Тайга шумит - Борис Ярочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если в лесу она нам пока не нужна?
Раздольный пожал плечами.
— По предложению Костикова лебедка должна быть установлена на санях, значит, стационарной будет, что позволит грузить лес лишь с одного штабеля и не больше двух-трех вагонов, — заметил Раздольный. — Трос должен цепляться за борт полувагона, потом за пачку бревен и тянуться лебедкой. Потребуется много времени и рабочей силы, и в итоге лебедка не оправдает себя.
— А если сани с лебедкой передвигать от штабеля к штабелю, ну… хотя бы трактором, а к ней приспособить что-нибудь вроде стрелы, как у подъемного крана?
— Овчинка выделки не стоит, — скривил губы Раздольный и отошел от чертежей, давая понять, что сказал все.
Столетников промолчал, нахмурил брови.
— А что, если мы все-таки попробуем? — замполит в упор посмотрел на Раздольного, но тот тотчас же опустил глаза.
«Странная привычка не смотреть в глаза людям», — подумал Столетников и добавил:
— Есть и хорошие отзывы о предложении Костикова.
— Тогда я, значит, ничего не понимаю, — немного подумав, ответил Раздольный, закуривая вновь.
— Хорошо. Я буду надеяться, что вы это скажете Костикову, когда испытания будут проведены. Всего хорошего!
Раздольный пожал плечами.
«Без меня хотите обойтись? Что ж, попробуйте, только ничего у вас не выйдет. Не разрешит директор использовать на погрузке лебедку, а я масла в огонь подолью!..»
Раздольный вышел, а Столетников еще долго не мог отделаться от беспокойной мысли: где он видел этого человека? Выпуклый лоб, нахмуренные брови, длинный нос, выдвинутый вперед подбородок…
30
Технорук Седобородов был безобидный, добродушный старик, более четверти века проведший на лесоразработках. Он рубил лес, после курсов был контролером-приемщиком, руководил контрольной тройкой, командовал лесоучастком и, наконец, «присох» в должности технорука.
Он пунктуально выполнял все требования и распоряжения начальства, работал честно и добросовестно, этого же требовал и от подчиненных.
Седобородов не мог сидеть в кабинете. Для него совещания, собрания и разнарядки были пыткой. Зато он хорошо чувствовал себя на лесоучастках, проводя там почти все рабочее время.
Его видели везде: на пасеках и шпалорезке, на лесоскладе и в гараже.
Работать он любил. Не ладится где — поможет. Возьмет пилу или топор, с навальщиками, нагрузит прицеп, чтобы не задерживать трактор, проверит правильность разделки ассортиментов, пожурит за оставленные высокие пни и попросит их спилить. Да, да, попросит! Приказывать он просто не умел.
Работал он так же, как и его предшественник, как работали испокон веков. Подруби дерево на треть диаметра, спили выше подруба — оно и упадет в нужную сторону. Очисти от сучков, раскряжуй. Вот и весь секрет!
Но шли годы. Прибавились лесоучастки, повысился план. Леспромхоз стал отставать. Выход из положения Седобородов с директором нашли в штурмовщине, особенно в годы войны. Редкий выходной проходил тогда без воскресника, на который выходило все население леспромхоза, от мала до велика. Люди работали не щадя сил, зная, что лишний кубометр леса — удар по врагу, помощь отцам и братьям, сражающимся на фронте.
Кончилась война. В леспромхоз стала прибывать техника: электропилы, трактора, увеличился план. И опять стал сдавать леспромхоз. Нужны были новые методы труда, а технорук и директор их не находили.
В это время вернулся из армии инженер Леснов, с институтской скамьи ушедший на фронт. Первые же успехи на его лесоучастке заставили Седобородова задуматься.
«Что же случилось, — спрашивал себя он, — где зарыта собака?»
Ответил ему на это Леснов.
— Учиться надо, Сергей Тихонович, с умением рубить, — как-то сказал он, — грамотно!
— Не умею, говоришь, лес рубить? — горячился Седобородов, тряся пушистой, расчесанной бородой. — Да ты еще под стол пешком ходил, когда я рекорды давал!
— Было время — прошло, — соглашался Павел. — Пилу поперечную и лучковую да топор вы знаете, не спорю. А электропилу? Ее возможности? А трактор? А лебедку? Нет, не знаете. А вы беритесь за учебу. Я помогу, дам книги, конспекты.
— Прав Павлушка, — вмешивался в разговор старик Леснов. — Я, Тихоныч, на десяток, поди, старше тебя и то за книги взялся.
«С ума спятил на старости-то лет, — подумал о Леснове Седобородов. — Через десяток-другой в гроб сходить, а он — учись!»
