, чтобы прилечь отдохнуть. Пинчук развязал мешок, извлекая из него остатки продуктов. Сенька завалился на нары и ленивым взглядом следил за ним. Он лежал как раз в том месте, куда изредка падали с потолка холодные красноватые капли. Одна такая капля, будто прицелившись, попала прямо в правый глаз Ванину. Сенька шарахнулся в сторону.
— Аким, что ты развалился? Подвинуться не можешь? — закричал он на засыпающего товарища.
— Тебя що, мабуть, бисы мучають? — вступился за Акима Пинчук.
Аким недовольно пробормотал что-то себе под нос, прикрывая рукой очки и нехотя уступая место Сеньке.
Вскоре все трое спали уже крепким сном. Разбудил их Шахаев, вернувшийся от лейтенанта. По его взволнованному голосу разведчики догадывались, что предстояло что-то необычайное.
— Подшить подворотнички, почистить обувь! — громко и торопливо скомандовал он. — К генералу пойдем!..
Пинчук крякнул от удивления.
— Сам комдив вызывав?
— Сам.
— Оце дило!
— А ты думал как? — ответил Семен. После крепкого сна и от такой приятной новости он уже успел прийти в обычное свое веселое расположение духа. Ванин сделал вид, что его нисколько не удивило сообщение Шахаева. — Таких героев, как ты, Петр Тарасович, не то что генерал, сам Калинин скоро в Москву позовет.
Пинчук хитро ухмыльнулся и, чтобы подзадорить Семена, спросил с сомнением:
— Так уж и позовет?
— Позовет, позовет, я-то уж это наверняка знаю. У меня родственник один в секретарях у Калинина служит. Так что ты это учти…
— Придется вчесть… Тильки ты не очень брешы.
— В жизни не врал!.. Ежели насчет табачку и всего прочего не поскупишься, то Семен Прокофьевич, то есть я, — уж так и быть — устроит тебе свидание с Калининым!..
— Ладно, Семен. Я вже був у Михаила Ивановича, — серьезно сказал Пинчук.
Он вспомнил, как еще до войны Михаил Иванович пригласил к себе лучших председателей колхозов Украины и вел с ними задушевную беседу. В числе этих председателей был и Пинчук. Встреча со Всесоюзным старостой навсегда осталась в памяти образцового «головы колгоспу». О ней-то и рассказал сейчас Пинчук своим друзьям.
— А награды какие-нибудь выдавал вам Михаил Иванович?
— Цього не було.
— Ну вот! — словно обрадовавшись, заговорил Ванин. — А теперь — по моей протекции, конечно, — Калинин вызовет тебя для вручения боевых наград. Понял?..
Пинчук добродушно смеялся. Он уже давно обнаружил, отчего это заговорил с ним так саратовец. На гимнастерке Ванина не хватало одной пуговицы. Пойти к генералу в таком виде он, конечно, не мог. Раздобыть же пуговку можно было, разумеется, только у запасливого Пинчука, к которому Сенька и не замедлил обратиться:
— Одолжи, Петро Тарасович, одну пуговку. В Москву-то ведь вместе поедем. Одолжи!
Пинчук достал пуговицу. Однако Ванину пришлось при этом выслушать длиннейшее наставление о бережливости и аккуратности. А пуговку он так и не пришил — поленился. Нашел другой выход, использовав старый и давно испытанный солдатский прием: закрепил ушко пуговицы спичкой.
Осмотрев каждого и не обнаружив Сенькиной уловки, Шахаев собрался было вести разведчиков к генералу. Но не успели они еще выйти из землянки, как в ней появились командир дивизии и начальник политотдела.
— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал их генерал.
Солдаты подтянулись и нестройно ответили:
— Здравия желаем, товарищ генерал!..
Неожиданное появление комдива в землянке смутило разведчиков. Но это смущение длилось недолго. Уже через минуту они бойко отвечали на все вопросы Сизова и Демина и оживленно рассказывали о своих похождениях в тылу врага.
Генерал любил беседовать с солдатами, он ведь и сам когда-то был рядовым…
Летом 1917 года 1-й полк Отдельной Балтийско-морской дивизии, совершив почти стокилометровый переход за одни сутки, ночью подошел к старинной крепости Измаил. Весь марш прошел под проливным дождем. Утром командир полка — высокий стройный полковник — осматривал позиции. Проезжая через овраг, по которому неслись потоки желтой холодной воды, он заметил солдата. Тот стоял посреди оврага, по грудь в воде, и что-то искал, шаря под водой руками.