Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно - Рудольф Баландин

Почему так происходит? Что мешает человеку насмешливому, привыкшему к притворству, умному принять правила общей игры, преуспеть в обманах, приспособиться к обстановке? Ведь приспосабливаются же менее ловкие и смышленые!

Ему мешали ум и вера.

Он был слишком умен, чтобы находить радость в обмане и довольствоваться легкими победами. А в глубине его души под наслоениями сомнений, разочарований, безверия хранилось драгоценное зерно искренней веры.

Он мог бы привычно сказать — с полной убежденностью, — что верует в единство бога, творца этого непостижимого мира. Или не творец, а олицетворение гармонии миропорядка? Какая огромная разница: творец, всесильный владыка мира или разумная сила, идея, разлитая повсеместно. Называя всемирный разум богом — непостижимым, всюдным, господствующим во Вселенной, — не унижаем ли мы его? Приписываем ему незавидную роль автора человеческой комедии или директора театра, где сцена — видимый мир, а действующие лица — бессчетные поколения, сменяющие друг друга непрерывно.

Не пристало унижать величие божества, полагая, будто сотворил он мир несколько тысячелетий назад и ограничил творение свое во времени днем Страшного суда, а в пространстве — замкнутой небесной сферой. Что за жалкий творец, создавший столь ограниченный и несовершенный мир и столь бездарно выдумавший жизнь людей? Созданная им человеческая комедия — зрелище печальное и постыдное. Если по его воле царят повсюду лицемерие и другие пороки, если по его неписаному, но выверенному наперед плану свершаются все события нашей жизни — и грешки, естественно, тоже, — то можно ли у такого неумелого творца вымаливать себе блага, а врагу посрамление?!

Мироздание величественнее созданий ума человеческого. Оно бесконечно и вечно. Никто не ответственен за наши поступки, кроме нас… Мы сами выбираем себе роли в спектакле жизни и силимся играть их с блеском. Если это не получается, то виним плохих партнеров или судьбу, а то и безвинного автора спектакля.

Нет, жалкие комедианты, вы сами превращаете себя в марионеток! Вы движимы чужой волей. Десятки нитей опутывают вас и управляют вашими действиями. На то воля ваша. И не ссылайтесь, бога ради, на бога. Он отвернулся от вас, он прикрыл глаза на ваши поступки, его мутит от лжи, идущей от ваших душ. Ему отвратительны ваши притязания и потуги. Как самим вам не стыдно перед ним! Перед ним, который остается в вас до последнего вашего часа, который остается в мире вечно после вашей смерти…

Джордано сохранял в себе искру божества. Ощущение вечного в бренном, бога в человеке, мироздания в микрокосме.

Возможно, чувство это точнее называть совестью. В те времена предпочитали другие слова. Привычно пользовался ими и Джордано Бруно. Бог, дьявол, искупление, грех, благодать…

Люди произносят одинаковые слова. Но насколько различно понимают их!

Доминиканский монах Джордано Бруно понимал слова по-своему. И с усмешкой смотрел, как поклоняются верующие иконам и скульптурам — рукотворным созданиям, идолам. И не только смотрел, но и делал вид, будто сам в них верит.

Вот только не слишком хорошо удавалась ему роль святоши. Он осознал истину, запечатленную в священном писании: «Царство божие внутри вас». Он ощущал в себе отблески царства света, красоты и любви. И не мог предать поруганию сокровенное — веру в добро. Жизнь без этой веры безысходна, постыдна и бессмысленна. Ибо загасишь в себе искру божию — задохнешься в смраде и тлении; дымное темное царство сатаны воцарится внутри тебя.

Глава третья

Святая ослиность

Ковчег под предводительством осла —

Вот мир людей. Живите во Вселенной.

Земля — вертеп обмана, лжи и зла.

Живите красотою неизменной.

И. Бунин. Джордано Бруно

Есть ли что святее искренности? Она — голос души, а душа — самое святое для человека. Кроме бога, конечно. Но и он — дух, душа всемирная…

Примерно так думал Бруно. А потому часто позволял себе быть искренним. Поступать иначе — не значит ли губить душу?

Но порой искренность грозила гибелью.

Джордано вынес из своей кельи иконы святых угодников. Оставил только распятие.

