Дитя дорог - Таня Перес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня вернули в кровать, и с того дня я получила новую должность – одеваться, садиться в кресло, говорить с немцами и получать их приказы. Выражение «цукер пупхен» укоренилось у них, меня никогда не спрашивали, как меня зовут. К моему скудному меню прибавился шоколад! Я пришла к выводу, что они замечательные парни.
Это все происходило на протяжении нескольких месяцев, до того момента, как я тоже заболела тифом.
13.
Я лежала в кровати как «мешок с картошкой». Раньше я тоже не могла встать с кровати, но после тифа я стала гораздо слабее. Даже кормили меня с ложечки. Сестры обо мне очень заботились. Они разговаривали во весь голос возле меня и не скрывали своих мыслей. Они решили, что у меня немного шансов остаться в живых. Это было не очень «одобрительно»! Все, о чем они говорили, было сказано с любовью и заботой.
– Таня, Танюша, проснись! Выпей лекарство! Ну, открой уже рот!
– Это горько, не хочу!
– Открой рот! Я тебе говорю! Я тебе волью лекарство прямо в горло!
Я открываю рот вся в слезах, глотаю противное лекарство.
Я закрываю глаза, не хочу видеть еду. Та же унизительная процедура повторяется и с едой.
– Открыть рот! Проглотить все, что жидкое и противное!
– Меня сейчас вырвет! Дайте мне что-нибудь против рвоты.
– Не вырывать! Дыши глубоко-глубоко!
– Открой рот, термометр! Я должна стоять возле тебя?! Я теряю время с тобой!
Открываю рот. Хорошо, хорошо.
– Ого, у тебя 39 градусов! Ты понимаешь?
– Да, мой папа был врачом.
Я была как в тумане, но все-таки поняла, что сделала колоссальную глупость! Я не могла это поправить. Слышу шепот в коридоре и кроме всего я чувствую страх в животе. Думаю, что говорят обо мне! О чем был шепот в коридоре? Наверное, о моем заявлении, о папе. Температура поднялась. Я опять упала в забытье.
В один «прекрасный» день я почувствовала какое-то изменение в отношении ко мне, какую-то отдаленность! Вдруг, в одно утро, входят сестры с носилками и забирают меня из моей хорошей теплой комнаты в большую залу, где стояли семь голых кроватей. Там были очень большие окна. И ветер гулял там беспощадно. В окнах были трещины, и в этой зале был ледяной холод. Я ничего не спрашивала! Акушерка иногда заходила и рассказывала мне разные истории о боге, об Иисусе Христе и о христианской религии. Она боялась дотронуться до меня, но зато говорила без конца. Она мне объясняла, почему я должна лежать в этой палате. В мою прежнюю комнату прибыли две роженицы и из-за того, что я больна тифом, а это очень заразная болезнь, меня вынесли оттуда. Очень опасно для рожениц находится в моем присутствии. Она не переставала учить меня всяким христианским молитвам и как просить у бога, чтобы он меня помиловал за мои «большие грехи». Несмотря на то, что моя голова, полная всяких тяжелых мыслей, очень болела, я все-таки научилась молитвам. Когда она, в конце концов, убиралась, я спрашивала себя, почему это странное изменение? Не, думаю что это из-за тифа! Много вопросов в голове, много мыслей металось в моей голове. Мороз просачивался через окна беспрепятственно. Элли – знаменитая хрустальная дочка Людмилы Александровны – исчезла. Почему сестры заходят ко мне не часто. Почему окна разбиты. Даже Людмила Александровна появляется гораздо меньше.
Не знаю, сколько дней прошло, я нахожусь в полусознании. Вдруг Людмила Александровна заходит в комнату, в сопровождении мужчины, одетого в форму румынского офицера. Он ниже ее. Волосы черные. Его внешность была необычной. Нос его был очень длинный! Он мне напомнил кого-то, кого я уже когда-то видела. Сердцебиение. Он стоял вдалеке от моей кровати. Он меня боится, думаю. Людмила Александровна подходит ко мне кладет свою белую и нежную руку на мой лоб и говорит мне по-русски:
– Твоя температура упала. Ты можешь говорить по-румынски?
– Да, – шепчу я.
Человек подходит и смотрит на меня. Надевает белые перчатки, вынимает лупу и приказывает широко открыть глаза. Он смотрит на мои зрачки. После этого вынимает стетоскоп, нагибается и слушает мои легкие и сердце.
– Есть свист. Астма.
Я перевожу на русский.
– Это не ново, – заявляет Людмила Александровна по-румынски.
Этот офицер посмотрел на нее, сказал по-румынски очень быстро что-то, что я не могла понять.
– Перевод! – она говорит мне.
Я отрицательно машу головой, чтобы показать, что я ничего не поняла.
– «Лангзам»! – медленно, – говорю ему с надеждой, что сам поймет. Я не знала этого слова по-румынски. Он радостно улыбается.
– Эта девочка больна хронической астмой!
– Таня, – говорит Людмила Александровна, – скажи ему, что твой папа был врачом.
– Мой отец был врачом.
– А откуда ты знаешь румынский язык?
– Я училась в школе! – стараюсь, чтобы мой язык не был очень правильным.
– Как тебя зовут? – он спрашивает.
– Татьяна Петренко, – отвечаю я звонким голосом.
– Это твое настоящее имя? – он спрашивает по-румынски.
Замешательство.
– Конечно, как же иначе?!
Он улыбнулся и назвал себя. Он старается говорить мне сладкие слова, которые звучат в моих ушах неправдой. Я беру себя в руки, улыбаюсь и отвечаю:
– Доктор, мне очень тяжело говорить, я очень больна. Когда я выздоровею, то расскажу вам все.
Врач улыбается:
– Теперь ты говоришь!
Оба выходят из комнаты. Вздохнула свободно. Что случилось с Людмилой Александровной? Она мне не принесла питья и выглядит взволнованной. Мне кажется, что она очень боится этого человека. Когда дверь за ними закрылась, я услышала «громкий шепот». Открывается маленькая скважина в двери и сестра Поплавская просовывает свою голову:
– Они ушли? Можно зайти?
– Заходите, заходите, у меня ужасная жажда! У меня сухо во рту. И еще я хочу подсов.
Сестра радостно расхохоталась:
– Ты выздоравливаешь! Ты говоришь!
Другая сестра прибежала с горшком и знаменитым чаем. Поменяли мне простыни быстро и эффективно.
– Я умираю?
– А попочка твоя холодная?
– Я думаю, что нет. Я не посмотрела!
– Ну, так нет, не умираешь!
Успокаиваюсь. Когда все процедуры кончились, сестра села на мою кровать.
– Вам нельзя сидеть на моей кровати.
– Перестань болтать глупости! Кто этот человек?
– Понятия не имею.
– Как это ты не знаешь, ты же с ним разговаривала?
– Он выглядит врачом…
– Это я сама поняла. Он, наверно, будет главным врачом больницы?! Людмила Александровна боится его до смерти!
– Я не заметила, что она боится.
– Ты можешь себе представить, что он будет начальником этой больницы? Он же жид!
– Что вдруг, не жид! Почему жид?
Мое сердце перестает биться.
– Дурочка! Я видела на его рукаве!
– Что вы видели на его рукаве?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
