Сын Солнца - Кристиан Жак

Рамзес внимал слухом и сердцем. Он наполнил свою душу этой представившейся ему огромной Вселенной, не растеряв ни крохи из слов отца. Рассвет наступил слишком скоро.

Из-за обилия растительности корабль Фараона не мог двигаться вперед, Сети, Рамзес и моряки, вооруженные копьями и луками, поднялись в легкую ладью из папируса. Фараон сам указал гребцам направление.

Рамзес чувствовал себя перенесенным в другой мир, не имеющий с миром долины ничего общего. Здесь не было ни одного следа человеческой деятельности, папирусы высотой в восемь метров иногда закрывали солнце. Если бы его кожа не была заранее смазана жирным слоем мази, Сын Фараона был бы заживо съеден тысячами насекомых, чье движение производило оглушительный шум.

После того, как они преодолели этот водяной лес, ладья заскользила по небольшому озерцу, в центре которого возвышались два островка.

— Это святые города Пэ и Деп, — поведал Фараон.

— Города? — удивился Рамзес.

— Они предназначены для душ праведных, их место — вся природа. Когда жизнь возникла из предвечного океана, она проявилась в форме выступающих из воды холмиков земли. Итак, вот два священных холма, пусть они, объединившись в твоей душе, образуют единую страну, где обитают блаженные боги.

В обществе отца Рамзес вступил на землю «святых городов» и, найдя скромный жертвенник, предался там сосредоточенным размышлениям. Перед простой хижиной из тростника воткнули палку с выточенной на верхушке спиралью.

Вот символ общественной обязанности, — объяснил Фараон, — каждый, прежде чем заниматься самим собой, должен найти и выполнить ее.

Обязанность Фараона — быть первым слугой богов: если бы он думал лишь о собственной пользе, он был бы только тираном.

Казалось, их окружали бесчисленные тревожащие силы. Невозможно было оставаться спокойным в этом хаосе, где постоянно находишься настороже. Одного Сети не трогали никакие волнения, как если бы вся эта непознаваемая природа подчинялась его воле. Если бы не спокойная уверенность в его взгляде, Рамзес был бы уже давно обеспокоен тем, что потеряется среди этих гигантских папирусов.

Вдруг горизонт расчистился. Ладья заскользила по зеленоватой земле, окружающей берег, на котором в убогих хижинах жили рыбаки. Голые, растрепанные, они сетями и удочками ловили рыбу, потрошили ее длинными ножами, вынимали внутренности и сушили на солнце. Двое из них сейчас несли окуня из Нила, такого огромного, что под его тяжестью сгибалась палка, к которой он был привязан.

Удивленные неожиданным посещением, рыбаки выглядели испуганно и враждебно. Прижимаясь один к другому, они держали наготове свои ножи.

Рамзес вышел вперед. На нем сосредоточились все неприязненные взгляды.

— Склонитесь перед Фараоном.

Влажные пальцы рыбаков разжались, и ножи упали на рыхлую землю. Подданные Сети простерлись ниц перед своим правителем, а потом пригласили разделить их трапезу.

Рыбаки пересмеивались с воинами, и те дали им два кувшина пива. Когда все они погрузились в сон, Сети обратился к сыну при свете факелов, пламя которых отгоняло насекомых и зверей.

— Вот самые нищие из людей, но они выполняют свои обязанности и ждут твоей помощи. Фараон — это тот, кто помогает слабому, защищает вдов, кормит сирот, утешает того, кто в нужде; это бодрый пастырь, который бдит день и ночь, рыцарь, охраняющий свой народ. О том, кого Бог выбрал для исполнения высшей обязанности, пусть скажут: «Никто не голодал в его время». Нет более благодарной задачи, как стать Ка Египта, сын мой, кормильцем целой страны.

Рамзес несколько недель оставался с рыбаками и собирателями папируса, он научился распознавать многочисленные виды съедобных рыб, строить легкие ладьи, развивать свой охотничий инстинкт, терял и снова находил дорогу в лабиринте каналов и топей, слушал рассказы силачей, которые после нескольких минут борьбы вытаскивали из воды огромных рыб. Несмотря на тяжесть своего существования, они ни на что бы его не променяли — жизнь в долине казалась им скучной и бесцветной. Им вполне хватало краткого пребывания в этих слишком цивилизованных местах. Вкусив женских ласк и насытившись мясом и овощами, они возвращались домой, в топи Нила.

