Творения, том 2, книга 1 - Иоанн Златоуст

Огонь у персов признается богом, и варвары, живущие в той стране, еще и теперь воздают ему поклонение. И потому Бог, желая низложить нечестие в самом основании, попустил такой род казни, чтобы даровать победу своим рабам пред глазами всех поклонников огня, и убедить их самым делом, что боги язычников боятся не только Бога, но и рабов Божиих.

4. Еще заметь, как неприятели сплетают венец победный, как сами враги делаются свидетелями торжества! "И послал", говорит Писание, "Навуходоносор собрать сатрапов, наместников, воевод, верховных судей, казнохранителей, законоведцев, блюстителей суда и всех областных правителей, чтобы они пришли на торжественное открытие истукана, которого поставил царь Навуходоносор. И собрались" [все] (Дан. 3:2-3). Враг составляет зрелище, сам собирает зрителей, сам назначает состязание; и (составляет) зрелище не из случайных, не из простых людей, не все из почетнейших и начальствующих, чтобы свидетельство их было более достоверно для народа. Созваны были все для одного, а увидели другое; пришли поклониться истукану, а ушли с презрением к нему, быв поражены Божьей силой, открывшейся в чудесных событиях с отроками. И заметь: где было устроено зрелище. Не в городе, и не в каком-нибудь селении, но на полях ровных и открытых устрояется это публичное зрелище. На поле Деире, вне города поставлен быль истукан, и вестник, всюду проходя, взывал: "объявляется вам, народы, племена и языки: в то время, как услышите звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии и всяких музыкальных орудий, падите и поклонитесь золотому истукану, которого поставил царь Навуходоносор" (и в самом деле, поклониться идолу значило: пасть); "а кто не падет и не поклонится, тотчас брошен будет в печь, раскаленную огнем" (Дан. 3:4-6). Видишь, какая трудная борьба, какая непреодолимая сеть, какая глубокая пропасть и стремнина с той и другой стороны! Но не бойся: чем больше козней употребит враг, тем более обнаружит он мужество отроков. Для того приготовлено было согласие столь многих музыкальных орудий, для того разожженая печь, чтобы душами зрителей овладело или удовольствие, или страх. Тверд и непреклонен кто из предстоящих? Пусть смягчит его, говорил мучитель, очаровательная мелодия стройной музыки. Стоит он выше этой сети? Пусть же устрашит и поразит его вид пламени. Так действовал и страх и удовольствие: удовольствие вкрадывалось в душу посредством слуха, страх посредством зрения. Однако же ни то, ни другое не победило мужества отроков; но как вверженные в огонь, они одолели пламень, так посмеялись и над всяким удовольствием и страхом. Все это для них приготовил дьявол, потому что не сомневался в подданных царя, напротив быль твердо уверен, что никто из них не воспротивится царскому повелению. Но когда все пали и были побеждены, тогда выводятся на середину одни отроки, чтобы и от этого самого победа была блистательнее, – что они побеждают и являются торжествующими среди такого множества народа. Не так было бы удивительно, если бы они показали мужество, явившись первыми, пока никто еще не преткнулся. Но то весьма велико и чудно, что множество падших не устрашило и не ослабило их; и не сказали они друг другу что-нибудь такое, что многие привыкли часто говорить: если бы мы первые и одни решились поклониться истукану, то наш поступок быль бы достоин обвинения, если же мы делаем это вместе с столь многими тысячами, то кто не простит, кто нас не сочтет достойными извинения? Нет, увидев падения столь многих своих мучителей, ничего такого и не сказали, и не подумали они. Посмотри и на злобу обвинителей, как они и хитро и жестоко обвиняли отроков: "Есть", говорят они, "мужи Иудейские, которых ты поставил над делами страны Вавилонской"(Дан. 3:12). Не просто напомнили об их происхождения:, но упомянули и о почести, для того, чтобы воспламенить в царе гнев; они как бы так говорили: рабов, пленных, лишенных отечества, сделал ты нашими начальниками, а они и эту честь презирают, и оскорбляют того, кто удостоил их такой чести. Поэтому говорят: "эти мужи не повинуются повелению твоему, царь, богам твоим не служат и золотому истукану, которого ты поставил, не поклоняются" (Дан. 3:12). Обвинение это – величайшая похвала; укоризны эти – одобрение и свидетельство несомненное, потому что его представляют сами враги! Что же царь? Он повелел вывести их на средину, чтобы устрашить всячески; но ничто не поколебало их, ни гнев царя, ни то, что они одни стояли отдельно среди такого множества, ни вид огня, ни трубные звуки, ни то, что все смотрели на них сверкающими, как огонь, глазами; но посмеявшись над всем этим, они, как бы собираясь броситься в струи прохладного источника, вошли в печь, произнося блаженные эти слова: "богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся" (Дан. 3:18). Не без цели рассказал я эту историю, но для того, чтобы убедились вы, что ни гнев царя, ни коварство воинов, ни зависть врагов, ни плен, ни пустыня, ни огонь, ни печь, ни тысячи бедствий, – ничто не может победить или устрашить праведника. Если там, где царь был нечестивый, отроки не устрашились гнева мучителя; тем более мы, у коих царь человеколюбивый и кроткий, должны не унывать, а благодарить Бога за эту скорбь, узнав из сказанного, что скорби делают более славными, и пред Богом и пред людьми, тех, которые умеют переносить их мужественно. Если бы отроки не сделались рабами, мы не узнали бы и об их свободе; если бы они не сделались пленниками, мы не уразумели бы благородства их души; если бы они не лишились дольнего отечества, мы не узнали бы, что они по добродетели достойны отечества горнего; если бы на них не разгневался земной царь, мы не уразумели бы благоволения к ним Царя небесного.

