Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория невроза - Карен Хорни

Кроме того, поскольку невроз обычно лишает личность душевного спокойствия, обособление может обеспечить дорогу к безмятежности, причем ее степень изменяется с тем количеством жертв, которые она готова принести. Далее, обособление позволяет ей в определенной степени оригинально мыслить и чувствовать при условии, что эмоциональная жизнь внутри ее волшебного круга не прекратилась полностью. Наконец, все эти факторы вместе с созерцательным отсутствием отчаяния способствуют развитию и выражению творческих способностей, если они есть. Я имею в виду не то, что невротическое обособление является непременным условием творчества, а то, что в условиях невротического стресса обособление обеспечивает наилучшие шансы для выражения той творческой способности, которая имеется.

Какими бы существенными ни были эти преимущества, они, по-видимому, не являются той главной причиной, по которой обособление так отчаянно защищается невротиком. В действительности эта защита является столь же отчаянной, если по той или иной причине преимущества обособления минимальны или сильно затемняются сопутствующими расстройствами. Это наблюдение ведет нас к более глубоким выводам. Если обособленная личность вступает в тесный контакт с другими, она легко может разорваться на части или, употребляя более популярный термин, получить нервный срыв. Я использую этот термин здесь осознанно, потому что он охватывает широкий круг расстройств — функциональные нарушения, алкоголизм, попытки самоубийства, депрессию, неспособность работать, эпизоды сумасшествия.

Сам пациент, а иногда и психиатр пытается связать эти расстройства с некоторым нарушившим привычное состояние событием, которое произошло как раз до «нервного срыва». Несправедливая дискриминация со стороны сержанта, любовная связь мужа на стороне и его ложь, невротическое поведение жены, гомосексуальныи эпизод, непопулярность в колледже, необходимость зарабатывать на жизнь, когда раньше она была безбедной, и т. п. может быть причиной нервного срыва.

Терапевт должен серьезно относиться к таким проблемам и пытаться понять, какое именно расстройство было вызвано данной конкретной трудностью. Но вряд ли этого будет достаточно, потому что остаются без ответа вопросы, почему пациент был затронут с такой силой, почему его психическое равновесие пострадало от трудности, опасность которой в общем не превышает уровня обычной фрустрации и неудачи. Другими словами, даже когда аналитик понимает, каким образом пациент реагирует на конкретное затруднение, он все еще нуждается в понимании, почему существует такая чрезмерная диспропорция между событием, спровоцировавшим нервный срыв, и последствиями этого срыва.

При ответе нам следует учитывать тот факт, что невротические наклонности, порождающие обособление подобно другим невротическим влечениям, дают индивиду чувство безопасности до тех пор, пока эти влечения действуют, и, наоборот, тревога возникает тогда, когда они перестают действовать.

Пока обособленная личность способна сохранять дистанцию, она чувствует себя в относительной безопасности; только если по какой-либо причине волшебный круг становится проницаемым, возникает угроза ее безопасности. Это соображение дает нам более глубокое понимание, почему обособленная личность впадает в панику: она не может удерживать эмоциональную дистанцию между собой и другими. Следует добавить, что общей причиной, из-за которой паника приобретает характер катастрофы, является отсутствие стратегии, как вести себя в жизни. Обособленная личность может только сохранять отчуждение и избегать «требований жизни». Здесь снова негативное качество обособления придает изображению особый цвет, отличающийся от других невротических влечений. Более конкретно: в трудной ситуации обособленная личность не может ни успокоиться, ни бороться, ни сотрудничать, ни диктовать условия, ни любить, ни быть жестокой. Она так же беззащитна, как и животное, которое обладает одним средством против опасности — убежать и спрятаться.

