Особист - Павел Барчук

Глава 7. В которой женщин становится все больше, а понимания все меньше.

Ресторан действительно был. Находился он, действительно, неподалёку. Кудряшка не обманула. Если более точно, то прямо рядом с центральной проходной завода, который я только недавно покинул. Какая-то интересная аномалия. Гостиница рядом. Ресторан вообще, чуть ли не порог к порогу. Хотя, может все гораздо проще. И заведение общепита, и гостиница находились непосредственно в ведомстве завода. Было бы странно, наверное, окажись они на другом конце города.

Рестораном оказалось двухэтажное здание с большими окнами в пол и с синими буквами, которые складывались в название — "Полет".

Прежде, чем выйти из номера, я, само собой, переоделся. Форму трогать не стал. Вырядил по гражданке. Брюки, рубашка и пиджак. Вообще, не понимаю, зачем, а главное — где, Максим Сергеевич вчера щеголял в официальном виде. Как же хреново ни черта не знать.

Пока собирался, блондинка сидела на кровати, красиво вытянув стройные ноги и откинувшись назад. Она опиралась руками о постель, отчего вся ее неземная красота была мне представлена в товарном виде. Ну…что сказать? Вкусы у нас с Максимом Сергеевичем точно совпадают. Женщина была молодой. Лет двадцать пять, может. Внешность — яркая. Кукольная. Натуральная Барби, только в советском варианте. Без лишнего глянца.

Большие, синие глаза, пухлые губы, чуть вздернутый носик, светлые локоны, романтично лежащие на плечах. Формы блондинка имела классные. Это факт. Тонкая талия, но при этом весьма сексуальные грудь и задница. Черт…Мне нравится новая жизнь. Особенно — женщины в ней.

С одной стороны, неискушенные, по сравнению с теми, к которым привык я, с другой стороны, весьма прикольные в своей природной, естественной красоте. Я имею в виду, что все части тела у этой особы были натуральными. Начиная от бровей и ресниц, заканчивая задницей. Можно не беспокоиться, что наутро, после бурной ночи, красавица превратиться в гоблина, а ее привлекательное лицо останется на подушке. Бывало и такое. Один раз чуть заикой не остался. Домой привел настоящую принцессу. Был еще, к тому же, не трезв. Когда проснулся, охренел. Все ее лицо, оказывается, было, по сути, нарисованным. После жаркой ночи, одна бровь поплыла, вторая вообще стерлась. Крем, пудра, или чем они там пользуются, частично сползли, и выяснилось, что фарфоровая, нежная кожа на самом деле имеет россыпь акне по всему лицу. А когда дама была вынуждена умыться, я был вынужден срочно вызвать ей такси. Нет, все понимаю. Важны красота в душе, внутренний мир и вся подобная херня. Но зачем же так нагребывать? Я не против внутреннего мира, однако, сильно злит, когда берёшь в прокате хорошую тачку, а спустя пару километров, с нее отваливается весь тюнинг и ты видишь перед собой убитые Жигули. Если утрировать, конечно. Так вот, здесь, в моей новой жизни, радовало то, что все предельно честно.

Как оказалось, блондинка была актрисой местного театра и звали ее Лиличка. Вернее, она сама себя так называла. Не Лиля. Не Лилия. Лиличка, блин…С претензией на большую любовь Маяковского. Откуда я это узнал? Оттуда! Блондинка говорила без перерыва. Вообще. Ни одной минуты тишины. Ни одной секунды.

— И вот представляешь…Эта дура Раевская заявляет, а почему роль Софьи отдали Лиличке? Ну, то есть, мне. Представляешь? Я говорю, побойтесь бога, Генриетта Леопольдовна, Вам сорок лет в обед. Какая из Вас Софья? Это же великий Чехов. Это же "Дядя Ваня". Понимаешь? Не какая-то жалкая опереточная постановка для развлечения. Это — классика. И кто? Максим? Кто, если на я? Посмотри. Я же — вылитая Софья. Правда? Нет! Ничего не говори! Сейчас ты начнёшь меня убеждать, что театр необходимо бросить. Да. Я знаю. Знаю твои мысли. Ты хотел бы украсть мой талант и спрятать его, как злой гений прячет светлый образ. В темнице квартиры. Милый, но мы говорили с тобой…

Пока она трындела, мотыляя ногами, которые теперь сложила крестиком, я ходил по номеру из угла в угол. От шкафа к зеркалу и обратно. Приводил себя в человеческий вид. Так как вещи приходилось искать заново, суеты получалось много. Хорошо, что Лиличка на это внимания не обращала, полностью занятая собой. Иначе, было бы удивительно, с хрена ли взрослый мужик в своем номере ведет себя, как в гостях. Периодически я останавливался, смотрел на эту красивую, но, очевидно, бестолковую особу и думал. Что это? Карма? Или мне действительно неизбежно попадаются вот такие куклы? Я притягиваю их, как магнит? Просто Лиличка, и это уже совсем не удивительно, была красивой, но очень бестолковой. Этакая милая, приятная дурочка. Глупышка. Которой за ее смазливую мордашку можно простить отсутствие высокого уровня эрудиции. Безобидная. Она тупо полчаса, пока я собирался, беседовала сама с собой. Причем, только о себе.

— Вот пойми, Максим, искусство…это мое дыхание. Моя жизнь. Я зачахну без него. Завяну, словно роза, оставленная садовником навсегда. Почему ты молчишь? Думаешь, я преувеличиваю. Поняла. Нет, Максим, не говори даже такого.

А Максим не говорил. Максим тихо охеревал. Интересно, во время секса она ведет себя так же? Просто блондинка не затыкалась реально ни на мгновение. При этом она вместо меня, от моего имени, задавала вопросы, сама на них отвечала, потом начинала доказывать, что я неправ. Нет, в принципе, в свете сложившихся обстоятельств, это даже удобно. Любая умная, сообразительная дамочка уже давно спалила бы, что Максим Сергеевич ее не помнит, что Максим Сергеевич свои вещи видит чуть ли не впервые и что, в конце концов, Максим Сергеевич вовсе не Максим Сергеевич. Мне, на самом деле, повезло, что Лиличка глупенькая.

Но блин…голова сейчас просто взорвётся. А еще эта особа очень любила себя. Меня, правда, судя по всему, тоже любила, раз явилась по первому зову. Но себя гораздо больше. Местоимение "я" звучало в её речи чаще, чем все гласные вместе взятые. Кстати, по поводу зова. Оказалось, он был. Максим Сергеевич явился вчера в театр на репетицию. Подарил цветы, сказал, что очень занят, но завтра, мол, приходи на сеновал, будем друг друга любить. Сеновал — это образное сравнение, причем сказанное самой Лиличкой.

— Максим! Ты совсем не слушаешь и не смотришь! — Она капризно надула губы, а потом швырнула в меня подушкой, которая, естественно, пролетела на расстоянии метра в стороне, и упала на пол. Глазомер у Лилички ни о чем. А вот наволочка теперь грязная. Пришлось