Жизнь в солнечном луче - Борис Фомич Шурделин

А у меня,— холодно ответил Пестов,— не могло быть завала. Понял? И никогда не будет. Запомни, голубая кровь!

Саша рассказал полковнику.

— Он из Никополя,— добавил Саша.

— Никополя? — переспросил полковник и посмотрел на свою золотую звездочку.

— Это где-то на Днепре. Недалеко от Запорожья.

— Запорожский казак?

— Не знаю.

— Покажи мне его.

Увидев позднее Андрея Пестова, полковник подумал: «Он ведет себя так, словно заранее знает, что будет победителем».

К Ясновым подошел Семен.

— На кого вы так смотрите? А, на этого? Это мой враг!

— Враг? — удивился полковник.— Мне кажется, что он тебя за врага даже не считает.

— Почему это?

— Вряд ли он замечает тебя. У него свой мир.— Полковник повернулся к Саше.— Идем. Мне пора.

Саша проводил его до городской окраины, потом вернулся в училище.

При случае, уже спустя много месяцев, Андрей Пестов спросил у Саши:

— Тот полковник, что привез тебя сюда, твой отец, да? Я его знаю, он приезжал к нам, в Никополь. Отец, да?

Саша вздрогнул, сжал тонкие губы, потом улыбнулся. Со стороны могло показаться, что он застеснялся. Провел ладонью по щеке, ответил:

— Отец.— Быстро повернулся и ушел.

Он сидел, сжав голову пальцами, думал. Но все мысли крутились вокруг одного слова — отец. И вдруг он понял, что не черные мысли давят голову, а что-то безбрежное и светлое, граничащее с нежданным открытием. Он взял лист бумаги и написал полковнику: «Я сказал, что у меня есть отец и что этот отец — вы. Я не знаю, почему я так сказал, прав я или нет. Я боюсь вашего ответа. Не скрываю, что боюсь. Да никак бы не мог скрыть. Боюсь вашего ответа».

Саша ждал письма, но полковник сам приехал в училище.

Они встретились в приемной комнате.

— Здравствуй, сынок,— сказал полковник, и весь мир закружился перед Сашиными глазами — кружились самолеты и пароходы, люди и звезды, все понеслось куда-то, стремительно и с непостижимой скоростью.

Они пожали друг другу руки и сели на диван.

— Сегодня суббота,— сказал полковник,— день увольнения.

— Я заступаю на дежурство.

— И нельзя ничего сделать? Я могу попросить начальника училища.

— Нет, что вы!

— Попроси кого-нибудь. Поменяйся.

— Да, я так и сделаю. Сейчас?

— Зачем же терять время? Конечно, сейчас.

Саша отыскал Семена.

— Нет, не могу. Сегодня день рождения моей красавицы. Завтра встретишься со своим батей.

У окна сидел Андрей Пестов и читал толстую книгу о какой-то давней войне. Не подымая головы он сказал:

— Иди. Я все сделаю. Сам скажу, кому надо. Не беспокойся.

Он отложил книгу.

— Ну, что ж ты стоишь? Ведь он ждет тебя.

— Ждет.

— Только веди себя смирно, много не пей… коньяку. Или что там вы будете пить?

— Не знаю.

— Выпей за тех, кто в небе, на гауптвахте, в наряде. И за меня. У меня сегодня одна печальная годовщина.

— Спасибо, Андрей.

— Будь здоров.

Саша убежал.

— Играешь в благородство? — спросил Семен.

Андрей не ответил, погрузился в разбор замысловатой схемы какого-то давнего сражения…

Уже в гостинице Саша и полковник долго сидели молча. Потом полковник, в глубине души волнуясь, сказал внешне спокойно;

— Моя жизнь не имела бы смысла, если б не было этой минуты. Не этой именно. А той, когда я понял нечто очень важное, такое, что, может быть, ты еще и не сможешь понять. Человек не может быть один, жить для себя или абстрактного, всего мира. Для тебя.— Он потрепал Сашу по плечу.— Тебе много приветов.

Саша спросил:

— Можно, я познакомлю тебя с Андреем?

— Ты с ним сдружился?

— Нет еще, Можно?

— Конечно.

На следующий день, вечером, Андрей познакомился с полковником Ясновым.

— Чего тебе хочется сейчас больше всего? — спросил Сергей.

— Отвечать честно?

— Ну, желательно.

— Есть, — сказал Андрей. — Страшно проголодался. — Он подумал. — Можешь радоваться, мне здесь начинает нравиться. И, конечно уж, я век не забуду свой первый прыжок.— Андрей любовно окинул взглядом стеллажи со сложенными парашютами.

— Я очень жалел, — заметил Сергей, — что ты не мог посмотреть на себя со стороны.

— А что? — заволновался Андрей. — Жалкое зрелище?

— Ну, не такое уж, но все-таки на воде держишься ты в сто раз лучше. Красивее.

— В сто?

— Примерно.

— Значит, если я улучшу свой прыжок вдвое, будет уже только в пятьдесят раз.

— А потом в двадцать пять? — удивленно спросил Сергей.

— Именно так. Вот посмотришь, я буду в небе держаться так же, как на воде.

Сергей в ответ что-то пробурчал.

— Что ты сказал? — спросил Андрей.

— Ты хорошо сложил свой парашют?

— Хорошо.

— Можно проверить?

— Проверь. Только, Сережа, есть хочется.

Сергей остался доволен работой Андрея.

— А теперь — домой.

Дорога в город шла по степи, потом пересекала привокзальные пути и вливалась в широкую улицу, посередине которой шествовала линия высоковольтных передач.

— Я не могу,— сказал по дороге Андрей,— отступать. Понимаешь, я бы не вынес, если б какая-нибудь соседка сказала про меня: вот Пестов попробовал, а у него ничего не получилось. Такого у меня в жизни быть не может. Понял? Тебе, наверно, смешно?

— Нет. А почему мне должно быть смешно?

— Я тебе признаюсь в таких вещах!

— Если б не эти твои признания, я бы все еще думал о тебе, как думал раньше.

— Как ты обо мне думал? — Андрей снял сандалеты и пошел босиком.— А, Сережа?

— Неверно думал.

— А я о тебе все время думал правильно. Не ошибался.

— Потому что ты жил двойной жизнью, а я — одной.

— Как двойной?

— Подумай.

— Собственно,— согласился Андрей,— над чем думать? Действительно, живу двойной жизнью. Внутри я лучше, чем снаружи у меня получается. Все кого-нибудь обижаю.

— Чтоб не обижать других, ты можешь свои железобетонные остроты оттачивать на мне. Мою шкуру ты не пробьешь.

— Нет смысла. Не люблю, когда не получаю сдачи.

— Я тебе сдачу буду выдавать раз в месяц. Но полной мерой. Буду ставить к стене и бить. Согласен?

— Трогательная доброта!

Сергей остановился, вскинул голову. Андрей тоже посмотрел вверх.

—