5. Посему и ты, если Он благоволит к тебе, не отчаивайся, хотя бы ввергли тебя и в печь; а если Он гневается, не предавайся самонадеянности, хотя бы ты был в раю. Адам и в раю был, но как прогневал Бога, то и рай ничего не помог ему; отроки были в печи, но как благоугодили (Богу), что и печь не причинила им вреда. Адам быль в раю, и – пал, потому что сделался беспечным; Иов сидел на гноище, – и победил, потому что был бдителен. Во сколько раз рай лучше гноища?.. Однако же превосходство жилища не помогло обитателю, когда он сам предал себя, точно так, как и нечистота места не повредила тому, кто со всех сторон огражден был добродетелью. Укрепим же и мы свою душу, и тогда будем блаженнее всех, хотя бы достигла нас потеря богатства и даже смерть, только бы никто не похитили у нас благочестия. Это заповедал и Христос, говоря: "будьте мудры, как змии" (Мф. 10:16). Как змей готов потерять все тело, только бы спасти голову; так и ты не унывай, хотя бы тебе пришлось потерять богатство, хотя бы тело, хотя бы настоящую жизнь, хотя бы все, только бы сохранить благочестие: потому что если с ним отойдешь, Бог все возвратит тебе в большем блеске – и тело воскресит в большей славе, и вместо богатства даст такие блага, которых не может выразить никакое слово. Иов не нагой ли сидел на гноище, проводя жизнь, которая тягостнее тысячи смертей? Но так как он не оставил благочестия, то опять в преизбытке получил все прежнее, – здоровье и красоту тела, весь состав детей, имущество и, что всего важнее, блистательный венец терпения. Как бывает с деревьями, что, хотя бы кто и сорвал плод с листьями, хотя бы отсек все ветви, но, если останется корень, дерево снова вырастает в совершенной целости и еще большей красоте; так бывает и с нами: если останется корень благочестия, то, хотя бы отнято было богатство, хотя бы расстроилось тело, все опять возвращается нам с большей славой. Посему, оставив всякое беспокойство душевное и излишнюю заботливость, обратимся к самим себе, и украсим и тело и душу красотою добродетели, "представляя члены" нашего тела "в орудия праведности", а не "в орудия неправды" (Рим. 6:13); и прежде всего приучим язык быть служителем духовной благодати, извергнув из уст всякий яд злоречия и сквернословия. В нашей власти сделать каждый член свой орудием и лукавства и правды. Послушай, как они сделали свой язык орудием греха, а другие орудием правды: "язык" их "острый меч" (Пс. 56:5); а другой говорит о своем языке: "язык мой – трость скорописца" (Пс. 44:2). Тот язык совершил убийство, а этот написал Божественный закон, и потому тот был мечом, а этот – тростью, не по собственной природе, но по воле употреблявших; природа того и другого одна, но действие не одно. И в отношении к устам опять можно видеть то же самое. У одних уста были полны гнилости и лукавства, и поэтому обличающий их сказал: "уста" их "полны проклятия, коварства и лжи" (Пс. 9:28), а уста его самого не таковы; нет, – "уста мои изрекут премудрость, и размышления сердца моего – знание" (Пс. 48:4). У других, опять, руки были осквернены беззаконием, и, осуждая их, он опять сказал: "у которых в руках злодейство, и которых правая рука полна мздоимства" (Пс. 25:10); а у него самого руки ни в чем другом не упражнялись, как только в том, чтобы простираться к небу, почему он и сказал о них: "воздеяние рук моих – как жертва вечерняя" (Пс. 140:2). И в отношении к сердцу опять можно видеть то же самое. У тех сердце суетно, а у него истинно, и потому об их сердце он говорит: "сердце их – суетно" (Пс. 5:10), а о своем: "излилось из сердца моего слово благое" (Пс. 44:2). То же самое можно видеть и в отношении к слуху. Те имели слух зверский, безжалостный и неумолимый, и, осуждая их, он сказал: "как глухого аспида, который затыкает уши свои" (Пс. 57:5); а у него слух был вместилищем Слова Божия, что самое и показал он, говоря: "приклоню ухо мое к притче, на гуслях открою загадку мою" (Пс. 48:5).