«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник) - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А то поймут, откуда я иду.
– Не понял: зачем у него там эти очки? – сказал Режиссер. – «Я дам тебе сигнал» – вот конец эпизода. А потом она смеется.
– И мы сразу переходим на дверь, – подхватил Оператор. – На двери солнце, она долго жмурится… И – бац! – она уже бежит по двору, как в этом японском фильме… И ее счастливый, прекрасный пробег по двору…
– Очков не надо! – объявил Сережа.
– Репетиция! – закричал Режиссер.
– Актеры, на площадку! – уже орал Сережа.
Вечером он вернулся в пустую квартиру и просто задохнулся от нежности. Он взял ее полотенце, почувствовал ее запах и понял, что сейчас заплачет. Он не представлял себе, как он мог желать утром, чтобы она скорее ушла…
Всю неделю он ждал, что она позвонит. Но она не звонила. И только через десять дней он увидел на лестничной клетке привязанный к перилам воздушный шарик.
А вечером она позвонила:
– Видишь, я не смогла не прийти. Я уже не могу делать то, что я хочу.
Они продолжали встречаться, но это были уже совсем другие, новые встречи. Он вдруг начал интересоваться, где она проводит время без него. И все время спрашивал:
– А где ты была вчера?
– Не важно, не важно…
Он узнал постепенно, что она уже не занимается велосипедом, ушла с курсов подготовки в институт и работает в Доме моделей манекенщицей.
– Хожу по язычку. Язычок – это место, где мы расхаживаем.
Он очень расстроился и начал страстно объяснять ей, какое это ужасное место – Дом моделей (хотя никогда там не был).
– Это вертеп!
– Я никогда, ничего не буду тебе рассказывать…
Он пришел в Дом моделей, уселся в заднем ряду, смотрел, как она выходила в ослепительном платье (туалет для новобрачных), и вдруг понял, что у них изменилось: пропала та счастливая легкость, та радость необязательности…
Теперь он хотел все знать о ней, и злился, и ревновал, если не знал.
Актрису опять вывели на площадку.
– Надеюсь, мне хотя бы в минуту съемки скажут, что говорить! Вы все время меняете текст!
– Милая, хорошая, добрая, забудьте, что у вас дурной характер и слушайте сюда! – кричал Режиссер. – Значит, идете, идете, идете от него! И вдруг у вас будто вырвалось: «Я тебя люблю!» И все! Поняли? Люблю! И все! И никаких его идиотских слов! Репетиция!
– Тишина! – заорал Сережа.
– Тишина, – повторили Женщины с никакими лицами.
– Мотор!
– Кадр 333, дубль 1.
– Я тебя люблю!
– Стоп! Нет! Нет! – страдал Режиссер. – Соберитесь! «Люблю» – это главное слово человечества! Это – глыба! Ради этого слова – все! Все предательства, все убийства, все подвиги! Ну! Ну, родная! Соберитесь!
– Просто я хочу знать, где ты сейчас работаешь. Это естественно.
– В Доме моделей.
– Врешь! Вчера я случайно зашел в Дом моделей…
– А я все думаю себе: кто такой знакомый в последнем ряду…
– Но вчера мне сказали, что ты совсем ушла из Дома моделей! Мне наплевать, где ты работаешь, мне неприятно, что ты мне врешь!
– Есть такая передача – «Хочу все знать». Один мой знакомый называет ее «Хочу хоть что-нибудь знать».
– Меня не интересуют твои дурацкие знакомые с кретинскими фразами! Где ты проводишь дни? Где ты была, например, сегодня?
– Сегодня я ходила с одним человеком и покупала мыло его маме ко дню рождения. Он мой старый друг… и он попросил меня.
– Меня не интересует сегодня! Где ты вообще работаешь? Где? Где?
– На меня нельзя кричать, а то я уйду.
– Перестань паясничать! И перестань врать! Раз и навсегда! Я не хочу, чтобы ты… – он хотел сказать – «шлялась», – была черт знает где! Я не хочу слышать про твоих кретинских знакомых! Ты… ты…
Она тихо-тихо ахнула и зашептала:
– Как же? Ты что?
– Тишина!
– Попробуем еще раз снять!
– Мотор!
– Кадр 333, дубль 2.
И Актриса рванулась к камере:
– Я тебя люблю!
– Стоп! Назад! Еще раз! Съемка!
– Тишина в павильоне!
– Мотор!
– Кадр 333, дубль 3.
– Ну?!
Актриса не двинулась с места.
– Ну?! Ну?! – вопил Режиссер.
И, не выдержав, Женщина с никаким лицом истерически выкрикнула:
– Я тебя люблю!
– Стоп! Стоп!
Она плакала.
– Как же ты мог… Все правильно! Это мне за все! Ну конечно, если я с тобою, значит, я… Боже мой! Как ты обо мне думаешь! Спасибо! Будь я проклята! Спасибо тебе!
