Найти шпиона - Данил Корецкий

Потом вспомнил про сигареты, и это помогло лучше всего. Будто кто-то вернул ручку громкости в нормальное состояние. Придерживая окурок у жадных губ пальцами левой руки, Леший вытянул правую перед собой, растопырил пальцы, свел вместе, опять растопырил. Рука не дрожала. Он открыл заднюю дверцу, заглянул в салон. Визитки свои они, конечно, не оставили. Но на резиновом коврике остались кучки глины и несколько кубиков спрессованной грязи, какие оставляют за собой ботинки на толстой рифленой подошве. Леший энергично вытряс коврики и только тогда почувствовал себя в полном порядке. Он потушил окурок, сел в машину и набрал на мобильном номер Хоря.

Хорь не отвечал.

Можно было даже не заходить в подъезд, потому что окна не горели. Три окна на западной стороне, которые частенько не гаснут до утра, и громкая музыка, конечно, и пьяный смех, и звонкие девичьи голоса… а карнизы усыпаны белыми точками жевательной резинки. Вот уж точно – Хорь метит территорию с кошачьей методичностью. Но сейчас весь дом, как по заказу, иллюминирован оттенками желтого, и оранжевого, и синего, и зеленого, и даже свекольно-бурого, дом сиял, как «Титаник», все окна горели – все, кроме Хоревых. Казалось, жильцы устроили грандиозную гулянку по поводу пропажи Хоря.

Хотя нет, о пропаже Леший тогда не думал.

Он все-таки зашел в подъезд, поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь и отошел в сторону. Этажом выше послышался невнятный звук. На улице пиликнула автомобильная сигнализация. Из Хоревой квартиры не донеслось ни звука. Леший слушал, но ничего не услышал. Он прошел вперед и глянул вверх, в просвет между лестничными маршами. Там стоял пожилой мужчина в растянутой майке и трениках, он курил, смотрел в окно и бормотал себе что-то под нос.

Говорить о пропаже было еще рано. Ритка собиралась в Днепропетровск… Хорь наливается где-то семидесятиградусной чачей и рассказывает девкам страшные диггерские байки.

Леший смотался в «Ледник» и в «Канаву», навестил полусонного Вано в его пропахшем чесноком и кинзой жилище. Далее были «Люксор», «Дядя Витя», «Клима», «Три сосны», старая Хорева подружка по имени Алина… Далее – Кабан, Таня Холод, Грецки, проститутка Румба… Все. В половине третьего ночи Леший иссяк. Можно было еще проведать Риткиных родителей, которые жили где-то в Мытищах, а также ее бывшего хахаля, который работает вышибалой в «Стольном». Но это было лишнее. Значит, Хорь либо под землей, либо… Либо, либо. Ну а если он все-таки наплевал на все и закинулся в тот подвал – один, втихую, явно творя западло, то – зачем? Из-за двух-трех монет, которые они могли не заметить там в суматохе? Хотя никакой суматохи не было, осмотрели каждый сантиметр… Нет, не стыкуется.

К себе домой Леший предпочел вернуться под землей. Нырнул в люк теплотрассы, прошел метров сто по сухому коридору, перелез через холодные по случаю летнего сезона трубы и через короткий ракоход, который сам же когда-то и прокопал, вылез в свой подвал. Отряхнулся, зашел в дальний темный закуток, потрогал замок на крепкой дощатой двери. За такими рачительные хозяева держат обычно соленья и всякий хлам, который при случае может пригодиться. У него здесь скрывался секретный ход прямо в квартиру – на всякий случай. Так крот устраивает из своего логова несколько хитрых выходов. Сейчас Леший решил дверью не пользоваться. Осмотрелся, поднялся по двум лестничным пролетам, вышел в подъезд, выглянул на улицу. Ничего подозрительного. Гости здесь не появлялись. Он зашел в квартиру, разделся, принял душ, почистил зубы, упал на кровать и сразу заснул – крепко, без снов, как засыпает выключенная лампочка.

А включился в семь утра, пожарил яичницу, заварил назойливо рекламируемый, но дрянной кофе. Голова не болела, жизнь продолжалась, но ее требовалось корректировать. Настолько серьезно, что он позвонил Томилину:

– Здоров, дружище. Да, я. Как твои?…

Этот разговор происходил уже около восьми. Леший, относительно свежий, при полном параде – брезентовые брюки «тысяча карманов», натовский жилет, ботинки-«говнодавы», рядом сумка с инструментом – сидел на полу в коридоре и пил горячую бурду, держа поллитровую чашку в левой руке, а тяжелую эбонитовую трубку – в правой. Не очень много людей могли в такую рань запросто звонить «Тому». Но Леший разговаривал не с «Томом», а с одним из своих старых товарищей, из тех товарищей, к которым применительно еще одно прилагательное: «боевой». Леший это прилагательное не любил.

– …Слушай, такое дело. Хорек пропал. Отморозки какие-то нам на хвост наступили. Пронюхали про наш последний груз. Не знаю кто. Через Кривицкого вышли. Да, того самого… Вчера вечером подловили меня в машине, настучали в голову. Требуют дань. А Хорька я больше не видел.

