Тень ворона (Хроники брата Кадфаэля - 12) - Эллис Питерс

В свете факелов, горевших под сводами арки, показался из ворот направляющийся пешком в сторону Форгейта Ральф Жиффар. Кадфаэль хорошо разглядел его в косом свете факелов, иначе он бы его не узнал. Интересно, куда это Ральф собрался, что так поздно и пешком выходит из города? Может, он хочет пойти на рождественскую службу не в свой приход святого Чеда, а в приход святого Креста? Но в этом случае он рановато вышел из дома. Многие зажиточные горожане, наверное, отправятся сегодня в аббатство.

Поднявшись по кривому изгибу Вайля, озаренному серебристым сиянием звезд и горячим рыжим пламенем факелов, Кадфаэль поравнялся с домом Хью Берингара, стоявшим неподалеку от церкви пресвятой Девы, и, миновав двор, вошел в прихожую. Едва он ступил на порог, как, откуда ни возьмись, на него налетел шалунишка Жиль и с воплями восторга крепко вцепился в него, обхватив за колени, - выше ему было еще не дотянуться. Освободиться от малыша было нетрудно. Едва увидев завернутый в тряпицу подарок, он жадно потянулся за ним ручонками, а затем с возгласами восхищения плюхнулся на пол и начал потрошить сверток. Однако, немного успокоившись от первых восторгов, он не забыл все-таки подбежать к крестному, который расположился в кресле у очага, и, вскарабкавшись к нему на колени, от души чмокнуть его в благодарность за подарок. Мальчик унаследовал от отца независимый характер, а от матери доброту и сердечность.

- Я только на часок,- сказал Кадфаэль, когда ребенок сполз у него с колен и вернулся к своей новой игрушке.- К повечерию я должен вернуться в монастырь, после него с небольшим перерывом начнется ночная служба, а потом и заутреня. Сегодня мы не ложимся спать всю ночь.

- Отдохни хотя бы часок, и поужинай со мной, побудь у нас, пока Констанс не уведет моего бесенка спать! Поверишь ли, что он сказал, когда Хью уехал! - произнесла Элин, ласково взглянув на своего отпрыска.- И ведь не Хью его научил! Он говорит, что без отца он тут главный, и спрашивает меня, скоро ли вернется отец. Он гордый, не признается, что скучает по нему, но доволен, что остался за хозяина.

- А если бы ты ответила, что отец уехал не на три-четыре дня, а подольше, то-то бы он погрустнел! - проницательно предположил Кадфаэль.Узнай он, что отец уехал из дома на неделю, он бы и вовсе расплакался. Ну а каких-нибудь три денька? Думаю, на такой срок у него достанет гордости.

Сейчас мальчику некогда было думать о том, что он остался вместо отца за хозяина дома и защитника, он с увлечением играл с новой лошадкой, представляя, как она скачет с воображаемым отважным всадником на спине по горам и долам. Пока ребенок был занят игрой, Кадфаэль мог спокойно посидеть с Элин за столом, отведать жаркого, выпить вина и потолковать с нею о Хью, гадая, какой прием окажут ему в Кентербери и что ему сулит будущее.

- Он был верен Стефану и заслужил благодарность,- уверенно сказал Кадфаэль. - Стефан не такой уж дурак, слишком многие на его глазах не раз меняли цвета в зависимости от того, куда ветер подует. Король сумеет оценить человека, который ни разу не изменил.

Тут Кадфаэль взглянул на песочные часы и откланялся. Выйдя на улицу, он очутился посреди серебристого морозного мерцания, небосклон у него над головою был усеян крупными звездами, совсем не такими, какими они были, когда еще только разгорались. Первый мороз в эту зиму! Осторожно спускаясь по Вайлю к городским воротам, Кадфаэль вспоминал суровую зиму два года тому назад, когда родился маленький Жиль. Только бы опять не навалило таких сугробов, как тогда, и не задули бы страшные ветры с метелью! Сейчас над городом стояла тихая ночь, в застывшем воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Даже редкие прохожие, казалось, притихли и ступали крадучись, точно боялись разрушить зимние чары.

