Зорро. Рождение легенды - Исабель Альенде

Бернардо проснулся не от воплей пиратов и не от выстрелов в другой стороне дома, а оттого, что Ана сильно встряхнула его. Мальчик подумал, что началось землетрясение, но мать, не отвечая на вопросы, с внезапной силой подхватила его на руки, перенесла в угол и запихала в одну из больших корзин. «Что бы ни случилось, не шевелись! Ты меня понял?» — Ана говорила резко, даже гневно. Бернардо никогда не видел мать такой встревоженной. Ана славилась своей кротостью, всегда была спокойной и приветливой, хотя жизнь обходилась с ней не слишком милостиво. Она безраздельно отдавала себя двум вещам: любви к сыну и служению хозяевам и была довольна своей скромной участью; но теперь, в последние минуты своей жизни, эта женщина обрела ледяную твердость. Она затолкала сына на самое дно корзины и завалила его ворохом белья. Оттуда, завернутый в тряпье, задыхаясь от запаха крахмала и от страха, Бернардо услышал крики, брань и хохот вошедших в комнату мужчин. Ана ждала, готовая на все, лишь бы спасти своего сына, и смерть уже отметила ее чело.

Пираты сразу поняли, что в этой каморке нет ничего ценного. Они уже собирались уйти, как вдруг заметили в полумраке молодую туземку с безумной решимостью в глазах, с копной черных как ночь волос, крутыми бедрами и крепкой грудью. Целый год и четыре месяца они бороздили океан, не имея возможности даже взглянуть на существо женского пола. Женщина была для них недоступней, чем мираж, который видят те, кого шторм застиг в открытом море. Почуяв сладкий запах Аны, бандиты забыли о спешке. Они сорвали грубую шерстяную рубашку, прикрывавшую тело женщины, и набросились на нее. Ана не сопротивлялась. Она молча, как мертвая, терпела все издевательства. Мужчины бросили ее на пол в двух шагах от корзины, в которой прятался Бернардо, и мальчик слышал слабые стоны своей матери, заглушаемые звериным пыхтением насильников.

Пока пираты мучили Ану, Бернардо не мог пошевельнуться, парализованный ужасом. Он съежился в корзине, с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту. Спустя целую вечность он понял, что кругом стоит мертвая тишина и пахнет дымом. Мальчик подождал еще немного, пока не начал задыхаться, и тихо позвал Ану. Никто не ответил. Он позвал мать снова и снова и наконец отважился высунуться из корзины. Через дверной проем проникали струйки дыма, но до этой части дома пожар не дошел. Тело Бернардо совсем онемело, и вылезти из корзины ему стоило огромных усилий. Его мать лежала на полу, нагая, с длинными черными волосами, рассыпанными по полу, словно раскрытый веер, и горлом, перерезанным от уха до уха. Мальчик молча сел рядом с Аной и взял ее за руку. С тех пор он молчал много лет.

Так его и нашли, немого и перепачканного материнской кровью, через несколько дней, когда пираты были уже далеко. Поселок Лос-Анхелес подсчитывал потери и тушил пожары, и никто не отправился на гасиенду де ла Веги посмотреть, что произошло, пока падре Мендоса, истерзанный неотступным предчувствием, не явился в поместье с маленьким отрядом неофитов. Огонь сожрал мебель и часть деревянных перекрытий, но дом выстоял, и, когда подоспела помощь, пожар уже погас сам по себе. Нападавшие ранили несколько человек и убили пятерых, включая Ану, которую нашли в том положении, в котором ее оставили убийцы.

— Помоги нам Господи! — воскликнул потрясенный падре Мендоса.

Он укрыл тело Аны одеялом и поднял Бернардо на руки. Мальчик окаменел, его взгляд остановился, страшный спазм сводил ему челюсти.

— Где донья Рехина и Диего? — спросил миссионер, но Бернардо, казалось, его не слышал.

Оставив мальчика на попечение уцелевшей служанки, которая принялась укачивать его, словно младенца, напевая протяжную индейскую колыбельную, священник вновь и вновь обходил дом и звал Рехину и Диего.

