Колокольня Кваренги: рассказы - Александр Шаргородский

Когда в бассейн заходили жены прокуроров — воды выходили из берегов. Дважды приходилось вызывать пожарную команду. Потом жен стали запускать по одной…

Да, наш ленинградский бассейн чем-то напоминал Московский Кремль. В него впускали по специальным пропускам, долго сверяя фотографию с оригиналом. Даже в штаб революции Смольный — и то легче было попасть. И ничего удивительного — партийные бонзы проводили больше времени в бассейне, чем в Смольном.

Говорили, что иногда там заседает горком, в полном составе, что прямо в воде им подносят шипящие шашлычки, и они смачно жуют в сопровождении симфонического оркестра.

По городу ходили слухи о ночных оргиях в бассейне, в которых принимали участие отцы города и отборные куртизанки. Говорили, что воду в бассейне на это время заменяли шампанским — отцы любили совокупляться в окружении советского шампанского.

Жители близлежащих домов рассказывали, что по ночам их будили женские визги: «Ой, мамочка!» и начальственные басы: «Раздвинь ноги, стерва!»…

Проникший хоть однажды в бассейн сразу становился городской знаменитостью. На него показывали пальцем на улице, начальство подобострастно здоровалось первым, его приглашали к пионерам, он был желанным гостем в любой компании.

— Помню, когда в позапрошлом году я посетил бассейн… — задумчиво начинал он.

Ему подливали водки. Смотрели в рот. Рассказы шли до рассвета… Прибывающих в город туристов в первую очередь везли к бассейну. Он находился на улице Правды, недалеко от института кинорежиссеров, куда меня спустя шесть лет не приняли как еврея. В то замечательное время евреев не принимали в институт не по результатам экзаменов, а по национальности…

— Вон видите — он там, за деревьями, — таинственно сообщали гостям города.

Гости пялили глаза.

— Где, где? — вопрошали они.

— Да вон, за теми дубами!

За дубами ничего не было видно — бассейн был хорошо укрыт от взглядов простых смертных. Туристам иногда намекали, что он сыграл выдающуюся роль в становлении советской власти, и что, если б не он — возможно, многое пошло бы вкривь и вкось…

Иногда на экскурсию в бассейн приводили секретарей коммунистических партий братских стран.

Сторож бассейна, старик Ходачек, любил им рассказывать, как товарищ Сталин, однажды посетив бассейн, спустился в воду.

— Вот так, величаво, прямо, в форме генералиссимуса, — гордо говорил старик Ходачек. — И с папкой бумаг подмышкой!

Секретари недоверчиво качали головами.

— Неужели прямо в форме? — удивлялись они.

— И в сапогах, — добавлял Ходачек. — Товарищ Сталин никогда не раздевается. Вот уже семьдесят лет! А если вдруг какое ответственное дело — спасать страну или мир?! Он что, по-вашему, портки натягивать будет?! Товарищ Сталин не спит и не раздевается! Чтобы поджигателя войны в момент ликвидировать! И вам бы следовало это знать!

— Каким стилем плавал товарищ Сталин, — спрашивали иногда секретари, — кролем или баттерфляем?

— А еще секретари! — огорчался старик Ходачек. — Товарищ Сталин такими глупыми стилями не плавает. Ишь, вообразили — товарищ Сталин — баттерфляем! А если мир спасать надо? У товарища Сталина свой собственный стиль!

— Какой? — интересовались секретари, которые тоже любили поплавать в своих бассейнах и знали все стили.

— Стиль «голубь мира»! — спокойно отвечал Ходачек.

— Надо бы узнать, что это за стиль, — переговаривались между собой секретари, — может, и нам его следует освоить.

— Сталин плавает быстрее, чем птица летает, — продолжал Ходачек. — Он так шпарит по бассейну — глазами не уследишь! Торпеда! Он Тихий океан переплывал! Чего ему эта лужа!..

— Товарищ Сталин, — старик Ходачек выпучивал свои круглые глаза, — если понадобится — взлететь может! И такие случаи уже неоднократно бывали! И кавказский орел по сравнению с ним — петух!

— Петух, петух! — соглашались секретари…

Нас, пацанов, в бассейн никогда не пускали — даже посмотреть, даже взглянуть одним глазком. Поэтому у нас была затаенная мечта — хоть раз прорваться туда, хоть бросить взгляд…

Однажды, уже после смерти генералиссимуса, но без всякой связи с ней, в школе вдруг появился стриженый мужчина, тренер, и спросил, кто хочет участвовать в соревнованиях по плаванию.

У меня замерло сердце.

— Где они будут? — спросил я.

— В бассейне на улице Правды, — ответил тренер. — Появилась уникальная возможность. Нам дали полчаса.

