Писатель и самоубийство. Часть 1 - Григорий Чхартишвили

А за 39 членами секты «Врата Небесные» прилетел космический корабль, на котором они покинули Землю 25 марта 1997 года.

Прибытия инопланетных спасателей «избранные» ожидали давно, и когда некоторые средства массовой информации сообщили, что в шлейфе приближающейся кометы Хейл-Боппа различим некий летающий объект, секта засобиралась в дорогу. Ведь Маршалл Эпплуайт предупреждал, что рано или поздно желанный час настанет.

Этот человек, сын пресвитерианского священника, с ранних лет связал свою жизнь с религией: закончил семинарию, руководил церковным хором, преподавал музыку в католическом колледже. Преподавательская карьера Эпплуайта оборвалась из-за его гомосексуальных пристрастий, которые в Америке конца 60-х еще считались предосудительными — во всяком случае для педагога.

Избавиться от плотских соблазнов Эпплуайту помогли чудесные голоса, курс лечения в психиатрической клинике и встреча с Бонни Неттлз, медсестрой, которая верила в то, что все зло коренится в сексе. Подвергнувшись кастрации, Эпплуайт окончательно избавился от похоти и вместе со своей духовной супругой основал новую религию, члены которой не делали различия между полами: одинаково одевались, одинаково стриглись, отвергали половую жизнь — одним словом, стремились быть похожими на платоновых андрогинов. Некоторым мужчинам для достижения духовной безмятежности пришлось последовать примеру «пророка» и согласиться на кастрацию. Плотский брак и зачатие считались препятствием к воскресению, ибо в Евангелии от Луки сказано:

«Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и Воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят».

Эпплуайт проповедовал, что душа может быть отделена от тела, перенесена в космос и затем воплощена вновь. Сам «пророк» рассказывал, что уже побывал на Земле 2000 лет назад — под именем Иисуса — и теперь вернулся, чтобы спасти немногих достойных. Власть на планете захватили злые инопланетяне-люциферианцы, поэтому миру предстоит подвергнуться кардинальной чистке. Теология секты основывалась все на том же «Откровении Иоанна Богослова», где говорится о двух свидетелях, которые пролежат мертвыми три с половиной дня, а потом воскреснут: «И услышали они с небес громкий голос, говоривший им: взойдите сюда».

Как и все прочие проповедники этого склада, Эпплуайт проявил недюжинные деловые способности и создал в высшей степени успешное коммерческое предприятие, главным образом занимавшееся компьютерным дизайном — имущественный и образовательный уровень паствы «Врат Небесных» был очень высок. Коммуна купила ранчо в Калифорнии и дожидалась там Знака, распространяя свое учение через Интернет.

Как водится, коллективному самоубийству предшествовало параноидальное ожидание гонений — в данном случае лишенное каких бы то ни было оснований, потому что агрессивностью последователи Эпплуайта не отличались и никаких законов не нарушали. Вполне достаточно оказалось насмешек и безразличия, с которыми встретили проповедников из «Врат Небесных» студенты, когда новые андрогины предприняли попытку «пойти в народ». На интернетовском сайте секты появилось сообщение: «Это сигнал, что нам пора готовиться к возвращению домой. Сад зарос сорняками, он больше не плодоносит. Пора его перелопатить, пора сдать цивилизацию в утиль на переработку».

Тут-то некоторые астрономы и углядели в хвосте кометы необычный объект, по очертаниям похожий на космический корабль. Это, конечно, был Знак.

Сектанты обрядились в пурпурные хламиды, выпили водки с фенобарбиталом и уснули вечным сном.

Вряд ли эта глава — последняя в саге о коллективном «суицидном спасении».

Продолжение следует.

Раздел III. Философия

— Старые философские места, одни

и те же с начала веков, — с каким-то

брезгливым сожалением пробормотал

Ставрогин.

— Одни и те же! Одни и те же с

начала веков, и никаких других никогда!

— подхватил Кириллов с сверкающим

взглядом…

Кажется, Новалис был первым, кто сказал, что самоубийство — деяние чисто философское. Это безусловно так. Даже в тех случаях, когда самоубийца неграмотен и слыхом не слыхивал о философии, он все равно принял важное философское решение: признал, что его жизнь (а стало быть, и жизнь вообще, потому что все остальные жизни он может постигать лишь через собственное существование) плоха, лишена смысла, и лучше ее прекратить.

