Алмаз Чингиз-хана - Сергей ГОРОДНИКОВ

Не обращая внимания на появление Мещерина, атаман, Седой и одноглазый здоровяк присели на корточки вокруг рисунка, который заострённым концом прутика стал вычерчивать на земле Ворон. У атамана в ладони блестела золотая плашка; он держал ее с наклоном к лучам солнца, позволяя им соскальзывать пятном отражения себе под ноги, а Федька срисовывал с нее нацарапанное изображение. Получалось у него довольно верно и, главное, при многократном увеличении намного понятнее. Расположенная посредине рисунка, похожая на два горба верблюда гора имела крутую стену. Внизу стены, словно в горном подоле, соприкасались два озера, — они были вроде вытянутых полукружий, которые разделялись полоской наваленных грядой камней. Ледниковая речушка впадала в одно озеро, а из смежного ему изливался водопад. Водопад устремлялся книзу, в другую ледниковую речку, — она была шире наполняющей озеро и огибала подножие двугорбой горы. От речки, как раз в том месте, где она поглощала водопад, начиналась тропинка. Круто поднимаясь по склону, тропинка много петляла, чтобы, в конце концов, привести к обозначенному крестом месту у стыка озер. И на этом месте, над знаком креста выделялся другой, очень странный знак . Атаман перевернул плашку. Обратную сторону на ней занимал тот же самый знак , но много большего размера.

— С сосны такой горы не видно, — наклоняясь к Федькиному рисунку, указал пальцем на двугорбую гору Вырви Хвост.

— Если верить Мещерину, старик вождь в киргизском стойбище рассказал ему, будто к такой горе надо подниматься вдоль речки, которая течёт с востока, — поглаживая широкий подбородок, напомнил атаман.

— Речку там видел, — подтвердил Вырви Хвост, показав рукой в сторону главных восточных хребтов.

— А та ли это речка? — Седой высказал сомнение вполголоса. Затем пальцем ткнул на земле крест и странный знак. — И что вот это может означать?

Все промолчали: никто не знал, что ответить, — вопрос задавался уже не в первый раз. Ворон глянул на рыжеусого товарища. Тот не принимал участия в разговоре, хмуро крутил кончик уса под единственным глазам, и Ворон решительно стер рисунок ладонью. Поднявшись, затер его ногой.

— Что гадать? — объяснил он. — Там видно будет.

Никто не возражал, и они ватагой направились к стреноженным на время продолжительного отдыха лошадям.

Мещерин проверял ослабленные подпруги своего коня, когда рядом остановился отошедший от казаков атаман.

— Дальше поведу я, — объявил он Мещерину так, будто это было решение остальных. — Не возражаешь?

Вопрос задавался не для того, чтобы считаться с ответом. Но атаман ждал, что скажет царский посланник, который не прекращал своего занятия.

— Нет, — произнес наконец Мещерин.

Борис случайно расслышал их разговор из обступающих полянку зарослей, где изучал свежие следы необычно крупного тигра. На следы он наткнулся, делая обход стоянки, и застыл возле них так, как недавно стоял хищник. Судя по поведению тигра, он вышел на охоту, а в этом месте был в засаде с того самого времени, когда они пару часов назад расположились на привал и послеобеденный отдых. Возможно, зверь выжидал удобного случая напасть на одну из лошадей, но вдруг по необъяснимой причине развернулся и крадучись направился от полянки. Это обеспокоило Бориса. Скоро и почти бесшумно он по следам мягко ступающих лап углубился в смешанный лес, в котором преобладали сосны. Следы говорили о том, что иногда хищник останавливался, прислушивался и крался дальше, высматривая кого-то, кто двигался в стороне за деревьями и не подозревал о его существовании.

Борис заметил кончик хвоста зверя за кустарником, за которым начиналась длинная залысина пологого горного склона. Он замер, так как увидел, кто мог стать добычей хищника. Ладонью осторожно раздвинув ветки куста, он убедился, что выстрел уже бессилен остановить тигра, который скрылся за гребень вытянутого выступа невысокой скалы; лишь хвост ещё медленно перемещался к изъеденному трещинами краю гребня, пока не исчез за ним. Борис перевел взгляд на другой край гребня, от которого давно уже откололся и откатился валун. Там расположился спиной к гребню, укрылся за валуном казачок. Пристроив готовое к выстрелу ружье меж зубьями растрескавшихся камней, он неподвижно поджидал двух горных козлов, которые паслись на склоне и приближались к его укрытию.

