Тьма над Диамондианой - Альфред Ван Вогт

«Через час или два, — подумал Мортон, — огромная диамондианская луна зальет бледным светом эту жуткую картину. Но сейчас, да еще при этом шуме…»

Кошачий концерт сигналов перешел в истерическое крещендо. Сейчас или никогда!

Мортон осторожно открыл дверцу и тихо потянул Брэя за рукав. Его молодой спутник удивился и сначала стал сопротивляться, но через несколько секунд оба были на мостовой и, цепляясь друг за друга, на ощупь отыскивали между неподвижными машинами дорогу к относительно безопасному тротуару. Затем они быстро пошли вперед.

— Утром мы позвоним в больницу, — заявил Мортон и добавил. — Может быть.

Полковнику начало надоедать все это, он был в ярости и совершенно не был расположен говорить разумно с потерявшими разум людьми. Но он знал, что его злоключения еще не кончились.

Анализируя свое поведение, Мортон вдруг понял, что его раздражение порождено современной логикой, и сказал Брэю:

— Мой профессор старался научить нас воспринимать противодействие окружающего мира по законам определенной логики. Он считал, что человека, верного старой логике, которую называют современной, всегда можно узнать по его поведению перед лицом несчастья. Такие люди, по словам моего профессора, в глубине души верят, что в мире существуют двойники, совокупности одинаковых объектов. Если бы они могли освободиться от этого внушенного им представления, говорил он, эти люди поняли бы, что в науке все бесконечно изменчиво, но автоматично. Каждый процесс слегка отличается от другого, но то, что существует — существует, и все. Он замолчал, потом продолжил:

— То, с чем мы столкнулись здесь, на Диамондиане, это простая задача типа загадки. Теоретически, если мы найдем решение этой задачи, то, что следует из нее, произойдет автоматически, и мы одержим нечто вроде мгновенной победы.

— Извините меня, полковник, но мгновенная победа сразу на целой планете, которая полна диамондианцев и их двойников — ирсков, мне кажется совершенно невозможной, — почтительно возразил Брэй.

— Что ж… на первый взгляд вы совершенно правы: пятьсот миллионов диамондианцев с их пылким характером и миллиард неустойчивых ирсков. И тем не менее во всех них есть своеобразная чистота.

Брэй заметил, что, по его мнению, слово «чистый» совершенно неприменимо к тем диамондианцам, которых он знает.

— Может быть, женщины… Но, — быстро добавил он, — я всегда остерегался бывать у диамондианок.

На этот раз Мортон невольно или сознательно не обратил внимания, что прерывает лейтенанта:

— Меня беспокоит прежде всего это духовное братство, — сердито бросал он в темноту ночи. — Лозитин ни на мгновение не почувствовал моего присутствия под своим черепом, не заподозрил, что я наблюдаю его глазами. Однако Марриотт и его друзья ирски знали, что Тьма поместила меня в сознание Лозитина. И с вами, и со мной Марриотт вел себя очень беспокойно: он был зол, обманут в своих надеждах, саркастичен, но ирски говорили с ним вежливо. Тем не менее они вели себя так, словно вопрос о моем снятии с должности главы их правительства еще не решен. Меня должны были куда-то отвезти, допросить, и, может быть, тогда они приняли бы решение относительно меня. Из всего этого я делаю вывод, что в ближайшие дни мне тоже придется делать выбор. Значит, главный вопрос, который встает…

Брэй, продолжая идти, ждал продолжения мортоновского монолога. После нескольких секунд вежливого молчания молодой офицер повысил голос, чтобы его можно было услышать среди рева машин, и сказал:

— Полковник, я очень хотел бы узнать, что это за главный вопрос.

Ответа не было.

Брэй замер на месте. Потом, шепотом ругая себя, он вытянул перед собой руку и повел ей из стороны в сторону, ощупывая ночной мрак. Рядом не было никого; лишь тропический ветерок ласкал его кожу и приподнимал полы френча.

Продолжая стоять на том же месте, Брэй попытался вспомнить все, что было перед этим. «Слышал или видел я что-нибудь после того, как он кончил говорить?»

У темноты бывают разные оттенки. Диамондианская ночь в этот момент была черной, как чернила, в ней поблескивали лишь кузова автомобилей. Удивительно, как мало от этих бликов пользы в городе, где столько матовых поверхностей.

Вдруг Брэй вспомнил, что время от времени различал силуэт полковника на фоне… чего? темноты? Черное на черном фоне — это же невозможно!

Продолжая задавать себе эти вопросы, Брэй медленно возвращался назад прежним путем. Он шел осторожными широкими шагами, словно ощупывал тротуар ногой.

