Орша - Инга Киркиж

Они дали Василию кличку Василиса и лук со стрелами. Научили стрелять в мишень на заборе, ломать хворост и бегать по поручениям.

— Вася, собери мусор, — говорит спокойным голосом Рома, и Василиса тут же начинает шуршать.

Я стекаю под стул. Вообще-то, для того, чтобы Вася просто включился, на него надо рявкнуть.

— Рома, как тебе это удалось???

— Не знаю. Да он долго не работает.

Действительно, Василий делает один круг по двору и возвращается к созерцанию работающего Мультика.

— Вася, а дальше?

Вася делает еще круг. Для третьего нужно подать отдельную команду. За десять-пятнадцать команд мусор убирается почти полностью. Это колоссальные результаты. Я наконец-то могу расслабиться и заняться любимым бабушкиным занятием — баловать чужого внучка, называть его милым, совать в рот пирожки и гладить по головке. А если что, просто иду и жалуюсь парням. А уж они его в два счета строят. Удивительно, но ябедник и нытик Вася ни разу не пожаловался на парней. Даже наоборот, воспринимает их поручения с радостью. Вася тоже устал от женского воспитания, и тут его сложно не понять.

Дети обедают, на стекле бьется жирная муха. Не выдерживаю, шлепаю муху полотенцем. Муха отключает жужжалку и отлетает куда-то выживать. И вдруг Василий поднимает от тарелки сияющее лицо, вопит:

— Смотрите, что у меня в тарелке!!!

В его тарелке между салатом и котлетой выживает муха. Она контужена и тяжело крутит головой. Вокруг вкусно пахнет, тепло и веселый зеленый на желтеньком. Муха решает, что все обошлось. А я понимаю, что аут — сейчас Василий сблюет и вывернет тарелку на пол. Или сперва вывернет тарелку, а потом сблюет — не суть. Потому что дворянин Фавстов очень брезглив. Если кто-то трогал хлеб — есть не станет. Если отпить из его чашки, выльет остаток в ведро. Вчера Мийка померила его тапки, так Василий отказался их надевать. А тут муха! В тарелке! Его прабабушка мещанка Мешкова, если находила муху в сахаре, вытряхивала сахарницу в мусорное ведро и стерилизовала кипятком. Однажды ее сын и теперь уже покойный дед нашего Василия купил в магазине «Спорт и отдых» десяток пластмассовых мух и довел свою мать до изнеможения — она десять раз за один вечер простерилизовала сахарницу и дважды сбегала в магазин за новым сахаром.

А брезгливый Василий восторженно вынул контуженную муху из тарелки, раздавил ее пальцами, выбросил в ведро и спокойно продолжил обед.

Традиции нашего дома это не только мусор и тряпки, это еще и летние каникулы. Все разбросанные по Питеру бабушкины внуки съезжались сюда. Старый дом после зимней спячки наполнялся детским визгом и бабулиными матюгами. Последние годы традиция прервалась — внуки выросли, а правнуки имеют своих бабушек и в Оршу как-то не попадают. А тут в середине лета мне привезли Мию. Мия мне внучка. Мы с дочерью каждая в свое время поспешили с материнством. Я родила Дашу в девятнадцать, а она — в семнадцать. В тридцать шесть я стала бабушкой, и у всех по цепочке соответственно повысился статус. Моя маман в своем вполне бабушкином возрасте скакнула в прабабки, а бабушка в наше долгожительском роду шагнула дальше всех, до двойного пра-. Правда, Мийку она так и не увидела, не успела. Нам все казалось, что приедем еще, повидаемся — не сейчас, так потом. За бытовыми делами как-то забывается, что потом может и не быть.

Даша перешагнула порог старого дома и наморщила нос.

— Фи, — сказала. — Старухами пахнет.

И добавила:

— Ты, мама, не обижайся, я тут надолго не останусь.

А Мийка напротив, тут же выпросила разрешения не уезжать. Она за всю свою трехлетнюю жизнь ни разу не покидала пределы больших городов — Москвы и Питера. Бабушкин дом показался ей, как и мне когда-то, раем, где яблоки и груши падают прямо с неба, а коза — не только сказочный персонаж. Как и положено в раю, Мийка первым делом отказалась от обуви и одежды. От рассвета до заката она носится голышом и ищет себе занятий.

— Инга, мне очень-очень нужно работать!!! Я очень-очень-очень хочу тебе помогать! Можно?

— Можно.

— Дай мне скорее ножницы!

— Зачем они тебе?

— Там отрезать надо.

— Что отрезать-то?

— Не знаю пока.

Рома по-прежнему говорит во сне. Но теперь к нему не ходят друзья, всех вытеснила Мийка. Рома, накувыркавшись с детьми за день, продолжает воспитывать их во сне. Сегодня вдруг выдал:

— Мия! Мия! Мийка, чего ты хочешь?

