Большая игра - Дэн Смит

— Да. Хотя те, кто постарше, говорят плоховато.

— Дай-ка угадаю. Его в школе преподают?

— Ага. И еще мы смотрим американское ТВ.

— Ну конечно, сила телевидения. — Президент поежился от холода и продолжил разговор: — А это ты зачем делаешь?

— Чтобы никто не увидел огонь, — объяснил я, складывая друг на друга собранные камни. — И еще, они отразят жар костра. Скоро здесь будет тепло и уютно.

— Похоже, ты свое дело знаешь, — искренне похвалил меня президент.

Когда стена из камней дошла мне до пояса, я замкнул ее по кругу с нашей стороны и достал свой набор для розжига костра. Маленький комок хлопкового волокна да пара искр из огнива, — и я уже разжег огонь, в который начал подкладывать маленькие ветки, а потом и палки побольше.

— Молодец, Оскари. — Президент протянул руку к теплу пламени. — Могу поспорить, это не первый твой костер.

Я присел, откинулся спиной на скалу и обхватил колени руками.

— У меня это лучше всего получается. Мы с папой часто костры разводим.

— А я бы так не сумел.

— Да это не сложно. Главное, чтобы спички хорошие были. Без них ни один охотник из дома не выйдет.

Я достал из кармана пластиковый цилиндр и протянул президенту:

— В этом наборе есть все, что нужно: металлическое огниво, вата, охотничьи спички и маленький водостойкий коробок.

— Охотничьи спички?

— Да, но они — на крайний случай, — пояснил я. — Такие где угодно загорятся и не потухнут. Эти спички можно поджечь, а потом опустить в воду или воткнуть в землю, да куда угодно. А когда их снова достанешь, они будут гореть.

— Удивительно! — Президент покачал головой.

— Смотрите сами! — Я открутил крышку и достал коробок.

— Жалко их расходовать.

— Не жалко. — Я вытянул одну спичку. На вид она была длиннее обычной и почти полностью покрыта красным воспламеняющимся веществом. Я чиркнул спичкой по краю коробка, и она тут же загорелась. Показав ее президенту, я сунул спичку в землю, присыпал песком и затоптал. Когда я снова достал спичку, на ее кончике сразу вспыхнул огонек.

— Впечатляет.

Я взял свою кружку и загасил пламя, опустив спичку в воду. Но когда я ее вынул, огонь снова разгорелся. Я задул спичку, а она тут же зажглась.

— Видите? С ножиком и спичками я выживу в любых условиях, — подытожил я, бросив спичку в костер.

— Думаю, лук тоже мог бы пригодиться.

Я посмотрел на прислоненный к скале традиционный лук и вспомнил, как стоял на платформе в долине Черепов и не мог с ним совладать.

— С помощью ножа я запросто смастерю себе лук.

— Почему бы не смастерить? Этот явно для тебя великоват.

— Нет, неправда. Не великоват, — возразил я.

— Ну, как знаешь, — отступился президент, почувствовав, что задел меня за живое.

Какое-то время мы сидели молча. Я подкидывал ветки в огонь, и, когда он хорошо разгорелся, я достал для президента тонкое одеяло. Пока он раздевался и раскладывал на камнях мокрую одежду, я успел провести ревизию уцелевших после крушения квадроцикла вещей.

— Хотите поесть?

Президент кивнул:

— У меня не было времени думать о еде, но сейчас, когда ты спросил…

Я посмотрел на президента, замотанного в одеяло, и мне стало его по-человечески жалко. Казалось, разбился не только его самолет, но и весь его мир. Давно ли он летел на Борту номер один? А сейчас вот дрожит от холода, затерянный в горах. Непросто было поверить, что передо мной был не кто иной, как Алан Уильям Мур — президент США.

— У меня есть сушеная оленина, сказал я, разворачивая спрятанные в платок деликатесы.

— Правда? — скривился президент. — Оленина?

— Не любите ее?

— Ни разу не пробовал. — По его лицу было видно, что и не собирается.

Я пожал плечами:

— Еще есть колбаса.

— Это другое дело.

— Кровяная.

— Что? Как ты ее назвал? — Президент наклонился вперед, будто в первый раз меня не расслышал. — Кровяная?

— Ну да, мы делаем ее из свиной крови.

Он заметил мою ухмылку и покачал пальцем со словами:

— Хватит меня разыгрывать!

Я рассмеялся:

— Мой папа такую любит, но мне она никогда не нравилась. Не бойтесь, я взял с собой обычные колбаски.

Президент улыбнулся и снова шутливо погрозил мне. Я хихикнул и принялся нанизывать колбаски на длинные палки. Одну я оставил себе, другую протянул президенту. От запаха жареных колбасок можно было захлебнулся слюной. Когда они хорошо прогрелись внутри и почернели снаружи, мы забрались в глубь пещеры, нагретой жаром костра, и принялись уплетать наш ужин.