Ее било. Начался взрыв, рожденный из пустяка. Все, что накопилось, молчало, распирало, – рванулось наружу. Она плакала страшно, горько, она кричала…
– Я тебя люблю! Еще раз! Начали! Съемка!
– Тишина!
– Мотор!
– Кадр 333, дубль 4.
– Я тебя люблю!
– Кадр 333, дубль 5.
– Я тебя люблю!..
– Я тебя люблю!
– Я тебя люблю!!!
Он целовал ее, просил прощения и был счастлив, потому что понимал, что она его любит.
Она долго счастливо всхлипывала, потому что она тоже понимала, что он ее любит.
– Не буду я с тобою, клянусь. Сегодня мы в последний раз. Как же ты относишься ко мне? Ну что за дела такие! Все на меня кричат – мама, ты, бабушка Вера Николаевна, хоть удавись, честное слово!
Потом они лежали в кровати, и он спросил:
– Ну и где же ты все-таки работаешь?
Она засмеялась.
– Знаешь, что я сейчас вспомнила? В детстве мама меня наказывала – ставила в угол на коленки, на горох. Сколько я там простояла! Но зато так было хорошо, когда после всех слез мама меня прощала, и мы мирились. Помнишь, ты рассказывал что кто-то очень умный сказал… «Надо возделывать свой сад»… Каждый человек должен трудиться физически, только труд физический, тяжелый дает покой душе и верную точку зрения на жизнь… А еще ты цитату мне сказал из Толстого, помнишь?
Он с ужасом вспомнил. Да, он разговаривал с ней как с собой, то есть попросту размышлял вслух, и оттого нес много бреда. Он забывал, что она ему верила, потому что думала: он знает. И еще он вспомнил, как однажды встретил ее в библиотеке Ленина с тетрадочкой под мышкой. Она попыталась спрятаться за колонну, но он извлек ее оттуда. Она все равно убежала, а потом объясняла:
– Я просто не была готова к встрече с тобой. Когда иду к тебе… мне надо немножко собраться. И вообще, я могу настраиваться только на что-нибудь одно…
Вот тогда он узнал у нее и про тетрадочку.
– Я после твоих разговоров всегда иду в библиотеку и читаю все, о чем ты рассказываешь. И записываю все это в тетрадочку… Я таких тетрадочек много исписала, я всегда их на ночь перечитываю – умнею…
– Ну и где же ты работаешь? – спросил он почти со страхом.
– Только ты не смейся, слово?.. Нет, ты скажи, скажи!
– Слово.
– Я устроилась землекопом в Ботанический сад. Там бригада, прекрасные люди, цветы сажаем. Представляешь: весна, дымок от костров… Ты посмотри, какие у меня стали руки… Хочешь, потру о щечку? Чувствуешь? Чувствуешь?
Потом она обнимала его своими новыми, шершавыми руками, и он с ужасом сказал вдруг:
– Я тебя люблю.
– Ну что, единственная и прекрасная, ты можешь сыграть простую сцену: «Я тебя люблю»? Можно или нельзя? У тебя было что-нибудь подобное в жизни?!
Актриса молча ушла из павильона.
– Нахалка! – сказала Женщина с никаким лицом.
– Отдохнем! – сказал Режиссер.
– Федор Федорович, – сказал Сережа, – по-моему, ей не нравится парик.
– Перерыв для всех! – сказал Режиссер.
Погасли юпитеры, и Режиссер подошел к нему:
– Маска, я тебя знаю. Я нашел гениального актера на роль контролера.
– Какого контролера?
– Я тебе не сказал? После первой ночи они у тебя гуляют по парку, так вот… Представь: они заходят в комнату смеха, а там контролер… Да ты не бойся, это ничего не испортит, иначе все получается, как ты любишь – нестерпимо сентиментально… Кстати, почисти язык. Ты видел Актрису. Ну можно с таким лицом произносить все твои «влопалась», бессмысленные междометия, идиотски переспрашивать и хихикать?
Она переспрашивала, потому что волновалась, потому что…
– Кстати, эпизод с Ботаническим садом мы все равно не успеем снять – ушла натура… Я его объединил с эпизодом в театральной кассе. Грандиозный эпизод! И то, что ей деньги не пришли, – это такая правда!.. И эти твои грустные грузины в кепках… Это на сливочном масле!
В Ботаническом саду окончился сезон, и она устроилась в театральную кассу продавать билеты. Она с энтузиазмом рассказывала покупателям о спектаклях, объясняла, рекомендовала – и около ее кассы толпился народ и разгуливали молодые грузины в огромных кепках, введенные в заблуждение ее общительностью. В кассе у нее случились денежные неприятности, и она вскоре уволилась. И целый ряд вещей навсегда исчез из ее гардероба.