По тем временам поступок этот не был из ряда вон выходящим. Еще раньше епископ Пьетро Верджерио боролся с идолопоклонством, призывая выбрасывать из храмов иконы и изваяния. Успех Реформации усилил это движение в разных странах. В Италии оно подавлялось. Верджерио был вынужден бежать от суда инквизиции и умер за год до того, как восемнадцатилетний Бруно мужественно выявил свои убеждения.

Тотчас на Джордано последовал донос.

Система слежек и кляуз была отработана в монастырях основательно.

Не успел настоятель монастыря уладить это дело, как на брата Джордано поступил новый донос. Час от часу не легче! Несдержанный брат встретил монаха, с благоговением читавшего «О семи радостях Богородицы», и сказал: «Не лучше ли штудировать творения отцов церкви, чем тратить время на подобные книги?»

Кощунственные слова были в точности переданы начальству. Но суровой кары не последовало. Учли молодость Джордано, успешное учение, великолепное знание священных текстов и пылкость характера. Однако оба доноса о еретических поступках Бруно были сохранены в архивах монастыря, их припомнили инквизиторы позже, во время суда над ним.

Стадная мудрость

Бес (или ангел?) сомнения не давал покоя брату Джордано. Его удивительная память сохраняла почти все, прочитанное однажды. Он не уставал укреплять ее мнемоническими приемами, почерпнутыми из различных сочинений.

Чего бы еще желать ему? Вызубри творения отцов церкви, комментаторов священного писания и Аристотеля — этого хватит, чтобы заслужить уважение богословов и философов, чтобы блистать на диспутах… В конце концов, можно и сомневаться в некоторых догматах. Но про себя, негласно или в узком кругу единомышленников. Так поступают многие.

Джордано несдержан. Не умеет, как другие, ловко носить маску показного благочестия. Чем дольше таит свои опасные взгляды, тем сильнее ненавидит ложь. А еще — лицемеров, присвоивших себе право изрекать истины, которые не выдерживают проверки логикой.

Ослы! Тупое самодовольное стадо!

Невежество они признают благом, если оно помогает слепо — а как еще может невежество? — верить во все, что они твердят.

Появились даже умники, восхваляющие неведение (а значит, невежество): оно, мол, сохраняет чистоту души и рассудка, помогает лучше воспринимать божественные истины.

Святая ослиность! Добровольное отстранение от великого дара человеку — разума.

…В монастыре, кроме «Светильника», Бруно писал философские сонеты и сатирический трактат «Ноев ковчег». Можно предполагать, что среди сонетов был и этот, опубликованный позже:

Сонет в честь осла

Священная ослиность, святое отупенье,О, глупость пресвятая, блаженное незнанье.Одна ты нашим душам даруешь назиданье,Ведь не приносят пользы ни ум, ни обученье.Бесплоден труд познания, бессильно вдохновенье,Философов мудрейших бесцельно созерцанье,И в небеса проникнуть напрасно их старанье —Там для тебя, ослиность, готово помещенье.Любители науки! А вам-то что за горе!Зачем вы знать стремитесь, каков закон вселенной,И есть ли в сфере звездной земля, огонь и море?Священная ослиность, в невежестве блаженна,Упавши на колени, с покорностью во взоре,Пришествия господня с молитвой ждет смиренной.Все в этой жизни тленно,Но вечный мир дарован блаженному покою,Чем бог нас награждает за гробовой доскою.

Он ненавидит «нищих разумом». Не просто за незнание. За самодовольное, злобное, воинствующее невежество.

Эта ненависть мешает ему спокойно отдаваться своим обязанностям монаха, священника. Его ирония переходит в сарказм, в злую сатиру, когда ему доводится говорить о церковниках.

И снова вопрос — почему? Почему он снисходительно высмеивает пороки заурядных граждан и столь суров и беспощаден к служителям культа? Не только потому, что хорошо знает их недостатки по личному опыту. И не только потому, что ложь, лицемерие разрушают душу и отношения между людьми (ведь и жулики лицемерят, а Бруно им симпатизирует!).

Главная причина, пожалуй, в том, что именно монахи, священники неустанно разглагольствуют о высоких истинах, добре и благодати. И сами же нарушают священные заповеди, не желают искать истину, творят зло.

Джордано видит не только пороки служителей церкви. Он обращается к библейской легенде об Адаме и Еве, обитавших в раю до той минуты, когда вкусили запретный плод с древа познания добра и зла. Выходит, познание — не во благо, а во вред. Ослиность — высшая добродетель?!