Круглая печать - Камил Икрамов

«Не надо меня убивать!» — хотел крикнуть Кудрат. Он хотел поклясться, что никому не расскажет о том, что видел, никому, никогда… но рот его был туго забит тряпкой.

— Он хочет что-то сказать, — робко произнес милиционер Иса.

— Что он может сказать! — оборвал его рябоватый мужчина. — Наверно, он хочет остаться живым. Хорошо, пусть пока будет так. Он сейчас тихий, как покойник. Мы свяжем его получше, и завтра рано утром Барат увезет его. Живой он в дороге не протухнет. Будет нашим заложником. Прирезать его мы всегда успеем.

День пятый

1

На склад Ташэнерго доставили большую партию новых фарфоровых изоляторов. С раннего утра, когда в городе выключилось освещение, Иван Кустов лазил на столбы, забивал костыли и менял изоляторы.

Чем раньше утром начнешь, тем больше успеешь. Обычно до наступления полуденного зноя Иван успевал сделать большую часть дневного задания. В пять утра он уже был на столбе. Отсюда, сверху, были видны сады, внутренняя жизнь двориков и далекие синие горы. Руки делали привычную работу, ноги прочно стояли на «кошках», а голова была свободна. Он думал о том, что в день он лазит на десять или даже двадцать столбов, значит, никак не меньше, чем три тысячи столбов в год, за пять лет работы пятнадцать тысяч. Для удобства каждый столб можно считать по пять мэтров, получается семьдесят пять тысяч метров, семьдесят пять километров. Конечно, не каждый столб пять метров. Есть выше, есть пониже. Все равно высоко. Пускай не семьдесят километров. Пусть тридцать. Ничего себе… Вот бы с такого столба сфотографировать Ташкент. Жалко, что не придумали цветную фотографию. Придумают, наверно…

В сторону базара потянулись первые арбы и тележки. Брякая жестяными колокольчиками, появился небольшой караван одногорбых верблюдов. Погонщики шли рядом с верблюдами. Иван заметил, что в походке верблюдов и погонщиков есть что-то общее. Не останавливаясь, прогрохотал внизу грузовой трамвай, моторный вагон с ручной лебедкой и платформа со щебнем.

Почему-то внимание Кустова привлекла одна арба. Понятно почему. Она ехала навстречу утреннему движению, не на базар, а куда-то, видимо, в сторону Кибрая, за город. Все на базар, а эта в сторону гор. На арбе всего один мешок, правда большой. Издали похоже, что в мешке арбузы. Но чего их за город везти? Может, мясо? Наверно, мясо. Закололи барана и везут кому-нибудь на праздник в подарок. Но лучше везти живого барана. Здесь принято дарить живых баранов. Хозяин сам режет при гостях, Иван видел много раз. Страшное дело: связывают, кладут на бок и острым ножом перерезают горло.

Пыль еще не поднялась, она только начала отрываться от мостовых. Дальние горы казались совсем близкими, а на самом деле идти и идти. Иван давно собирался с Мишей в эти горы. Вот будет меньше работы — нанять лошадей и махнуть с ружьями дня на три, на четыре.

Иван думал о том, что они редко видятся с Мишей.

Пять лет назад беспризорник Ваня попал на Алайском базаре в отделение милиции. Он украл большую дыню. Сначала его хотели бить, но, как из-под земли, появился какой-то парень в кепке, вернул дыню хозяину и увел Ваньку с собой. Парень был смуглый, почти черный, а глаза у него были светло-голубые. В милиции парень снял кепку, и оказалось, что голова у него совершенно голая, с кожей какого-то странно бледного цвета и в рубцах. Иван засмеялся. «Вот дурак! — ругнул он себя тогда. — Теперь уж точно не выпустят». Однако лысый — он оказался оперативным дежурным по базару — ничуть не обиделся.

— Ты откуда? — спросил он. — Самарский?

В то время русских беспризорников в Ташкенте называли самарскими, даже ругательство было: «У-у, Самара!» Но Иван-то действительно был из Самары, вернее, из-под Самары.

— Самарский. Ну и что? — сказал он нагло. Он сообразил, что за одну дыню ему ничего не будет. Главное, что не побили.

— Самарский, а нескладный, — сказал оперативник. — Я за тобой уже неделю на базаре смотрю. Не умеешь воровать. Если бы не здешняя доброта, с голоду бы помер. Вот ты вчера мешок с остатками гороха тяпнул. Так ведь хозяин видел, только рукой махнул. И я видел.

Оперативник выкатил из-под деревянного диванчика крупный арбуз и сунул Ивану нож.

— Порежь-ка, пить чего-то хочется… Я ведь тоже самарский. С двадцатого года здесь. Тоже воровал. Сухово слышал, под Самарой?

— От нас четыре версты, — удивился Ванька.

