Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время - Коллектив авторов

Указание (II.3), что парфяне поселились в Персиде, подразумевает, что «парфяне» оказываются персами в значении жителями Персиды (или шире, Персидской земли). А если превалирует географическая коннотация этнонима «персы», то снимается противоречивость определения «царь персов из рода парфян». Именно так Малала определяет Меердота (XI.3), который во времена Траяна стал разграблять римские земли. В рассказе о восточной кампании этого императора Малала именует Меердота (как и его сына Санатрукия) «царем персов».

О главенстве географического аспекта в этнонимах может свидетельствовать и утверждение, что Ноев ковчег остановил в Армении, «между парфянами, армянами и адиабенцами» (I.4). Раз топонимы используются для локализации, значит, подразумевается, что за определенным народом «закреплена» определенная территория.

Исходя из этой логики, объяснимо, почему Малала, к примеру, называет испанцев италийцами (XVIII.14), ведь до того (I.10) он ставит знак равенства между Италией и Западом.

Язык

В описании похода Траяна упоминается также, что «арсак» соответствует титулу «царь» (XI.3). До того (VIII.25) Малала упоминает о Арсаке-парфянине, что восстал против Антиоха Эвергета. Повествуя о походе Юлиана, Малала включает этот титул в имя персидского царя Шапура (XIII.17, 21–22). При том, что данное наблюдение антиохийского хрониста соответствует действительности, вряд ли можно утверждать, что он в какой-то степени знал язык соседней державы.

Выше перечисленные примеры (отсылки к персидскому языку: I.12, II.3, XI.31), а также упоминание о языке персов в связи с учением манихеев (XII.42), можно рассматривать как маркер осознания границы «свой-чужой», который в то же время свидетельствует о том, что для Малалы персы выделялись из общей массы варваров (раз он идентифицирует этот язык).

В целом, конечно, для антиохийского хрониста, как и для других ромеев, персы являлись частью варварского (то есть неримского) мира, но на 430 станицах «Хронографии» Малала называет их варварами только один раз (XVIII.61), в отличие, к примеру, от эмоционального повествования Прокопия.

Как варваров Малала характеризует кочевых арабов-сарацин (XII.26, 27, 30). Оденат назван царем сарацин-варваров, а Зенобия – царицей (βασιλλισα) варваров-сарацин. Рим на какое-то время оказывается во власти «Одоакра, царя (ῥὴξ) варваров» (XV.9-10). На Западе против варваров воюет Константин (XIII.2). Варварами он называет гуннов (XVIII.13–14).

Такое противопоставление13 заставляет предположить, что концепт «варварства» связан для Малалы, во-первых, с образом жизни, и во-вторых, с отсутствием привязки к определенной территории14. Внимание же к языку, на котором они говорят, минимально.

В описании же персов с самого начала появляются понятия «город», «власть», определенная территория.

Подводя некоторые итоги, можно отметить, что Иоанн Малала, выводя новые народы на историческую сцену своего повествования, прежде всего, крупными штрихами вписывал их в современную ему систему этногеографических представлений. Так, чтобы описать гору Арарат и Ноев потоп нужны понятия «Армения», «парфяне» и «адиабенцы».

Другим способом установки связей является генеалогический принцип.

С появлением понятия «царства» географическая локализация уступает место этнониму, и устанавливается привязка «народ – территория».

Принципиально важной оказывается роль этнонимов и процесса имянаречения. Утрата политической независимости ведет к тому, что и в терминологии имя конкретного народа оказывается подчиненным, и в классификации превалирует этноним победителя. Малала передает это рассказом о переименовании народов Персеем.

Другим фундаментальным критерием были различия в области культуры и религии (случай персы – мидийцы). Языковой критерий оказывается отнюдь не решающим.

Этнонимы «ассирийцы», «вавилоняне», «мидийцы», «скифы», «парфяне» оказываются частным, исторически обоснованным случаем, видом по отношению к более общему, родовому понятию «персы», под которыми подразумеваются обитатели Персидской державы и подданные персидского царя.

1 Ioannis Malalae Chronographia, rec. Ioannes Thum. // Corpus fontium his-toriae Byzantinae. Vol. 35. Ser. Berolinensis. Berolini, 2000. Все последующие ссылки на «Хронографию» даются по этому изданию в тексте главы.

2 Croke B. Malalas, the man and his work. // Studies in John Malalas, ed. by E. Jeffreys with B. Croke and R. Scott. Sidney, 1990. P. 1–26.

3 Jeffreys E. The beginning of Byzantine chronography: John Malalas. // Greek and Roman Historiography in Late Antiquity. Ed. by G. Marasco. Brill-LeidenBoston, 2003. P. 497–527.

4 James A. The language of Malalas. // Studies in John Malalas, ed. by E. Jeffreys with B. Croke and R. Scott. Sidney, 1990. P. 217–244.

5 Jeffreys E. Malalas’ sources. // Studies in John Malalas, ed. by E. Jeffreys with B. Croke and R. Scott. Sidney, 1990. P. 167–216.

