Война за океан - Николай Задорнов

— Не дают судов — сами построим! Ботик мой для России будет дороже девяти стопушечных кораблей на Балтийском море! — твердил он. — Доски с «Шелихова» очищены от гнили, дерево «вылечили» так, что любой хирург позавидует. А мне опять служить, нужны молитвы к этому случаю.

Он не раз бывал при закладках кораблей, но как-то не обращал внимания, что читает священник. Со стапеля Невельской пришел расстроенный.

— Час от часу не легче! Приехали гиляки из старого стойбища с жалобой. Андриан Кузнецов и Фомин избили пожилого гиляка и отобрали мешок с мясом. Я услыхал и чуть не заплакал с досады! Приказал Козлову немедленно послать на Орлов мыс за Фоминым и Кузнецовым, они там лес рубят! Экие негодяи… И болезнь косит моих людей. Я стал служить в шлюпочном сарае. В это время на глазах у меня свалился Агафонов и не мог встать. Овчинников совсем плох. Я приказал уксуса давать двойную порцию и всей команде снова по полчарки вина в день.

Екатерина Ивановна заметила, что Фомин с Андрианом, видно, были голодны, если отобрали мясо.

Сама она терпела. Муж утром и вечером съедал по кусочку хлеба и пил чай.

— Это мародерство! Учим гиляков, виним маньчжуров в разбоях, порем маньчжуров, а сами? Я им покажу…

За обедом он почти не ел ни супа, ни рыбы. Пришел Козлов, сказал, что матросов привели.

— Не будь суров! — попросила Екатерина Ивановна. — Расследуй все. Гиляков можно отдарить чем-нибудь, извиниться. У них существует обычай — за преступление пострадавшему дают выкуп — вещи, это, по их мнению, серьезное наказание, так как они могут приобрести что-либо лишь ценой тяжкого труда. Воспользуйся этим обычаем и не наказывай строго своих людей! Команда будет благодарна тебе.

Невельской, казалось, не слыхал ничего…

Рослый белокурый казак в полушубке и ссутулившийся Фомин, держа шапки в руках, стояли перед ним во флигеле, где была контора и за перегородкой жили офицеры. Тут же гиляки, Воронин, Орлов, Козлов, Позь.

— Андриан, ты отнял мешок?

— Взял, Геннадий Иванович!

— Что было в мешке?

— Мясо.

— Зачем это сделал?

— Не знаю, Геннадий Иванович, пьян был.

— Пьян? Где же ты взял вино?

— Гиляки угощали.

— Кто дал им вина? — обратился капитан к гилякам. — Кто посмел поить моих матросов?

Гиляки молчали.

— Влезгун?

— Нет, он не поил, — ответил Позь.

— Кто же? Ты ведь, Влезгун, водкой торгуешь?

Влезгун молчал.

— Бабы их поили! — сказал Позь.

— Какие бабы?

— Гилячки! — ответил переводчик.

— Еще что за новости? Какие гилячки вас поили?

— Не знаем, пьяные были! — мял в руках шапку огромный Андриан.

— Так ты мясо отобрал и не помнишь? И как у гилячек был, тоже не помнишь?

— Плохо помню.

— А ты?

— А я помню! — признался Фомин со вздохом. — Нас угощали!

— Выпорю за это! И весной вышлю в Охотск или в Камчатский порт в штрафную!

— Ваше высокоблагородие, помилуйте, ведь гилячки бабы глупые! — взмолился Андриан. — Сами навязались.

— Тем более! Ведь они замужние, семейные женщины.

— Девок, что ль, хватать?

— Никого не трогать!

— Как же быть?

— Женись!

— На гилячке?

— Да.

— Я с радостью! Сосватайте, ваше высокоблагородие. Я ей дом построю, я плотник, и тестю дом поставлю. Мне это по сердцу.

— А пока сосватаю тебя с розгами!

— Это нам мало важности. Только в Камчатку не отсылайте.

Матросы и казаки обступили капитана и стали просить за товарищей.

— Аносов, вместо хлопот бери розги в руки!

— Как-то совестно, ваше высокоблагородие, товарища хлестать!

— И меня в свое время пороли!

— Разве? В ученье? Дело казенное.

— Да, и мне приходилось! Такое время! Всем приходится. А ну, живо! Костей не переломит, это не шпицрутены.

— Соизволь, Андриаша, лечь как следовает! — с важностью сказал Аносов. — Когда, может, меня отблагодаришь.

— Молчать! — рявкнул Козлов.

Ударил барабан…

Гиляки столпились.

— Из-за вас, сволочей, своего порем! — сказал им Аносов.

Невельской велел отвести обоих поротых в избу, где Питкен готовил юколу, и приставить часового.