Ночевал Иван у лысого. Его звали Михаилом Сазоновым. Они разговаривали долго, и Ваньке все не терпелось спросить, почему он молодой, а такой лысый. Михаил говорил о чем угодно, только не об этом, а когда они уж совсем засыпали, сказал:

— Завтра я тебе, может быть, расскажу, почему я лысый стал.

Назавтра Михаил отвел Ивана к какому-то своему приятелю на электростанцию.

— Наш, самарский, — сказал ему Михаил.

— Нынче все самарские, — ответил тот. — На столбы лазить умеешь?

Тогда Ивану было шестнадцать лет, теперь, значит, двадцать один. Он уже монтер четвертого разряда.

Да, надо бы с Михаилом в горы съездить. Сколько по Узбекистану бегал, а все по равнине, ни разу в горах не был.

Иван слез со столба, закинул «кошки» на плечо и пошел к следующему.

2

Двухколесная высокая арба тряслась на булыжнике. Возчик, человек лет сорока, в маленькой чалме, в халате из домотканого материала и в глубоких азиатских галошах на босу ногу, подергивал веревочные вожжи и понукал лошадь, причмокивая толстыми губами. Изредка он ощупывал рукой мешок, лежащий позади, но почти не оглядывался.

В мешке лежал Кудрат. Руки у него были привязаны к ногам. Рот был забит тряпкой. «Связали, как барана, — думал мальчик, — осталось только горло перерезать». В ушах еще стояли слова человека, которого он разглядел только на рассвете, — тот был слегка рябоват, и на одном глазу у него было бельмо: «Убивать его никакого смысла нет, мертвого девать некуда, в шурпу его не положишь. Отвези его к нашим, Барат, все равно ехать тебе надо, они заждались там. Отвезешь письмо и этого в придачу. Будет помогать обед варить вместо бабы. А если надоест, убейте. Но лучше дождитесь меня. Пусть будет заложником».

Что такое «заложник», Кудрат не понял, да и не до того было. Он лежал во дворе дома Таджибекова со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. А теперь он в мешке.

Большие, окованные железными полосами колеса медленно перекатывались с булыжника на булыжник, арба вздрагивала, колеса скрипели. По шуму Кудрат понимал, что это еще Ташкент, но какая его часть? А вот, кажется, мост через Салар. А может быть, это мост через Анхор? Руки и ноги затекли и страшно болели. Дышать он мог только носом и дышал с трудом. Во рту было сухо, и страшно хотелось пить. Он попробовал крикнуть что-то, но получилось мычание, такое тихое, что Кудрат сам не услышал его.

А арба все ехала и ехала по направлению к синим горам.

В полдень возчик сделал остановку возле чайханы. Снял ведро, которое болталось под арбой, напоил лошадь из арыка, вошел в чайхану, молча поздоровался с чайханщиком, только наклонил голову и приложил руку к сердцу. Ваял чайник, лепешку, не торопясь поел, обошел арбу кругом, ткнул в мешок рукояткой камчи и, взобравшись наверх, двинулся дальше.

На закате арба свернула с пыльной дороги. Лошадь побежала быстрее под гору и остановилась в камышах. Рядом была река, от нее веяло прохладой. Возчик сначала выпряг лошадь, напоил ее и стреножил. Потом развязал мешок и за шиворот выволок оттуда мальчика. «Подох, что ли?» — подумал он про себя. Кудрат был без сознания. Он не чувствовал, как бандит вытащил кляп у него изо рта и долго-долго развязывал веревки на руках и ногах. «Живой, — думал про себя возчик, — теплый. Маленькие — они живучие».

Барат — читатель понимает, что это именно он, — ведром зачерпнул из реки холодной воды, не глянув, вылил ее на мальчика и сел в сторонке ужинать.

Кудрат открыл глаза, но долго лежал неподвижно, потому что сознание возвращалось к нему очень медленно. Сначала он услышал, как шумит большая река за камышами, и увидел крупные звезды в глубоком черном небе, потом постепенно вспомнил все.

Он увидел рядом с собой человека, и сначала ему показалось, что это тот, рябоватый с бельмом. Но нет, этот был пониже ростом, и лицо у него было гладкое, с толстыми щеками. Кудрат попробовал приподняться, но из этого ничего не вышло.

— Пить… — сказал Кудрат.

Голос звучал очень тихо, но человек в чалме услышал. Он подошел к мальчику и вылил ему в рот остатки воды из ведра. Кудрат едва не захлебнулся. Он закашлялся, кашлять было очень больно. Потом ему стало легче, и он не то заснул, не то забылся.

3

После работы Иван Кустов зашел в спортивный магазин.

— Еще не привозили, — сказал ему продавец. Он и без вопроса знал, что Ивану нужен фиксаж.