Он сделал паузу, чтобы выслушать несколько уточняющих вопросов и сделать глоток из чашки. Почему такую дрянь рекламируют? Да потому и рекламируют, что дрянь…

– Никого не видел. Нет. На заднем сиденье. Никто не назвался.

Еще пауза, еще глоток.

– Да. Сегодня в десять вечера набили «стрелку» у «Козерога».

В трубке долго говорили, или, может, долго молчали и собирались с мыслями, а может, Томилин просто отошел по делу. Леший успел допить свою бурду и поставить чашку на пол рядом с собой. А потом сказал:

– Хорошо. Буду ждать.

И положил трубку.

В Мытищах он провел больше часа – долго искал квартиру Риткиной родни. Но все-таки нашел. Оказалось, Ритка звонила из дома вчера вечером, в районе десяти-одиннадцати. Спрашивала, не заезжал ли к ним Дима, Хорь то есть. Вот те раз! Он чей хахаль, спрашивается, Риткин или мамкин? Кто за ним смотреть должен? То-то и оно. Можа, поругались, можа, шляется бухой вдупельман по своим подвалам, крыс щупает… Говорили ж тыщу раз: контуженый он, и дружки его контуженые, и будет день, когда притащит он в дом такую беду, что вовек не расхлебаешься!

С этого момента для Лешего стало что-то проясняться. Он вернулся к Хорю на Молчановку, позвонил в дверь последний китайский раз. Подождал. Потом достал из сумки отмычку-самоделку, с помощью которой обычно проникал в запертые бойлерные, и открыл замок. Поперек коридора валялась старинная, очень тяжелая, разломанная вешалка-тренога (Хорь чуть задницу не порвал, когда тянул ее по ракоходу из подвала Гиревичей в прошлом году) и куча истоптанной грязными ногами одежды. Из бачка в туалете громко лилась вода.

В комнате царил полный разор. Ритка полусидела-полулежала возле перевернутой кушетки, опираясь спиной о стену. На ней был драный домашний халат, едва прикрывавший голое тело, и много-много скотча. Белые ноги от щиколоток до коленей и руки от кистей до локтей туго замотаны коричневой липкой лентой, рот забит туалетной бумагой и тоже замотан скотчем. Под Риткой растеклась большая лужа, воняло мочой. Увидев Лешего, Ритка пошевелилась и замычала. Из красных глаз текли слезы. Подойдя поближе, Леший увидел свежую ссадину на лбу и багровую припухлость под глазом.

Он разрезал скотч ножом и кусок за куском отодрал его от тела. Ритка еле слышно скулила. Когда он освободил рот, она запахнула халат и тут же стала плакать и икать:

– Вот сволочи… Не смотри сюда, отвернись… Ну, га-а-ды. Скоты! Я терпела, терпела… Паскуды…

– Кто это был?

– Хрен их знает… Незнакомые… Димку… с-с-с… серебро… искали…

– Нашли?

Ритка отрицательно помотала головой.

– Били? – спросил Леший. Она оскалилась.

– А что, думаешь, целовали?

– Еще что-нибудь… творили? – Леший кивнул туда, откуда у Ритки вытекла лужа.

Она покачала головой, всхлипнула, но ответила резко, будто в руках злодеев полностью сохраняла контроль над ситуацией и сама распоряжалась своим телом:

– Хрен им…

А потом жалобно добавила:

– Иди в кухню, я сейчас порядок наведу…

Через полчаса, когда она выкупалась, переоделась в синее трико и вымыла пол, разговор продолжился. И вскоре Леший представлял всю картину происшедшего.

В общем, вчера в начале одиннадцатого в дверь позвонили, назвались Хоревыми друзьями: Руслан, еще какое-то старославянское имя… Святослав типа, третьего не помнит. Она открыла, естественно, поскольку Хорева квартира – это проходной двор и «площадь трех вокзалов», здесь все время толкутся какие-то его дружки, со многими из которых Ритка даже не знакома. Зашли. Крепкие такие, с короткими стрижками. Вежливо поздоровались, спросили Хоря. Потом спросили, где он и когда появится. Она сказала, что диггеры обычно жрут пиво в «Козероге», а если его там нет, то она не знает.

Они переглянулись, потом один, невысокий такой, кривоногий, покачал головой и сказал, что Хоря в «Козероге» нет и что телефон его не отвечает. И потом улыбнулся и добавил: «А может, он дома прячется?» Ритка подумала, это шутка, но друзья принялись натурально обыскивать дом, а, когда она возникла по этому поводу, ей молча врезали под дых. Потом велели, чтобы она обзвонила всех знакомых. Опять врезали. Она тогда позвонила своей мамаше, чтоб отстали. Они не отстали. Но она никому больше не звонила, честное слово. Как уходили, не видела – отключилась. Очнулась вся в этой липкой дряни. Такие дела, в общем… Хорь, гад, он с ней по гроб жизни не рассчитается. Если вернется, конечно.