Приведу соответствующие образы и аналогии, которые были зафиксированы в ассоциациях и снах пациентов: он (невротик. — В. С . ) похож на пигмеев с Цейлона, которые непобедимы, пока прячутся в лесу, и легко повергаемы, если оттуда выходят; он похож на средневековый город, защищенный лишь одной стеной; если эта стена будет преодолена, город окажется беззащитен перед врагом. Такое состояние полностью оправдывает тревогу обособленной личности относительно жизни в целом. Оно помогает нам понять ее обособленность как общую защиту, которой она должна упорно придерживаться и которую должна отстаивать любой ценой. Все невротические влечения в своей основе представляют защитные действия, но они к тому же, кроме обособления, являются попыткой участвовать в жизни некоторым позитивным способом. Когда обособление становится господствующим влечением, оно делает личность настолько беспомощной в решении реальных жизненных проблем, что с течением времени функция защиты в ее характере становится самой главной.

Отчаяние, с которым обособление защищается невротиком, требует дальнейшего объяснения. Угроза обособлению, «сокрушение стены», часто подразумевает больше, чем временную панику. То, что может произойти, напоминает дезинтеграцию личности при психозах. Если обособление в процессе анализа начинает разрушаться, у пациента не только возникают всевозможные предчувствия, но прямо или косвенно выражается определенный страх. Например, это может быть страх перед поглощением аморфной массой человеческих существ — страх, главным образом, потерять свою индивидуальность. Существует также страх быть подвергнутым сильному принуждению и эксплуатации со стороны агрессивных личностей — результат его полной беззащитности. Но существует и третий вид страха — страх стать душевнобольным, который может проявиться с такой силой, что пациент требует абсолютного заверения в исключении такой возможности.

Становиться душевнобольным в этом контексте не означает становиться буйным, так же как не представляет реакцию на возникновение желания ни за что не отвечать. Оно служит прямым выражением физического страха быть расколотым на части и стать открытым для внешнего воздействия, что часто присутствует в снах и ассоциациях. Это означало бы отказ от своей обособленности и привело бы невротика к прямому столкновению со своими конфликтами, но он не смог бы перенести такую встречу и был бы, используя образ одного из пациентов, «расщеплен подобно дереву от удара молнии». Это ощущение подтверждается другими наблюдениями. Сильно обособленные личности обладают почти непреодолимым отвращением к идее внутренних конфликтов. Они скажут аналитику, что ничего не помнят из того, о чем беседовали с ними, если он спросит о конфликтах. Всякий раз, когда аналитику удается продемонстрировать им конфликт, действующий внутри них, они незаметно и с удивительным бессознательным искусством пытаются уйти в сторону от предмета обсуждения. Если до того, как они готовы признать существование внутреннего конфликта, они случайно узнают об этом, их охватывает сильная паника. Когда позже они начинают узнавать о существовании таких конфликтов на более безопасной основе, то возникает еще большая волна обособления.

Таким образом, мы приходим к заключению, которое на первый взгляд кажется сбивающим с толку. Обособление составляет неотъемлемую часть базисного конфликта, но оно также представляет и защиту от этого конфликта.

Эта загадка тем не менее разрешается сама собой, если мы будем более конкретны. Обособление представляет защиту против двух более активных факторов, также входящих в базисный конфликт. Здесь мы вынуждены повторить утверждение, что доминирующий базисный аттитюд не препятствует противоречащим аттитюдам существовать и действовать.

Мы можем наблюдать эту игру сил в обособленной личности даже более отчетливо, чем в двух других типах невротической личности. Начнем с того, что противоречащие друг другу стремления часто сосуществуют в жизни. До того как обособленная личность однозначно выбрала уединение в качестве своего образа жизни, она часто попадала в ситуации подчинения и зависимости, агрессии и безжалостного сопротивления. В отличие от ясно определенных ценностей двух других типов невротической личности ее ценности самые противоречивые. К своей постоянно высокой оценке того, что личность считает свободой и независимостью, она может в процессе анализа неожиданно добавить чрезвычайно высокую оценку таких качеств, как доброта, сочувствие, благородство, самоограничение, жертвенность; в другой момент времени качнуться в противоположную сторону и начать защищать неприкрытый эгоизм философии джунглей. Она может чувствовать себя озадаченной этими противоречиями, но используя рационализацию или какой-либо другой способ защиты, будет стремиться отрицать противоречивый характер своих оценок.