Сын Фараона впитал в себя их силу, перенял их манеру смотреть и слушать. Общение с ними закалило юношу, он ни разу не произнес ни одной жалобы, хотя его тело иногда просто разламывалось от усталости. Его сила и ловкость творили чудеса: он один мог справляться с тем, что было под силу лишь троим рыбакам. Но эти подвиги чаще вызывали зависть, чем восхищение, и Сын Фараона вскоре оказался в стороне от остальных.

Его мечта разбилась: мечта стать кем-то другим, отказаться от таинственной силы, которая жила в нем, стать похожим на других, и провести молодость так же, как каменотесы, матросы или рыбаки. Сети отвел его на границу страны, в те затерянные места, где море, такое близкое, начинало поглощать землю, чтобы он осознал свою подлинную сущность и освободился от иллюзий детства.

Отец оставил его одного, но разве тогда, в ночь перед отплытием, он не наметил дорогу к царствованию? Ведь те слова были обращены к нему, Рамзесу, и больше ни к кому другому.

Мечта, сон, дарованная ему минута милости, и ничего больше. Сети разговаривал с ветром, водой, с огромной дельтой, сын же был только посредником. Отведя его на край света, он разбил его тщеславие и избавил от несбыточных мечтаний. Рамзесу не суждено быть правителем.

И все равно он чувствовал свою близость к Сети. Отец всегда был недоступен, однако Рамзесу нужно было услышать его поучения, доказывать свои способности, превосходя самого себя. Нет, тот огонь, что с малых лет горел в нем, не погас. Отец указывал именно на него в своих речах, и те тайны, что он мало-помалу раскрывал перед ним, предназначались будущему Фараону.

Он понял, что за ним никто не приедет, и надо отправляться в путь самому. Рамзес покинул рыбаков перед рассветом, когда они, съежившись от холода, еще спали вокруг костра. С помощью двух шестов он направил свою ладью из папируса прямо на юг и, стремительно набирая темп, начал грести.

Наблюдение за звездами позволило ему выбрать правильное направление, а затем он доверился инстинкту и вошел в главный приток реки. Северный ветер толкал ладью. Устремившись к цели, давая себе лишь незначительные передышки, питаясь сухой рыбой, которую взял у рыбаков, Рамзес призвал течение в союзники вместо того, чтобы бороться с ним. Над ним пролетали бакланы, он купался в лучах солнца.

И вот в конце дельты показалась белая стена Мемфиса.

Глава 16

Жара становилась удушающей. Люди и животные работали в замедленном темпе, в ожидании разлива, который означал долгий период отдыха для тех, кто не захочет работать в это время на стройках Фараона. Урожай был собран, земля, казалось, вот-вот умрет от жажды. Но цвет Нила уже изменился, и коричневый оттенок говорил о скором подъеме воды, от которой зависело богатство Египта.

В больших городах все стремились укрыться в тени; на рынках торговцы прятались под большими тентами, натянутыми между колышками. Началось время, которого боялись больше всего: пять последних дней в году, не входивших в гармоничный календарь, включающий двенадцать месяцев по тридцать дней. Эти пять дней вне регулярного круговорота были областью Сехмет, ужасающей богини со львиной головой, которая уничтожила бы все человечество, восставшее против света, если бы не вмешался Создатель: он заставил поверить жестокую богиню в то, что она пьет человеческую кровь, тогда как она поглощала красное пиво. Каждый год в этот период Сехмет насылала орды болезней и зловонных испарений, чтобы они опустошали страну, таким образом, она избавляла землю от присутствия подлых, низких людей и клеветников. В храмах день и ночь пели литании, которые должны были смирить Сехмет, и лично Фараон управлял тайным богослужением, позволяющим еще раз превратить смерть в жизнь.

В течение этих страшных пяти дней хозяйственная деятельность почти прекращалась, откладывались все поездки, корабли оставались у причала, поля пустовали. Несколько запоздавших торопились укрепить дамбы, требовавшие сооружения подпорок: опасались сильных ветров, непременного свидетельства гнева мстительной львицы.

Что бы стало со страной, опустошенной разгулом разрушительных сил без вмешательства Фараона?

Глава службы безопасности дворца Мемфиса как всегда предпочел закрыться в своем кабинете и там ожидать праздника первого дня Нового года, когда все сердца, освобожденные от страха, откроются для радости. Но его только что вызвала царица Туйя, и он не переставал спрашивать себя о причине этого. Обычно он получал приказы царской супруги через придворного советника. Почему же этот обычай был нарушен?