— Казачишки развращены, привыкли, что у инородца можно отнять все, что хочешь. Меня эти нравы сибирских торгашей в бешенство приводят! — говорил Невельской, придя домой и волнуясь. — Команда просила за виновных! А я собрал гиляков и объявил им, что мы и впредь за всякий проступок будем наказывать беспощадно как маньчжуров, так и их и своих людей! Не делая различия. А у нас находятся философы в казарме, которые говорят, мол, гиляки нехристи! Но я неумолим, и пусть знают мою железную волю! И суд мой краток! Они смотрят, что гиляк — собака. Бей его, рви с него. Нет, вот, получай! Теперь будут знать, как обкрадывать гиляков. Христианами себя считают, негодяи! Это развращение глубокое!

— Ведь Андриан славный, работящий! — сказала Екатерина Ивановна.

— Значит, за грех не считают, как зайца ободрать, — как бы оправдываясь, говорил Невельской, усаживаясь на диван и набивая трубку.

Катя знала, что в команде есть очень порядочные и сердечные люди, они прекрасно относятся к гилякам. Но есть там и несколько бывших торгашей и преступники…

Утром пришла Лаола, жена Питкена.

— Катя, наши из старого стойбища приехали. Можно им к тебе войти? — спросила она по-гиляцки.

Но, не дожидаясь позволения, в дверь уже ввалились две здоровые молодые гилячки. Катя обрадовалась.

— Ай-ай, Катя, Катя! — тараторила Лакха, бойкая женщина. Щеки у нее тугие и красные как кумач.

В одной руке у Лакхи туес с мороженой ягодой. Другой она держит за руку маленького мальчика. Ее товарка Пойха высокая, с мешом в руках.

— Ой, Катя, Катя, такая беда! — жаловалась она, целуя щеки хозяйки и гладя ей плечи.

— Геннадий, к тебе депутация! — сказала Екатерина Ивановна.

Невельской вызвал Позя и сказал, что украденное мясо будет оплачено вещами из магазина, а виновные уже наказаны.

Но гилячек это известие, кажется, не обрадовало.

— Фомку и Андриашку жалко, жалко! — кривясь и показывая, что вот-вот готова заплакать, заявила по-русски толстая Лакха.

— Вот мы им гостинцы принесли! — сказала высокая Пойха застенчиво и грустно.

— Кому?

— Фомка, Фомка.

— И Андриашка! — добавила Лакха. — Которых пороли!

— Они наказаны за дело, за то, что обижали вас.

— Ой-ой! Нас совсем не обижали!

— Чего дядю жалеть! — закричала вдруг Пойха. — Дядя сам виноват, он у них взял табак даром!

— Зачем, капитан, Фомку и Андриашку так били? — с сердцем спросила толстая гилячка.

— Что же ты хочешь?

Гилячки сказали, что привезли для Фомки и Андриашки гостинцев, а часовой не принял, и они пришли просить.

— Отпусти их! — сказала Лакха.

— Не бей! Не будешь?

— Больше не буду.

Гилячки повеселели. Пойха рассказала, что Фомин и Кузнецов возили лес и по дороге заехали с пустыми нартами в зимнее стойбище. Лакха достала у Влезгуна спирта. Вместе с Пойхой она угощала русских. Все были довольны и весело провели время. Матросы ночевали в доме, в тепле, и хорошо вели себя, и утром поехали дальше, встретили дядю Пойхи и отобрали у него мешок, но в этом виноваты не они, а сам дядя. Он не любит русских и не дает им мяса. Мужья Лакхи и Пойхи в этот же день явились с охоты и рассердились на дядю, узнав, что произошло, и обвиняют его во всем случившемся, и еще придут на него жаловаться.

— Ой, жалко, жалко Фомку и Андриашку! — приговаривала Пойха.

— Неожиданное милосердие! — с удивлением заявил Невельской, когда пришли Орлов и Воронин. — Послушайте-ка их!

— Какие дамы сердобольные! — сказал Воронин, приняв подарки для поротых и проводив гилячек.

— Позаводили себе любовников из нашей экспедиции и пришли хлопотать за них. Да этого мало! Еще мужей, говорят, пришлют за этим же! Нет, дисциплина и на любовников распространяется! А за разврат, объявите это команде, Дмитрий Иванович, любой будет порот и выслан!

— За этим, Геннадий Иванович, трудно усмотреть! — заметил Воронин.

Орлов молчал, не зная даже, что тут и сказать. Конечно, капитан был прав…

«Тут с ума можно сойти, если всех слушать! — подумал капитан. — Вот я женю Андриана на гилячке».

Послышался звон ботал.

— Что это? — спросила Катя.

— Видимо, опять почта… — воскликнул Невельской.

— Быть не может! — удивился Орлов.

— Почта идет! Из Аяна, — входя, сказал довольный доктор. Он ждал посылку с лекарствами.

— Тунгус вернулся! — разочарованно вымолвила Дуняша.

— Вот не было печали! — Невельской, Орлов и Воронин вышли из дому.

К магазину, верхом на олене, подъехал Антип. Он слез с оленя и уселся на трапе, но сразу же опять вскочил, заметив капитана.