6 Шукуров Р.М. Земли и племена: византийская классификация тюрок // Византийский Временник. 2010. Т. 69 (94). С. 132–163.

7 Удальцова З.В. Мировоззрение византийского хрониста Иоанна Малалы. // Византийский Временник. 1971. Т. 32. С. 3–23; Чекалова А.А. Иоанн Малала. Хронография. Книга XVIII. Вместо предисловия // Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. СПб., Алетейя, 1998. С. 465–466; Любарский Я.Н. «Хронография» Иоанна Малалы (проблемы композиции) // Историки и писатели Византии (VI–XII). СПб., 1999. С. 7–20; Самуткина Л.А. Концепция истории в «Хронографии» Иоанна Малалы. Иваново, Иван. ГУ 2001.

8 Истрин В.М. Хроника Иоанна Малалы в славянском переводе (18971914). Репринтное издание М., 1994.

9 Studies in John Malalas, ed. by E. Jeffreys with B. Crake and R. Scott. Sidney, 1990.

10 Recherches sur la chronique de Jean Malalas: actes du colloque 'La Chro-nique de Jean Malalas (VI s. e. chr.): genese et transmission’ organise les 21 et 22 mars 2003 a Aix-en-Provence. Ed. par J. Beaucamp avec la collaboration de A. Ber-nardi, B. Cabouret et E. Caire. P., 2004; Recherches sur la chronique de Jean Malalas: ed. par S. Agusta-Boularot, J. Beaucamp, A. Bernardi, et E. Caire. P., 2006.

11 Об интересе к манихейству см.: Croke B. Malalas, the man and his work. // Studies inJohn Malalas, ed. by E. Jeffreys with B. Croke and R. Scott. Sidney, 1990. P. 13–14; о восточных элементах в мировоззрении Малалы см.: Jeffreys E. Malalas’ world view // Studies in John Malalas, ed. by E. Jeffreys with B. Croke and R. Scott. Sidney, 1990. P. 65–66; о месте Малалы в византийской историографической традиции об императоре Юлиане см.: Bouffartigue J. Malalas et l’his-toire de l’empereur Julien // Recherches sur la chronique de Jean Malalas. V. II. P., 2006. P. 137–152.

12 Список статуй, упомянутых Иоанном Малалой, см. в работе: Saliou С. Statues d’Antioche de Syrie dans la Chronographie de Malalas// Recherches sur la chronique de Jean Malalas: ed. par S. Agusta-Boularot, J. Beaucamp, A. Bernardi, et E. Caire. P., 2006. P. 69–95.

13 Чекалова А.А. Византия и Запад // Византия между Востоком и Западом. Опыт исторической характеристики. СПб., 2001. С. 81–104.

14 О внимании Иоанна Малалы к организации пространства как одной из важнейших функций правителя см.: Самуткина Л.А. Город в «Хронографии» Иоанна Малалы // Личность – Идея – Текст: К культуре Средневековья и Возрождения: Сб. науч. тр. в честь 65-летия Н.В. Ревякиной. Иваново, 2001. С. 33–47; Metivier S. La creation des provinces romaines dans la Chronique de Malalas // Recherches sur la chronique de Jean Malalas: ed. par S. Agusta-Bou-larot, J. Beaucamp, A. Bernardi, et E. Caire. P., 2006. P. 155–172; Cabouret B. La fondation de cites du IIe au IV siecle (des Antonins a Theodose) d’apres la Chronique de Malalas // Recherches sur la chronique de Jean Malalas: ed. par S. Agus-ta-Boularot, J. Beaucamp, A. Bernardi, et E. Caire. P., 2006. P. 173–185.

Громова А.В.

II. Формы этнонациональной самоидентификации: историческая рефлексия, и правовая мысль, культурные феномены

II.I. «Франция родина правосудия». Институционализация патриотизма[2]

Национальный вопрос относится к числу самых сложных, тонких и болезненных аспектов человеческого сознания. Степень жгучести вопроса оставалась неизменной веками, менялась лишь интерпретация самого понятия «нации». В Средние века, когда собственно закладывались основы современных наций, безраздельно господствовало представление об общем происхождении и кровном родстве тех, кто составляет «нацию», синонимичную в такой интерпретации «роду»1. Этнический компонент долгое время считался ядром нации, и в известной мере он остается основополагающим признаком национальной идентичности. Подобное единство предполагало наличие неких общих черт у людей одной крови – во внешнем облике, в обычаях и нравах. Модные в наши дни «реквиемы по этносу» и теории «воображаемых сообществ» красноречиво свидетельствуют о пропасти, отделяющей нас от таких простых и прямолинейных интерпретаций. И всё же некоторая общность – во взглядах, в образе жизни и мышления, в способах самоидентификации – характеризует все народы.

Каждая современная «нация» проделала свой уникальный путь в истории. Хотя процесс складывания «наций» был общим для Европы в период формирования «национальных монархий», но национальное самосознание, при этом, не было универсальным, в каждой стране оно имело свои особенности. Поиск слагаемых элементов для каждого типа национального самосознания в разные эпохи остается актуальным научным вопросом по сей день.