Лейтенант удивился тому, как много ему пришлось пройти — он отшагал не меньше пятидесяти метров, прежде чем его нога наткнулась на неподвижное тело.

Кто это был? Брэй был почти уверен, что Мортон. Лейтенант наклонился и провел рукой по одежде лежащего, ища знакомые пуговицы, погоны и нашивки полковничьего мундира. Все это было на месте, значит, это был Мортон.

Брэй отыскал бессильную руку и нащупал на ней пульс. Он был медленный. Шестьдесят ударов в минуту, посчитал наугад Брэй, чувствуя огромное облегчение и сострадание.

«Бедняга Мортон, — думал лейтенант, — уже полтора дня его почти все время держат без сознания. Это, наверное, слишком большая нагрузка для одного человека».

И молодой адъютант решил, что такой ряд неудач и столько обмороков подряд означают, что Мортон недолго проживет.

Тем не менее Брэй был не вполне уверен, что на тротуаре лежал без движения именно полковник Чарлз Мортон. Он поклялся себе, что теперь всегда будет носить с собой все мелочи, которые рекомендует иметь под рукой учебник для разведчиков. Например, лампу-авторучку, которая сейчас лежала у него в машине, и другие чудеса науки.

Брэй был молод, самоуверен и франтоват и потому считал ниже своего достоинства набивать карманы и подкладку своего мундира этим хламом. И вот теперь он оказался без радиостанции, без устройства для вызова полиции, без… в общем, безо всего. Все это было у него в машине, но не при себе. Он мог позвонить из телефона-автомата, если сумеет найти его в этой темноте.

Брэй даже не попытался искать телефон. Он просто сел рядом с лежавшим без сознания человеком, который еще дышал, и печально сказал себе, что должен остаться здесь до утра. Он не обращал, как Мортон, большого внимания на мелочи и потому не знал, что скоро над крышами Нового Неаполя поднимется огромная диамондианская луна или, по крайней мере, ее четверть. Поэтому примерно через полчаса жизнь преподнесла ему радостную неожиданность: сначала слабый свет-предвестник, потом надежду и наконец желтый месяц, похожий на покрытый туманом осколок второго солнца, который осветил все, что окружало Брэя, и направил свои косые лучи вдоль проспекта. Лунный свет не без иронии показал лейтенанту, что телефонная будка находилась от него менее чем в пяти метрах.

Брэю понадобилась всего минута, чтобы подтащить к ней бесчувственного Мортона. А потом…

Брэй позвонил во дворец, где располагался штаб Комиссии по Переговорам. Коммутационный компьютер соединил его с кабинетом сержанта Струзерса, и наконец в трубке зазвучал сонный баритон мортоновского секретаря.

Через час Струзерс приехал к Брэю на автофургоне Комиссии. Учитывая безумное движение на улицах, это было очень быстро. Ворча и вздыхая, лейтенант и сержант перенесли Мортона в эту машину, отвезли его во дворец и внесли в комнату Брэя. Там они раздели бесчувственное тело, уложили его на кровать и накрыли одеялом. Сделав это, лейтенант Брэй, который по-своему обдумал ситуацию, в общих чертах объяснил Струзерсу свои планы на завтрашний день и затем отослал спать этого достойного служителя, бледного, но покорного судьбе.

14

Волна Тьмы нахлынула на Мортона. Она была мощнее обычного, но полковник мог говорить и ясно мыслить, поэтому ограничился тем, что на мгновение закрыл глаза. А потом он оказался… в небытии.

Мортону показалось, что он висит в пустоте, где ничего не может разглядеть. Это было похоже на слепоту, но не совсем: темнота была скорее серой, чем черной.

Мортон все еще думал, что идет с Брэем среди ночи по улице Нового Неаполя: переход из черного мира в серый был не очень заметен. Поэтому его тревожило в основном то, что он мог… воспринимать со стороны что-то, что казалось ему его собственным живым телом. Мортон протянул руку, словно желая отодвинуть серую мглу, как занавес, потом открыл рот и наудачу спросил: — Где я? Лейтенант Брэй, вы здесь? Он захотел продолжить вопросы, но вдруг с изумлением понял, что не слышит ни малейшего звука. Моргов чувствовал, что говорят: его губы, челюсти и язык двигались. Он видел силуэт человека, наклонившегося Над чьим-то телом, но не слышал ни одного шороха, ни одного отголоска. Тишина как после смерти.

Мортона охватил панический страх. Справившись с ним, полковник почувствовал, что находится посреди огромного пространства, и заметил слабо светящуюся россыпь звезд сбоку от себя.