— Вкуснотища! — Президент подул на обожженный язык.

— Обидно, что заяц ушел.

— Ты отлично обо мне заботишься, Оскари. Я тебе благодарен.

Его слова придали мне уверенности. Я повернулся к укутанному в одеяло президенту и спросил:

— Каково это, иметь власть?

Кусок колбаски попал ему не в то горло, и он закашлялся, брызгая слюной. Я протянул ему воды.

Он запрокинул бутылку и стал жадно пить. Потом вытер рот рукой, прочистил горло и переспросил:

— Иметь власть? — На его лице блуждала отрешенная улыбка. — Какой неожиданный вопрос. Совсем не чувствую власти, сидя тут в одних трусах.

— Но обычно ведь…

Президент вдруг стал серьезным.

— Я бы сказал, что власть — это… что-то неуловимое. Ее никак нельзя потрогать, а потерять очень легко. Посуди сам: пару часов назад я запросто мог бы послать целую армию в любую точку земли. А сейчас даже пиццу не могу заказать. — Он вздохнул и впился зубами в колбаску.

— Я пиццу люблю.

— Правда? — Он поднял на меня глаза. — С чем?

— Пепперони.

— Отличный выбор. И уж точно вкуснее кровавой колбасы. А печенье любишь?

— Еще бы.

— А мороженое?

— Обожаю. — Моя мама делала лучшее ванильное мороженое в мире. От одной мысли о нем у меня засосало под ложечкой.

— Тогда приезжай ко мне в гости, когда все это закончится. Отдохнем как надо: с пиццей, мороженым и видеоиграми. Ты любишь видеоигры?

— Люблю.

— Вот и договорились. — Он доел колбаску, и я протянул ему еще одну.

— Надеюсь, твои мама и папа не будут против? — Президент проткнул колбаску палкой и поднес ее к огню. — Ты ни разу про свою маму не говорил. Она тоже любит охотиться?

Уставившись на пламя, я тяжело вздохнул:

— Она умерла. Год назад.

— Ой, извини, я…

— Вы не виноваты, — прервал я его, не отрывая глаз от огня. — И почему люди всегда говорят: «Извини», — когда они вообще ни при чем.

— Что ж, я бы сказал, они так выражают сочувствие и сожалеют, что не могут ничем помочь. А может, просто не знают, что еще сказать.

— Тогда и говорить ничего не надо.

— Да, твоя правда.

Как завороженный, я смотрел на извивающиеся в танце языки пламени. Ощущал их жар на своих щеках.

— У нее в мозгу нашли рак. Она долго мучилась, а потом… — Я стиснул зубы, чтобы не разрыдаться. Сдавленным голосом я продолжил: — Отец до сих пор не пришел в себя. Смерть мамы его сильно подкосила. Я решил, что если принесу хороший трофей, то он обрадуется, станет прежним, но теперь этому не бывать.

Я чувствовал, что президент пристально смотрит на меня. Он оторвал от меня взгляд, только когда послышался какой-то шорох в стороне. Поглядев с минуту в ночную пустоту, президент снова заговорил со мной:

— А братья или сестры у тебя есть?

— Не, мама всегда говорила, что ей одного сорванца хватает, — ухмыльнулся я.

Президент ласково улыбнулся:

— Моя мама говорила мне нечто подобное, когда я просил ее подарить мне братишку. Похоже, у нас немало общего, как считаешь?

Он подался в мою сторону и спросил:

— А почему ты спрашивал про власть?

— Просто так.

Он молчал, ожидая, что я еще что-то добавлю.

— Мой отец имеет власть над людьми, — сказал я. — Наша семья известна в здешних местах. Может, вы слышали о моем папе? Его зовут Топио. Его назвали так в честь бога лесов.

— Боюсь, раньше о нем не слышал.

Я развел руками:

— Ну, вы вообще-то в охоте не особо разбираетесь.

— Должен признаться, да.

Я достал фотографию и передал ее президенту:

— Это мой папа.

Он внимательно посмотрел на фото.

— А это убитый им медведь, о котором ты говорил?

— Он самый.

— Просто огромный.

— У нас в деревне все мальчишки в тринадцать выходят на охоту одни. Каждый проводит в лесу целую ночь и день, а животное, которое удастся подстрелить, должно всем показать, чего стоит охотник и каким он станет мужчиной. — Я вспомнил напутствие Хамары перед началом моего испытания. Он сомневался, что я вообще что-то поймаю.

— Так ты это имел в виду, когда говорил о трофее, да? — президент перевел взгляд с фото на меня. — И что сказали про твоего отца, когда он принес голову медведя?