Где кот идет 2 - Игорь Водолеев

– Сергей пока не может ходить, – нахмурился Мамаев. – На последних испытаниях он сломал ногу и сейчас лежит в областной травматологии.

Я посмотрел на Мамочку. Сгорбившись, он сидел на стуле и уныло грыз ногти на левой руке. Таким я его никогда не видел. Под ложечкой у меня что-то екнуло.

– Гм! – прочистил я горло. – Ну, хорошо. А в чем суть художественного замысла этого, тык-скать, романа?

– Замысел прост, – оживился Мамаев. – Надо рассказать студентам и школьникам о том, что время связано с гравитацией. Они задумаются, а потом кто-нибудь возьмет да изобретет машину времени.

– А где конфликты? – возразил я. – Сюжетные ходы и все такое? В нашей фантастике хорошее всегда боролось с еще более лучшим.

– Не волнуйся, конфликтов здесь хватает, – заявил Мамочка. – Да что я тебе рассказываю! – он с шумом поднялся со стула. Я невольно встал вместе с ним.

– Нет, ты, пожалуйста, оставайся! – он угрожающе навис надо мной. – Рукопись на столе. До обеда еще уйма времени. Читаешь ты быстро. Вернусь, тогда и поговорим.

– Сколько здесь? – обреченно спросил я, взвешивая папку в руке.

– Для тебя – немного, – отрезал он. – Ты профессионал, или кто? Работай! Родина тебя не забудет.

Мамаев вышел. В комнате сразу стало просторнее, дышать стало легче. Выбора у меня не было. Развязав папку, я достал пачку листов и принялся за чтение.

Часть 3

Глава 9

Далеко на окраине солнечной системы, на расстоянии свыше 10 триллионов километров от Солнца, кружатся в безмолвном хороводе сбившиеся в гигантское облако промерзшие насквозь кометные ядра. Время от времени одно ядро сталкивается с другим, плетущимся рядом, и они слипаются, теряя скорость. Тогда весь этот огромный снежный ком, не имея сил противостоять пусть слабому, но настойчивому притяжению со стороны центрального светила, сходит с орбиты и начинает движение по новой траектории навстречу разрушительному сиянию Солнца.

За полмиллиона лет до Рождества Христова обломок твердого метана с вкраплениями хлопьев аммиака врезался в середину сорокакилометровой ледяной горы при относительной скорости около пяти километров в секунду. Мгновенно раскалившиеся от удара десять миллионов тонн аммиачно-метановых кристаллов пробили покрытую пылинками двуокиси кремния рыхлую поверхность айсберга и оказались внутри ледяной толщи. От нестерпимого жара лед закипел, превращаясь в пар, который мгновенно устремился наружу, но, встретив космический холод, осел на стенках щелей, закупоривая их ледовыми пробками.

Через несколько дней под поверхностью айсберга образовалась герметичная полость диаметром в три километра, заполненная перегретой газовой смесью из метана и аммиака с температурой пятьсот градусов при давлении сто атмосфер. Возник огромный естественный химический реактор, в котором непрерывно синтезировались и распадались многоатомные органические молекулы. Некоторые циклические соединения нитроводородов оказались довольно устойчивыми и могли существовать уже часами в этой горячей атмосфере, насыщенной молекулами кремния.

Год спустя температура паров снизилась до критической точки и в газовых завихрениях появились первые капельки воды, которые начали оседать на внутренней поверхности полости, обращенной к центру ледяной горы. Капельки сливались в ручейки, стекавшие в широкую воронку, выплавленную в теле айсберга кумулятивной струей раскаленных газов, образовавшихся в момент взрыва.

Через десять лет давление паров в полости упало до двух атмосфер. На месте центральной воронки возникло глубокое озеро, над вогнутой поверхностью которого непрерывно клубился туман, насыщенный парами метана и аммиака. Температура воды у дна озера стабильно держалась на отметке четыре градуса по Цельсию, но в его верхнем, самом горячем слое, имевшем толщину всего сорок сантиметров, циклические молекулы, захватывая свободные радикалы, содержащие атомы кремния и фосфора, соединялись в длинные прочные цепочки, образуя биополимерные макромолекулы. Эти макромолекулы постоянно увеличивались за счет окружающей среды до тех пор, пока их длина не достигала одного-двух микрометров, после чего биополимер делился на две половинки, каждая из которых начинала свое самостоятельное существование.

Сто лет спустя температура верхнего слоя воды в озере снизилась до тридцати пяти градусов по Цельсию. Это привело к нарушению энергетического баланса в макромолекулах. Гигантские биополимеры начали расщепляться на малоактивные промежуточные формы, которые уже не имели способности к размножению и стали легкой добычей других биологических объектов, поднявшихся из глубинных, более холодных слоев озера. Новые существа имели в десять раз меньшую длину, но они уже умели создавать вокруг себя гибкую оболочку из ветвистых молекулярных цепочек углеводородов, что придавало им особенную прочность.

Через тысячу лет температура на поверхности озера снизилась до восьми градусов по Цельсию, при этом толщина его зоны жизнеобитания уменьшилась до десяти сантиметров. В этом узком слое между мельчайшими вирусоподобными существами, различимыми только в самые мощные микроскопы, развернулась ожесточенная и бескомпромиссная борьба за выживание. При непрерывных столкновениях белковая оболочка уже не могла служить надежной защитой, но часть вирусов научилась закутываться в тончайшую паутину из нитевидных силикатных кристаллов толщиной всего в несколько десятков атомов. На головке такого вируса имелся целый букет из активных ферментов, окруженный грозным частоколом кристаллических усов. Пробивая усами белковую оболочку ближайшего соседа и вгрызаясь в его тело, вирус пускал в ход ферменты, которые расщепляли ядро жертвы на нуклеотиды, превращая его в питательный бульон.

Через десять тысяч лет внутреннее озеро покрылось льдом и промерзло почти насквозь. Жидким оставался тонкий, толщиной не более двух сантиметров слой коллоидного раствора. Вирусы нового поколения медленно плавали в этой холодной жидкости, постепенно покрываясь твердой силикатной оболочкой. Через сто тысяч лет насыщенный окуклившимися микроорганизмами коллоидный раствор замерз и движение в озере прекратилось.

Через двести тысяч лет давление газов у поверхности замерзшего озера, принявшего вид параболоида вращения диаметром около километра, упало до одной сотой атмосферы. К этому времени толщина стенки, отделявшей внутреннюю полость ядра кометы от космического пространства, уменьшилась до двух метров.

Через пятьсот тысяч лет ядро кометы пересекло орбиту Плутона. До рождения Эда Хэлли, первооткрывателя кометы, оставалось десять тысяч лет.