Котёнок в поисках дома - Юрий Артемьев

Ух ты, сколько можно добра натворить-то. В руках не унесёшь…

Иду одеваться. Блин. Опять в полторы руки. А зачем мне много надевать? Вдруг чем испачкаюсь.

Захожу на кухню и цепляю на шею клеёнчатый фартук. Натан в нём готовит и посуду моет. Кое-как завязываю тесёмки сзади. Прямо как в японском аниме. Жена встречает мужа в нижнем белье, а то и вовсе без него, но в фартуке.

А что? Даже удобно так…

Почему Натан фартуком пользуется?

Стирать не любит? Со стиркой у нас ведь есть большие проблемы…

Стиральные машины нынешней современности — это просто нечто. Но, к сожалению, стиральной машины у нас нет никакой от слова совсем…

А мне нравятся валики для отжима белья. Были бы такие же валики, но не резиновые, а металлические с зубчиками.

М-м… Допрашивать злодеев и злоумышленников бы было в разы удобнее.

Пришлось взять с собой пассатижи.

Не знаю, зачем они у Натана на кухне валялись на подоконнике… Ножницы взял ещё. Тоже сойдут. И маленький ножик кухонный прихватил. Я им картошку чистил, пока мне руку не прострелили.

Ну ладно. Начнём…

* * *

Каждая рыба нема и глуха, плескаясь в родимом пруду,

Но, как разговорчива эта уха, попав на сковороду.

Только в воде эта рыба молчит, а на горячей плите,

Сразу, по-русски заговорит: «Старче, чё надобно те?»

* * *

Приношу всё в ванную. Положил все предметы на стеклянную полочку возле небольшого зеркала. Там у хозяина квартиры помазок лежит, да бритва…

Смотрю у нашего гостя глазки забегали. Его явно заинтересовали мои железки.

— Тебе чего больше нравится, болезный? — спрашиваю у этого доходяги. — Вот это? — указываю на пассатижи. — Или это? — тыкаю пальчиком в ножницы?

Молчит… Странно. В рот я ему только свои носки затолкал. Вчера не успел бросить в тазик под стирку.

— Ты чего молчишь-то? Разговаривать со мной не хочешь? — подношу ножницы поближе к его бегающим глазкам, и рычу на полукрике: — Не уважаешь меня, тварь?

Ой! А чего это мы сомлели так?

Чего это его трясёт?

Смотрю, глазки закатил… Ну, щас точно пену изо рта будет пускать.

Я не раз видел таких клоунов. Из старых опытных сидельцев. Чуть, что, так сразу падает и эпилепсию изображает. А я способ знаю. Быстро вылечивает мнимых эпилептиков.

— Болезный! А может тебе яйца на хрен отрезать? На кой они нужны такому эпилептику?

Тыкаю ножницами в район мошонки.

Смотрю. А он чего-то трястись перестал, и снова осмысленность в глазах появилась.

— Ну, чё, муфлон? Будем разговаривать или будем делать тебе больно? Имей в виду, ты всё равно начнёшь со мной разговаривать. Даже если до этого был с детства глухонемым. Но сначала тебе будет больно. Очень больно… А потом будет обидно. Ведь мог бы сразу со мной просто поговорить. Без боли…

Смотрит. Молчит. Ду-умает о чём-то, наверное. Затем кивает.

— Вот и ладненько. Только имей в виду. Будешь шуметь, я тебя сначала вырублю. А я это хорошо умею. Потом снова заткну тебе пасть. А потом запихну тебе что-нибудь да куда-нибудь. У меня фантазия больная. Я такой выдумщик…

Молчит. Смотрит настороженно.

— Шуметь будешь?

Болтает своей бестолковкой, типа не будет.

— Ну, смотри… — вынимаю у него носочный кляп изо рта.

Дышит. Сопит. Но не вопит. Вот и ладненько…

— Говори чётко, не задавая лишних вопросов! Кто тебя навёл на эту хату?

— Пацан, ты кто?

Удар ножницами плашмя по голове.

— Ты чё, не понял. Вопросы буду задавать я. А ты отвечать. У тебя что, есть лишние пальцы на руках? Или тебе сразу яйца лишние отрезать, чтобы такие как ты больше не размножались.

Смотрю, что он оценил мой спич.

— Повторяю вопрос: Кто тебя навёл на эту хату?

— Парень! Он тебе не по зубам…

Молча втыкаю ему сложенные ножницы почти в то место, куда попал из нагана. Он не кричит. Только чуть рычит, сжав зубы.

— Ты не понял, в натуре? Тебя через канализацию по кусочкам в море будет вода смывать. А кости сожрут свиньи в ближайшей деревне. Тебя никто никогда не найдёт. А ты меня тут кем-то пугаешь…

— Я не пугаю! Не бей! Я расскажу. Но…

— Никаких «но». Начинаем сначала. Кто тебя навёл?

— Павлов. Николай Михайлович.

— Это ты про себя?

— Нет. Я Сеня. Петрыкин моя фамилия.

— А Павлов тогда кто такой?

— Майор. Мент. С уголовки.

— С какого отдела?

— Он… С центрального… На Петровке у него кабинет…

— Ты к нему туда, на Петровку стучать бегаешь?

— Нет. Я там был один раз. А потом он всё время меня вызывал на квартиру. На Ш-шаболовке. Там в переулках… Я могу показать.

— Адрес?

— Ы-и… Листьева. Двадцать.

— Номер квартиры:

— Н-не помню. Третий этаж. Вторая дверь справа… У него на двери номера нет. А дверь деревяшками оббита и лаком покрашена. Слева только одна дверь на том этаже.

— И чего он тебе приказал тут найти?

— Он не говорил, чтобы я заходил. Он сказал, чтобы я за жи… за одним евреем присмотрел.

— А чего за ним смотреть? Из тебя что, каждое слово за верёвочку тянуть надо?

— Ну, эта… У него…

— У кого у него? Блин. Ты соберись. У тебя, может быть. Самый важный разговор в жизни, а ты елозишь языком, как голым задом по сковороде. О, может тебя и правда горячей сковородой прижечь. Ты погоди! Я сейчас пойду на плиту поставлю…

— Не. Не надо! Я сейчас…

Он видимо собрался с мыслями и начал:

— Короче. Дружка его, кто-то на хате мочканул. Тоже мент. Капитан…

— Ну и что? А причём тут местный еврей?

— Капитан тот работал с бандой. Хаты ломили. По жид… по евреям часто работали. На них жмуров было, как…

— Дальше…

— Ну а теперь их всех, кто-то мочканул. И общак забрал…

— А ты тут при чём?

— Он меня поймал на горячем… прямо в хате взял. Там тайный звонок был. Я не знал. Вошёл. Начал шмонать. А тут мусора. Повязали… К нему отвезли.

— Ага. Он тебя принял, как родного и в стукачи завербовал. Продолжай!

— Ну-у…

— Хватит нукать!

— Я потом по его наводке тоже хаты ломил. Но я не по мокрому. По мокрому я не хожу.

— А *ули ты тогда на меня с ножом накинулся? Конфеткой хотел угостить?

— Я… Я машинально…

— Ага. Все так после на суде говорят. Я не хотел его убивать. Он сам на нож напоролся. Это вот, что у тебя? В твоём