Я поднял руку.

— Ты каким стилем плаваешь, мальчик? — спросил он.

Я запнулся только на секунду.

— «Голубем мира»! — твердо сказал я.

В городе уже некоторые поговаривали, что Сталин плавал именно этим стилем.

Тренер строго взглянул на меня.

— Это еще что за стиль?!

— Вы не знаете? — удивился я. — Это стиль, которым плавал товарищ Сталин.

Тренер надолго задумался.

— Я не уверен, — наконец, сказал он, — что ты имеешь право плавать стилем генералиссимуса. Я узнаю, где следует.

Вновь тренер появился в нашей школе через несколько дней.

— Разрешили, — сообщил он, — в виде исключения. Приходи в воскресенье в бассейн с полотенцем и плавками…

Да, плавал я, как утюг, но очень уж мне хотелось посмотреть на таинственный бассейн. Я готов был утонуть, но взглянуть на это чудо.

Дома, чтобы не волновать родителей, я сообщил, что иду на олимпиаду по математике и в связи с этим попросил подготовить плавки.

Просьба вызвала некоторое удивление.

— С каких это пор для участия в математической олимпиаде требуются плавки? — спросила мама.

— После олимпиады мы поедем к морю, — соврал я, — освежиться.

— Ты разве не знаешь, — сказала мама, — что у тебя нет плавок? Держи трусы!

Я смотрел на трусы с великой печалью — они были сатиновые, длинные, выцветшие. Я боялся, что в таких трусах меня не пустят в бассейн — и я его никогда не увижу! Но охранник долго изучал мою фамилию, пытливо смотрел мне в лицо — и, наконец, пропустил. Трусы его, очевидно, не интересовали.

Высокий свод поднимался над синей водой. Подмигивал разноцветный кафель. Через стеклянный потолок улыбалось солнце. Пахло хлоркой и чем-то неведомым.

Я смотрел на лазурную гладь и представлял себе, как Сталин в мундире генералиссимуса проворно плывет стилем «голубь мира».

В это время в бассейне находился генерал Шматько. Генерал учился плавать. Он пересекал бассейн зигзагами, маневрируя, делая ложные движения — как будто бежал по обстреливаемому полю. Он пялил глаза, пыхтел, фыркал, храпел, пускал небольшие фонтаны.

Соревнования были под угрозой.,

Тренер позвонил куда-то по вертушке, стоявшей тут же, в зале.

— Пусть соревнуются, — разрешила вертушка, — но Шматько не касаться!

— Есть — не касаться! — по-военному отчеканил тренер, положил трубку и взял рупор.

— Будем проводить заплыв с препятствием! — объявил он. — Препятствие — генерал. Его следует огибать, оплывать, можно даже подплывать под него — но не касаться! Задача ясна?

— Ясна, — ответили все недружным хором.

Нас было человек шесть — все хилые, все в длинных сатиновых трусах.

— На старт! — скомандовал тренер.

Но его почему-то никто не слушал. Хиляги в выцветших трусах бродили вдоль бассейна, крутили головами, почесывались.

Тренер стал красным.

— На старт! — рявкнул он в рупор. — Я кому сказал, паразиты!

Он бросил рупор и начал нас нервно выстраивать у края бассейна.

— Вот так, бездельники. Вот так, разгильдяи!

Он опять схватил рупор.

— На старт! Внимание! Марш!

Никто не прыгнул. Хотя некоторые согнулись и даже вытянули вперед руки. Но потом выпрямились.

В гневе тренер бросил рупор в воду и чуть не прибил Шматько.

— Вы что ж, паразиты, делаете?! — орал он. — Вы что ж, мерзавцы, вытворяете?! Сейчас явится сам товарищ Самсонов!

Имя Самсонова было в городе достаточно известно, и мы все от страха попадали в воду, как тюки со свежим навозом. Я брякнулся о поверхность и тут же пошел ко дну. Вся моя жизнь прошла передо мной за несколько секунд — я был еще молод. Проскочило эскимо, дюны на заливе, родители в гамаке в сосновом бору, девочка Лена и почему-то физик с психрометром Августа в руках.

— Тело, погруженное в воду… — подмигнул физик, и я почувствовал, что вода у меня в носу, в ушах, во рту, в желудке. Я хотел ему ответить, что они с Архимедом неправы, что закон неточен — не только тело погружается в воду, но и вода в тело…

— Тело, погруженное в воду… — вновь подмигнул физик.

Спорить почему-то не хотелось…

Видимо, от дикой жажды жизни я отчаянно заработал руками, ногами, всем телом — и всплыл.

— Давай, давай, — орал тренер, — жми!