Тигр плавными кошачьими шажками обходил гребень, чтобы появиться у охотника как раз сзади ничем не защищённой спины. Козлы встревожено вскинули головы, уставились на скалу, и казачок через плечо тихо оглянулся. Увидав страшного зверя с голодными глазами уже выходящим из-за откоса гребя, он от внезапного испуга дернул курок. Ружье выпалило с раскатистым повторением в горах, и тигр на мгновение застыл, словно никогда не слышал такого звука. Оступившийся казачок привалился к валуну и, пронзительно закричав, обеими руками закрыл глаза… Голодный рык людоеда в прыжке надвигался на него, и он живо представил, ощутил, как страшные клыки вонзаются в него, рвут его тело… Что-то тяжелое, безмерно сильное ударило его в плечо, рвануло затрещавшую рубашку, больно швырнуло за валун, чтобы тут же упасть, навалиться сверху.

Это было спасение. Побросав все лишнее, Борис стремительным босым дикарём промчался к укрытию казачка, на долю мгновения опередил последний, затяжной прыжок тигра. Промелькнув возле его клыкастой пасти, он налетел на казачка, отшвырнул его ударом своего тела, и людоед лишь обдал их горячим выдохом. Промахнувшийся тигр с лету приземлился на крутой склон, перевернулся, когтями оставляя на траве рваные полосы, и в гортанном рыке передал всю ярость от неожиданной для него неудачи.

Густые иссиня-черные ресницы казачка дернулись, синие глаза широко раскрылись. В них застыл страх, который будто лёд на солнце таял от вида лица лежащего сверху Бориса. Тот скользнул взглядом с пересохших добела красивых полных губ на смуглую девичью грудь, как будто с нетерпеливым любопытством выглянувшую из разорванной рубашки, и подхватил ружье девушки, упруго поднялся. Он едва успел отразить следующий прыжок хищника, — тигр налетел, клацнул зубами по железу ствола, и Бориса отбросило спиной на валун. В неимоверном усилии, напряжением всех мышц спины и рук он отжал от себя грызущую приклад и ствол пасть. Людоед в бессильной злобе по-кошачьи царапал ему плечи и грудь, пока, казалось, не сообразил, что это бесполезно и не отпустил ружье. Тут же под яростный выкрик человека хищник получил сильнейший удар прикладом по носу и опешил от боли, вмиг теряя прежнюю уверенность в преимуществах своих когтей и клыков.

Борис откинул ружье, быстро отступил от валуна и выхватил из ножен большой охотничий нож. Тигр и мужчина задвигались по кругу, каждый выжидая нападения противника. Тигра смущал дракон на груди человека. Дракон как будто играл клыками раскрытой пасти и когтистыми лапами на вздутых загорелых мускулах, и тигр слизнул с разбитого носа кровь. Он нехотя отступил на шаг, другой. Потом развернулся, чтобы оставить место схватки, затрусил прочь вдоль пологого склона. Два горных козла в недоумении уставились на него сверху поваленного дерева. Он рыкнул, сделал к ним несколько тяжелых прыжков, и они ускакали за навал больших камней. Вскоре тигр исчез в зарослях, напоследок огласив своим голодным рычанием окрестности, будто угрожал вновь встретиться со своим недавним противником. Когда в зарослях прекратилось колыхание ветвей, Борис спрятал нож в ножны и обернулся.

Девушка-подросток сидела у валуна, судорожно всхлипывала, как будто не имела сил по настоящему заплакать. Она безотчетно пыталась стянуть края разорванной белой рубашки, укрыть грудь; руки дрожали, это ей удалось лишь после нескольких попыток.

— По… чему ты… не кри… чал, не… пред… дупредил? — спросила она между всхлипываниями, запинаясь на обрывках слов.

Борис негромко и спокойно объяснил.

— Ты могла не понять, где он, и броситься в укрытие за выступ. Как раз ему навстречу. Или растерялась бы.

— Угу, — она кивнула головой, охотно соглашаясь, и смахнула со щек слезы.

— Я так испугалась… Я не знала, что они такие… большие…

Борис подобрал ее ружье, которым удерживал зверя. На расщеплённом деревянном прикладе отчётливо выделялись глубокие вмятины от больших зубов и клыков хищника. Борис с сожалением покачал головой, — то, что осталось от приклада, годилось разве что в костер.

Они возвращались между деревьями по пологим участкам склона, и девушка старалась поспевать за быстро шагающим мужчиной. В обеих руках у него были ружья, одно из которых требовало замены приклада. Она же шла налегке, возбужденная переживаниями недавней смертельной опасности и возможностью наконец-то быть самой собой. Казалось, ей хотелось говорить и выговориться, всё равно о чём, а объяснения, почему она стала переодетым казачком, были только поводом.