Днем прошел моросящий дождь, и на мосту сверкала серебряным блеском ледяная корка. Внизу неспешно катила свои волны темная река, течение в ней было слишком сильным, чтобы вода замерзла. Изредка раздавались голоса одиноких прохожих, желавших Кадфаэлю доброй ночи. Ступив на изрытую колеями дорогу, ведущую к Форгейту, Кадфаэль прибавил шагу, опасаясь, что может опоздать.

Слева, словно меховая опушка на зимней шубе, в которую оделась земля, чернели деревья, заслонявшие низину Гайи со стороны реки; справа блестела ровная гладь мельничного пруда, недалеко от дороги виднелись домики, по три с каждой стороны пруда; вдоль его берегов к ним вели две узкие тропинки. Пронизанная серебром чернота осталась позади, а впереди уже светились золотистые огни факелов, освещавших ворота монастыря.

Не доходя шагов двадцати до ворот, Кадфаэль заметил вдруг высокую черную фигуру человека, который быстрыми, широкими шагами стремительно двигался ему навстречу. Косой свет факела на мгновение выхватил идущего из мрака, тот промелькнул перед воротами и вновь канул в окружающую тьму. Разминувшись с Кадфаэлем, он даже не взглянул в его сторону. Широко взмахивая длинным посохом, который звонко ударял по замерзшей дороге, он так стремительно пронесся мимо, что складки длинного черного одеяния вздымались и трепетали у него за спиной. Перед Кадфаэлем промелькнули напрягшиеся плечи и нетерпеливо вытянутое вперед длинное белое лицо с застывшим на нем суровым и непреклонным выражением. Затем этот человек еще раз попал в полосу света, пролившуюся вдруг в приоткрытую дверь стоявшего у обочины дома, и на мгновение в темных провалах его глазниц сверкнули огненно-красные искры.

Кадфаэль громко поздоровался с путником, но тот не откликнулся на приветствие, точно и не слыхал. Отец Эйлиот промчался как вихрь, возмутивший безветренную тишь этой ночи, и канул во мраке, словно мстительная фурия,так потом вспоминал его появление брат Кадфаэль.

Словно хищный ворон, почуявший падаль, отец Эйлиот летел через Форгейт, чтобы терзать чью-то душу и за пустяковый грешок предать ее вечным мучениям.

Ральф Жиффар стоял коленопреклоненный в церкви святого Чеда. На душе у него было спокойно, он испытывал приятное удовлетворение от исполненного долга. Храня вассальную верность своему сеньору Фиц-Алану и своему суверену в лице императрицы, он потерял один из своих замков, после чего ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы, действуя с крайней осторожностью, путем смирения и покорности сберечь оставшееся достояние. Отныне единственным долгом он почитал сохранение своего титула и владений, дабы передать их в наследство сыну. Жизни Ральфа до сих пор ничто не угрожало, так как он не был настолько вовлечен в борьбу за престол, чтобы речь шла о его жизни и смерти. Но имущество тоже дело не шуточное! А ведь он был уже далеко не молод и вовсе не собирался покидать свои владения ради изгнаннической жизни где-нибудь в Нормандии или Анжу, где у него ничего не было, или бегства в Глостер, чтобы с оружием в руках сражаться за императрицу, тем более что из-за нее он уже достаточно пострадал. Нет уж! Лучше отсидеться в сторонке, не слушать соблазнительных речей и позабыть о былых вассальных клятвах. Только так он добьется того, чтобы молодой Ральф, оставшийся на рождество в замке и наслаждающийся, наверное, ролью господина, благополучно пережил все распри и смуту и ничего не потерял, независимо от того, кто из претендентов в конце концов одержит верх. С глубокой сердечной благодарностью встретил Ральф эту полночь, вознося богу благодарность за милости, ниспосланные как всему человечеству, так и лично ему, Ральфу Жиффару.