Но сегодня, когда Костиков показал ему чертежи своего приспособления и поинтересовался мнением, он, технорук, ничего не мог сказать. Вспомнились и слова старика Леснова, пришлось с ним согласиться.
«И участка, поди, много для меня, — рассуждал он, — не знаю я техники. — И решил сходить к Лесновым. — Посмотрю, чему Павел отца учит».
Надел новый костюм и отправился.
— Пришел поглядеть, Владимирыч, чему тебя сын-то учит. Может, и мне сгодится на старости лет, — начал Седобородов, останавливаясь у порога и переминаясь с ноги на ногу.
Он ждал насмешливых взглядов, упреков или нравоучений, до которых был охоч старик Леснов, но тот радушно встретил его.
— А я знал, Тихоныч, что придешь.
Оглядевшись, Седобородов заметил у окна Костикова, и его косматые брови удивленно поползли вверх.
«Неужто и этот учиться пришел? — перевел взгляд на стол и увидел чертежи приспособления к лебедке. — Вон оно что!»
О нем, казалось, забыли. Павел и Костиков склонились над столом, что-то чертили и вычисляли, Леснов рылся в книгах на этажерке. Чувство неловкости постепенно проходило.
Через некоторое время Павел позвал:
— Сергей Тихонович, присоединяйтесь к нам, это тоже учеба.
«Я пришел посмотреть, а не учиться, — вертелось на языке, — ишь чего вздумали!» — но промолчал и нехотя подошел к столу.
— Вы кстати пришли, — улыбнулся Павел, когда Седобородов сел на стул и, вынув трубку, стал набивать ее самосадом. — Помощь ваша требуется.
— Какая такая помощь?.. Я в чертежах разбираюсь плохо…
— Меня сегодня спрашивает Верхутин: «Почему в леспромхозе нет БРИЗа?» — продолжал Павел, словно не слышал его последних слов. — Он прав. Жизнь вносит в работу новое, а оформить, испытать, внедрить некому. Вот, казалось бы, предложение Русаковой: пустяки, временная эстакада на пасеке. А сколько она пользы дает!
— Мысль толковая, — прикуривая, проронил Седобородов.
«Вишь, как тонко подход начинает, — подумал он. — Сперва помоги организовать БРИЗ, потом, скажет, надо голосовать за предложение Костикова, а там и заниматься придется. Хитер, брат, хитер».
Седобородов вздохнул и опять запыхтел трубкой.
— Так как же, Сергей Тихонович?.. — напомнил Павел.
— Да так же, — нерешительно проговорил Седобородов. — Мысль, говорю, стало быть, подходящая… Ты давай действуй, про БРИЗ-то, а я помогу…
И как-то легче стало у него на душе, и он с улыбкой посмотрел на Павла, Костикова, Леснова.
31
Татьяна Русакова выехала с порожняковой дороги на пасечный волок. Увидев ее, лесорубы замахали руками.
— Та-аня, Та-анька-а, жми на весь газ! — кричали они, будто она могла что-нибудь услышать за шумом тракторного мотора.
Она подъехала, остановила трактор. Вылезая из кабины, глянула на возбужденных товарищей и ничего не поняла, а ее тотчас же обступили и, подхватив на руки, стали качать.
— Да пустите же, черти, что я вам далась!
— А вот читай!
Бережно опустив ее на землю, они протянули сразу несколько газет.
— Какую? — девушка переводила взгляд с газеты на газету.
— Любую, везде одинаково написано!
Таня развернула газету и ахнула. На третьей полосе был помещен фотоснимок, где она увидела себя у прицепа и тут же Столетникова, Павла Леснова, его отца, Костикова, Бакрадзе — они поздравляют ее.
«Кто же фотографировал? — заволновалась она. — И как же я плохо получилась: косы расплелись…»
— Ты читай, читай, что написано, — торопили товарищи, — потом себя рассмотришь!
«Почин Татьяны Русаковой подхвачен», — прочитала она, и сердце сжалось от радости.
— Ну… что вы?.. Ладно, ребята, — не сумев сдержать счастливых слез, проронила девушка и, сунув газету в карман, пошла к прицепу.
— Расстроилась девка, — улыбнулся Верхутин. — Не тревожьте ее, ребята, пусть успокоится. Поможем лучше нагрузить прицеп, да по местам.
Прицеп был нагружен минут через десять, и Таня сразу же тронула трактор.
«Дождусь перерыва, тогда и прочитаю, — думала она, выезжая с пасеки на магистраль».
Она растроганно вспомнила, как Веселов прямо из-под рук хватал тяжелые жерди и успевал дважды сбегать к прицепу, пока она управлялась с одной. А Николай стоял все время в стороне и не сказал ни слова.