В свое время нас учили, что главный вопрос философии — об отношении материи и сознания. Вопрос сформулирован неверно. То есть не то чтобы совсем неверно — скучно. Разве нам, живущим на свете, денно и нощно не дает покоя забота о том, что первично — дух или вещный мир? Нет, мы хотим быть счастливы, и многим из нас для этого необходимо знать, зачем мы родились, что мы здесь делаем, деваемся ли куда-нибудь после смерти и есть ли в нашем существовании хоть какой-то смысл?

Самое время привести цитату, без которой, кажется, не обходится ни одна книга о суициде:

«Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии». (Альбер Камю)

Самоубийца решает этот вопрос отрицательно: жизнь — пустая трата времени. Самоубийце неинтересно, чем закончится этот спектакль, он уходит, не дождавшись финала.

Предложим иную редакцию главного вопроса философии: кем является человек по отношению к собственной жизни — владельцем или сторожем? Если я — хозяин, то имею право поступать со своим имуществом, как мне заблагорассудится, пусть даже себе во вред. Если же я, как утверждает религия, — нечто вроде арендатора, то я, конечно, могу разворовать или уничтожить доверенное мне сокровище, но в этом случае я злодей и разбойник. Настоящий хозяин жизни с меня спросит. Дискуссия между идеалистами и материалистами, между сторонниками и противниками самоубийства в значительной степени представляет собой то, что на современном юридическом языке называется имущественным конфликтом из-за права собственности.

Помни главное: дверь открыта. (Эпиктет)

В систематических каталогах российских библиотек суицидологическую литературу совершенно справедливо относят к общей философской категории «Смысл жизни». Однако

«То, что называется смыслом жизни, есть одновременно и великолепный смысл смерти». (Альбер Камю)

Философия — дисциплина, которую смерть и то, что будет (или чего не будет) после смерти, занимает ничуть не меньше, чем жизнь.

«Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним — умиранием и смертью». (Платон)

Там же, в платоновском «Федоне», сказано, что философия — упражнение в смерти, а философствовать — значит приготовляться к смерти, облегчать себе смерть. Не оттого ли из всех жанров литературы философия дала наименьшее количество самоубийц, в чем легко убедиться, пролистав «Энциклопедию литературицида»? Философ все время помнит о смерти, работает с нею, видит ее перед собой. Он подобен верхолазу, который приучил себя не бояться высоты, и от взгляда вниз у него не кружится голова, как у обычного человека. Хотя профессия, конечно, опасная, и если утратить бдительность, то можно и сорваться. Это — стезя философа-дилетанта Кириллова, самоубийцы «с рассудка».

Меж отрицателями жизненного смысла есть люди серьезные, это те, кто свое отрицание завершают делом — самоубийством… (В. Соловьев)

Спор философов о самоубийстве продолжается по меньшей мере два с половиной тысячелетия, со времен античности. Однако корректной (то есть оперирующей одной и той же системой аргументации) дискуссия эта была недолго: сначала в дебаты о целесообразности этого деяния проник этический фактор, с трудом поддающийся логическому анализу, а затем в спор вмешалась религия, и с тех пор сторонники и противники суицида заговорили на разных языках. Философская дискуссия в чистом виде осталась достоянием дохристианского периода, а после второго дыхания, которое она обрела в XVIII веке, даже завзятые рационалисты из числа спорящих уже не могли оставить в стороне религиозно-этический аспект проблемы.

На заре же философии, когда человек упивался разумом, как новой увлекательной игрушкой, когда высшим достижением мысли считался софизм, а тираны прислушивались к совету парадоксалистов, в хитроумных ристалищах о самоубийстве Бог мог и не участвовать. Дискуссия велась по двум направлениям. Волен ли человек обрывать свою жизнь, когда ему заблагорассудится, или должен при этом учитывать интересы общества, частью которого является? И еще — уже в стане апологетов неограниченной свободы выбора — когда правильнее убивать себя: когда тебе плохо или когда тебе хорошо?