Время в тоннеле текло незаметно, туда не проникал дневной свет, и потому в вечных сумерках не ощущалось течение времени. Диего не знал, что происходит в доме. Сюда не проникали ни звуки снаружи, ни дым пожара. Мальчик ждал, сам не зная чего, а измученная Рехина то приходила в себя, то снова впадала в забытье. Диего старался не двигаться, чтобы не беспокоить мать, несмотря на боль в груди, кинжалом пронзавшую его при каждом вздохе, и затекшие ноги. Время от времени усталость побеждала его, но через несколько минут он просыпался в полной темноте от боли и дурноты. Диего чувствовал, что замерзает, и не раз попытался встряхнуться, но сонливость одолела мальчика, и он снова начал клевать носом, погружаясь в мягкое, пушистое облако сна. В этой летаргии протекла большая часть дня, пока Рехина наконец не испустила стон и не пошевелилась. Диего вздрогнул и проснулся. Удостоверившись, что мать жива, он в один миг вновь обрел мужество. Охваченный безумным, всеобъемлющим ликованием, мальчик покрыл родное лицо страстными поцелуями. С трудом приподняв налитое тяжестью тело матери, Диего постарался поудобнее устроить раненую на полу. Размяв затекшие мышцы, он пополз на четвереньках в поисках свечей, которые они с Бернардо хранили в пещере для своих ритуалов. Голос бабки спросил его на языке индейцев, каковы пять основных добродетелей, но мальчик не смог вспомнить ни одной, кроме мужества.

Рехина открыла глаза и поняла, что находится в пещере вместе с сыном. У женщины не было сил ни для расспросов, ни для лживых утешений. Она только сумела попросить Диего разорвать ее рубаху и перебинтовать рану у нее на груди. Мальчик сделал это, уняв дрожь, и увидел, что у его матери глубокая ножевая рана ниже плеча. Он не знал, что делать дальше, и продолжал ждать.

— Жизнь уходит из меня, Диего, ты должен пойти за помощью, — пробормотала Рехина спустя некоторое время.

Мальчик посчитал, что по пещерам может дойти до взморья, незаметно добраться до поселка и позвать на помощь, но на это ушло бы слишком много времени. Подумав, он решил рискнуть и выглянул через дверцу в камине, чтобы разведать, что происходит в доме. Маленькая дверца была надежно скрыта за штабелями дров, и оттуда можно было оглядеть всю комнату, оставаясь невидимым.

Высунувшись, Диего ощутил резкий запах паленого дерева, но рассудил, что за дымовой завесой будет легче спрятаться. Тихо, как кошка, он вышел через потайную дверь и притаился за штабелем дров. Стулья и ковер покрывала копоть, картина со святым Антонием полностью сгорела, стены и потолочные балки дымились, но пламя уже погасло. В доме царила мертвая тишина; . Диего решил, что все кончилось, и отважно двинулся вперед. Он осторожно скользил вдоль стен, плача и кашляя, и постепенно обошел весь первый этаж. Мальчик не мог даже вообразить себе, что здесь произошло. Возможно, все были убиты или сумели убежать. В передней царил хаос, как после землетрясения, повсюду были пятна крови, но трупы кто-то успел убрать. Диего показалось, что он видит кошмарный сон и его вот-вот разбудит ласковый голос Аны, зовущий к завтраку. Задыхаясь в сером дыму недавнего пожара, мальчик пробирался на половину слуг. Вспомнив об умирающей матери, Диего махнул рукой на осторожность и вслепую, напролом бросился по коридорам, пока его не подхватили чьи-то сильные руки. Мальчик закричал от испуга и от боли в сломанных ребрах, к горлу его вновь подступила тошнота, и он почти потерял сознание. «Диего! Слава богу!» — произнес голос падре Мендосы. Почувствовав знакомый запах старой сутаны и прижавшись к колкой небритой щеке, Диего окончательно потерял самообладание и разрыдался, как малое дитя. Потом его стошнило.