Громко так, я даже испугалась, что разбудит Мийку. Мийка, не просыпаясь, проклянчила:

— Ну, один кусочек только!

И хрюкнула, засыпая.

Мы с маман и кузиной Эллой повели детей в городской парк на аттракционы. Получился цыганский табор — трое взрослых, семеро детей. Дети в парке рассыпались, как бисер: один хочет на машинки, другой на качельки. Пока всех собирали, потеряли Мийку. Каждый утверждал, что она только что тут была, но куда делась — неизвестно. Бегаем, ищем, кричим — без толку. Меня чуть родимчик не хватил. Потом смотрю, на одной карусельке сидят растерянные дети, вокруг бегает растерянная билетерша, а сама карусель стоит на месте. Присмотрелась и точно — Мийка там. Сидит на пластиковой лошади, вцепившись в поручни, и никто на целом свете не может ее оторвать. На все попытки персонала снять безбилетника с карусели, Мийка канючит:

— Кататься хочу! Ну, пожалуйста! Я вас умоляю!!!

Я сказала билетерше, что все нормально, девочка моя, и я сейчас метнусь за билетом. Карусель тут же пришла в движение, а Земля завертелась вокруг солнца в обычном режиме.

После парка зашли в магазин. Дети просили пить. Маман купила квасу и единственный, потому что последний пластиковый стаканчик. Дети долго пили из него по очереди. Потом маман решила покормить детей колбасой, встала в очередь. Потом он придумала взять хлеба в другом отделе. Дети делили стакан, ныли, ссорились, играли в войнушку и скрипели дверной пружиной. Продавщица отпустила маман колбасу и хлеба и спросила:

— Вы все купили?

— Да, — поняла намек маман и скомандовала: — Дети, проваливайте!

В середине лета, когда большие города превратились в адское пекло, ко мне потянулись друзья. Вообще-то, одним из незыблемых бабушкиных принципов было категорическая изоляция дома от чужаков. Чужими считались все, кроме кровной родни. Поэтому, получая письма с просьбами погостить, я шла с ними к тетке, а она отвечала всегда одни и то же:

— А давай это будет самый гостеприимный дом на планете?

Удивительно, как влияет на пространство одно-единственное «а давай». Дом у нас не большой, в три комнаты. При бабушке здесь не помещалось больше шести человек, а мы легко складировали для сна пятнадцать. И все же, иногда в нем случалось перенаселение. В такие дни мы утрамбовывались, как могли. Однажды Рому положили спать с Мийкой. Она всю ночь складывала на него руки, ноги, голову и норовила свалиться с кровати. Рома ее обнимал, чтоб не падала, и подставлял мягкие части тела в качестве подушек. По утру в нем проснулась нежность. Теперь Рома мечтает завести себе свою Мийку или стать моим зятем, чтобы не расставаться с той, что уже есть. Кажется, бывший алкоголик и придурок вернется домой тем человеком, которого из него тщетно пытался вырастить папа. А мы с теткой все ломаем голову, как бы его вообще не возвращать, себе оставить.

А возвращать уже скоро — пол-лета пролетело, как скорый поезд: с громким визгом и криками, стуча молотками, обдирая колени и вытаптывая грядки. За поездом не угонишься, как ни старайся. Я поняла это только вчера, когда оказалось, что ничего не успеваю. Вчера мы строили печку. И позавчера — тоже. И сегодня продолжим. Печник Петр приходит в восемь утра и пашет, как конь, оставляя после себя кучи глины и песка на полу. Это у него называется смена. Когда заканчивается его смена, начинается наша — все убрать, вымыть, застелить стол, приготовить ужин, вымыть детей, постирать изгвазданное за день, разобрать по местам сползшее в кучи. А в огороде прут ягоды, с неба падают яблоки, на грядках пучатся огурцы. Нужно снимать, собирать, варить, закатывать, продавать, наконец. Потому что столько добра, сколько родит бабушкино хозяйство, не съест за год и рота голодных солдат.

Вчера мы с теткой размечтались вырубить все нахрен и засадить газонной травкой. На травку поставить качельки и бассейн, по деревьям развесить гамаки. Тогда всей заботы у нас будет косить да бассейн чистить. Но это не сейчас, конечно же. Потом когда-нибудь, когда вырастут детишки и дом опустеет. Да только опустеет ли он? Да и зачем? Может, лучше взять из приюта еще одну маленькую девочку? Такую же, как Мийка. Чтобы, когда дочь заберет свое сокровище в Москву, у нас было кому капризно ныть, шкодить и заливать водой кровати, как только мы на секунду отвернемся. Тогда, глядишь, и Рома нами останется — новую девочку нянчить.