Екатерина Великая - Кэролли Эриксон

Варварские действия закончились. Никто не заметил, что в последний миг публичного зверства Бестужева умудрилась всунуть в руку палачу дорогой алмазный крест. Он тайком взял его и позднее, когда осужденные отправились в сибирскую ссылку, графиня Лопухина обнаружила, что она не потеряла способности говорить.

Глава 5

В полутьме, где мерцали свечи, отбрасывая бледный свет на стены, украшенные поблескивающей мозаикой и картинами, София опустилась на колени, повторяя священные слова, которые сопровождали ее переход в православную веру. Золотые канделябры, высокие подсвечники, иконы в ризах, усыпанные алмазами, высоченные фрески — все это пышное великолепие смиряло и подавляло чувства. София ощущала душный запах благовоний, слышала стройное, мелодичное пение церковного хора, которое взлетало под самый купол огромного храма и парило там. Яркие краски, блеск золота сливались у нее перед глазами, когда она, завороженная, чуть покачиваясь, стояла на коленях, ощущая ими мягкую шелковую подушечку.

Вот уже три дня она соблюдала пост, очищая себя перед принесением клятвы богу. У нее кружилась голова, чувствовалась слабость во всем теле, но в ее памяти с кристальной ясностью отпечатались русские слова, которые она с таким трудом выучила наизусть, повторяя их, как попугай, за своим учителем русского языка Василием Ададуровым. Искусство зубрежки было ей не в диковинку. Она постигла его еще совсем маленькой девочкой, когда пастор Вагнер угрозами заставлял ее учить отрывки из Библий и она часами просиживала, сгорбившись, над книгой.

Слова клятвы, которую она учила к этому дню, написал для нее Симон Тодорский. Он попросил сделать немецкий перевод, чтобы она поняла смысл сказанного. Однако при крещении она должна была все произносить по-русски, так же, как и православный вариант никейского символа веры. В общей сложности она выучила примерно пятьдесят рукописных страниц русского текста и надеялась, что сможет прочесть их наизусть если не с полным пониманием, то хотя бы с убеждением.

Рано утром сама императрица одела ее «в платье, которое как две капли воды было похоже на ее собственное, из алой парчи с серебряной каймой. Елизавета все больше обращалась с Софией как со своей собственной дочерью и почти весь день не отпускала ее от себя. После выздоровления Софии они вместе совершали прогулки, обедали, посещали балы, концерты и другие зрелища. София тогда смотрела на императрицу как на «божественное создание», писала она потом в своих мемуарах, «лишенное всех изъянов». Ей приходилось быть свидетельницей внезапного гнева Елизаветы и ее неожиданных, диких капризов, но ее согревало тепло и материнская нежность женщины, которая была значительно старше ее годами. Уважение и благодарность Софии не знали границ. Она все еще робела в присутствии Елизаветы, но испытывала к ней глубокую привязанность.

Она начала свою долгую декламацию, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал громко и внятно. Особенно трудно ей давалось произношение, но она прилежно соблюдала правила, преподанные ей Василием Ададуровым. Иоганна с гордостью наблюдала за дочерью. «С того момента, как она вошла в церковь, и до конца церемонии, — писала Иоганна Христиану Августу, — она вела себя с крайним благородством и достоинством. Даже если бы она и не была моей дочерью, я не могла бы не восхищаться ею».

Сильный низкий голос Софии далеко разносился по храму, эхом отдаваясь среди расписанных колонн. Огромная толпа застыла в молчании, многие были тронуты до слез.

Произнеся последнее слово клятвы, София обратила свой взор на крестных родителей, которые наделили ее новым именем. Оно станет отныне известно всем — Екатерина Алексеевна.

София, принцесса-лютеранка Ангальт-Цербстская, стала русской Екатериной, дочерью православной церкви. Она сделала свой выбор, к большому огорчению отца, ради того, чтобы порадовать свою новую родительницу, императрицу.

А Елизавета действительно казалась ей матерью. Она окружила ее вниманием и заботой, осыпая подарками, даря платья и драгоценности, обращаясь с ней с поистине материнской нежностью и любовью. Ее переход в православие был отрадным для Елизаветы, как и новое имя — ведь так звали мать самой Елизаветы. Теперь Софи будет гордо носить его и обручится с Петром уже не как София, а как Екатерина.

В ту ночь императрица, Екатерина и Петр остались в Кремле — огромной белокаменной крепости, которая возвышалась над Москвой. Екатерина со своей свитой заняла комнаты на верхнем этаже старого кирпичного теремного дворца, где уже десятилетия никто не жил. Это было жалкое заброшенное строение, но некоторые комнаты накануне помолвки Екатерины и Петра все же удалось привести в сносный вид. Если Екатерина и слышала какие-то упреки совести, то многие годы спустя она не могла о них вспомнить, когда описывала это событие в своих мемуарах. Ей запомнился лишь вид из маленьких окон, панорама крепости и ее многих церквей с золотыми куполами и зданий, где размещались государственные учреждения. За стенами Кремля был виден город, который раскинулся до самых холмов. Окна были так высоко, что Екатерина с трудом различала людей, шедших далеко внизу вдоль кремлевской стены. Они напоминали ей муравьев, скопом ползущих по своим делам.

На следующее утро начали прибывать посланцы с подарками для Екатерины. Сначала императрица прислала ей свой миниатюрный портрет в рамочке с алмазами, а потом принесли миниатюрное изображение Петра в такой же роскошной рамке.

Государыня, величественная в своей царской короне и мантии, шла впереди жениха и невесты на площадь по проходу, образованному двумя шеренгами гвардейцев, которые сдерживали напор толпы. Пройдя под массивным серебряным балдахином, который держали восемь офицеров, они оказались в церкви, где Елизавета взяла Екатерину и Петра за руки и подвела к обитому бархатом возвышению посреди храма. Обручал молодую пару архиепископ Новгородский. Во время помолвки пел хор, а все присутствующие в благоговений стояли на коленях, потом встали и опять опустились на колени. После этого обряда, длившегося четыре часа, императрица вручила Петру и Екатерине обручальные с драгоценными камнями кольца, которыми они обменялись. В этот момент к Екатерине впервые обратились согласно ее новому титулу — как к великой княгине.

Затем были устроены народные гуляния. Они продолжались весь вечер. Гудели колокола, прогремел артиллерийский салют. На время празднества будничная жизнь в городе остановилась.

Императрица устроила обед, на который были приглашены все высокопоставленные лица, а затем был дан грандиозный бал. Екатерина, которой все восхищались, принимала поздравления и старалась каждому улыбнуться. Теперь, когда она стала великой княгиней, ей нужно было привыкать к знакам благоговейного уважения и почтения. Никто, кроме императрицы и Петра, не имел права сидеть в ее присутствии, входить или выходить из зала или комнаты, опережая ее. Все ей кланялись, становились на колени перед ней, говорили «ваше императорское высочество» и отступали с поклоном, чтобы дать ей дорогу.