Про меня и Свету. Дневник онкологического больного - Вероника Севостьянова

17 октября

Аня лежит в отделении уже два месяца. Ане сорок два, и она красивая. А еще Ане сделали операции сразу на обе груди, потому что у нее индекс ki 67 такой же высокий, как у Анджелины Джоли.

Опухоль у Ани была только в одной груди, и размер ее не превышал сантиметра в диаметре, но вероятность быстрого развития рака оказалась очень высока. Впрочем, там учитывался не только этот известный всем с подачи голливудской звезды индекс. На диагностирование повлияли еще и другие факторы. В нашей стране, хотя индекс ki 67 и рассчитывается при проведении гистологии, решающим он не является. Все остальные умные слова из диагноза я даже не буду здесь пытаться воспроизвести. Ведь в конце концов я изначально решила, что пишу не научный трактат, а дневник пациента. Так что и продолжу только об ощущениях, о восприятии, об эмоциях и о моих подругах по лечению. Итак, про Аню.

Оперировали ее сразу в четыре руки, двумя хирургическими бригадами, наш с Наташей любимый доктор и кокетливый Василь Петрович. И сделали такую же тонкую операцию, как американские специалисты – Анджелине Джоли. Надрезали кожу, вынули живую ткань, вставили импланты, зашили. С единственной разницей, что Ане эту операцию сделали в государственном медицинском центре, для нее фактически бесплатно, по полису обязательного медицинского страхования. Вот и говорите мне потом, что в России медицина отсталая. Все та же медицина, такие же, как и во всем мире, талантливые или неталантливые врачи. И, как и везде, излечение больного во многом зависит от человеческого фактора. У Ани теперь красивая грудь. Конечно, в первые дни после операции она плакала от боли. И рассказывает, что во время одной из первых перевязок даже умудрилась нашего хирурга от себя оттолкнуть. Инстинкт, знаете ли, сработал, настолько было нестерпимо больно от каждого прикосновения. А сейчас она уже только посмеивается при осмотрах: “Ну что вы из меня какую-то куклу силиконовую сделали? Неестественно же так, слишком идеально”. “Но ведь красиво”, – улыбаются в ответ врачи. И Аня честно соглашается: “Красиво”. И только врач-узист ругается, что слишком сильно Ане кожу растянули. Потому что до операции был у Ани второй размер груди, а теперь полноценный третий. “Любимый размер доктора что ли? – ворчит этот специалист при очередном плановом осмотре. – Почему больше естественного размера импланты покупали?”. И Аня сначала серьезно пыталась пояснять, что имплантов нужного производителя и нужного размера в то время в городе в магазинах просто не было, а потом она уже поняла, что врач каждый раз просто шутит и пытается ее развеселить. Потому что Аню в отделении любят. Аня стойко переносит все тяготы лечения. И, в отличие от Анджелины Джоли, у Ани впереди еще несколько курсов химиотерапии.

Ну и еще об Анджелине Джоли. Полгода назад, весной, когда голливудская актриса рассказала всему миру, как она обновила себе грудь, мы со Светой на нее тогда страшно обиделись. Нам казалось очень несправедливым, что мы тут в онкоцентре проходим лечение, борясь с реальным заболеванием, а она там, вдалеке, совершенно здоровые ткани удаляет. А сейчас, спустя время, я поняла, что испытываю благодарность к этой мудрой женщине и талантливой актрисе. Да, она сделала превентивную операцию, пытаясь избежать угрозы рака. Да, она рассказала об этом всем и призвала женщин не бояться последовать ее примеру. И в те недели, когда между мной и доктором шел длительный спор – пытаться оставить мою грудь на месте или “резать все к черту, не дожидаясь перитонита”, – я, конечно, отстаивала свою точку зрения, но подспудно уже готовилась и к радикальному исходу. Я ходила по магазинам, приглядывалась к постоянным и временным имплантам, рассматривала специализированное белье и восторгалась красотой купальников для тех женщин, кто пережил полную мастэктомию. А самое главное, что я заготовила себе правильную речь и победную улыбку. Я уже представляла, что в тот момент, когда кто-то начнет выспрашивать: “А как это, жить с удаленной грудью?” – я буду скептически морщить лоб и недоумевать в ответ: “Да вы, оказывается, не в тренде, сейчас все так делают, это же модно, это как у Анджелины Джоли”.

18 октября

Со Светой мы созваниваемся каждый день. Наша дружба, родившаяся 8 апреля, когда мы в одно время пришли на первый прием к хирургу, так и продолжается. И мои родственники и друзья, справляясь о моем здоровье, в конце разговора давно уже каждый раз обязательно уточняют: “А как там Света?” А Света, так же как и все мы, старательно воюет за свое здоровье. Борется с тошнотой, с болью, с неуправляемым испугом, с депрессией, с непониманием окружающих и с огромной вселенской усталостью, и, если честно, еще не известно, какой из этих врагов более силен и страшен.

Сегодня после нашего очередного разговора я понимаю, что выбрала правильную клинику. Свету прооперировали в Железнодорожной больнице, там, где мы вместе проходили первые четыре химиотерапии. Меня перед пятой химией перевели к моему любимому хирургу в новый центр за городом, а Света так и продолжила лечение в Железке. А ведь я тогда тоже плакала, капризничала и пыталась убедить оставить меня лечиться на прежнем месте. Страшно было уходить. Знаете, когда уже полгода провела с врачами, начинаешь к ним относиться как к своим. И понимаешь, что они отслеживают динамику лечения не только по справкам и бумагам, а удерживая в памяти большинство сложных показателей каждого из своих пациентов. И потом, ведь в те дни мой любимый хирург еще не назывался “любимым”, я вообще к тому моменту видела этого самого хирурга только один раз. Но сегодня я, как обычно, могу констатировать: все что ни делается, делается к лучшему. Мне нравится лечиться в специализированном онкологическом центре.

Написала эту фразу, и самой стало смешно. Словосочетание “нравится лечиться” – это, конечно, нонсенс. Болеть и лечиться мне не нравится, но в моем случае хорошо, что я лежу в одном отделении с такими же, как я. У нас схожие диагнозы, у нас одна болезнь, у нас у всех одинаковый риск. И мы рассказываем друг другу, как пережить неприятные ощущения, делимся пластырями для заклеивания наших ран и переписываем друг у друга телефоны платных кабинетов, где делают “самые правильные анализы”, и магазинов, торгующих имплантами и специализированным бельем. А со Светой в палате лежит женщина с заболеванием брюшины и бабушка с прооперированной грыжей. И Свете даже не с кем поговорить.

Света звонит мне и спрашивает, спрашивает, спрашивает. И я передаю ей не только свой опыт, но и рассказы всего нашего отделения. И после таких разговоров Свете становятся более понятны и собственные ощущения, и манипуляции врачей. Но сегодня Света сразу сказала: “Звоню тебя посмешить”. И действительно, посмешила. А я снова ощутила разницу между больницами общего и онкологического направления и порадовалась, что благодаря судьбе лежу здесь.