Жандарм 4 - Никита Васильевич Семин

— Посещение архива только с разрешения главы отделения или его заместителя, — отрезал Петр Иванович на мою просьбу подсказать, где найти нужное помещение.

— С чего бы это? — неподдельно удивился я. — Порядок в службе един для всех. А в Москве в архив может зайти даже последний курсант и без всякого разрешения.

— Ничего не знаю, так положено, — стоял на своем Митюшин.

— Ну ладно. Пойду тогда к Иллариону Сергеевичу за разрешением, — развернулся я к выходу.

— Стойте! — окликнул меня финансист, когда я уже вышел за дверь.

Я нехотя повернулся. Ну чего ему еще надо?

— Подвальный этаж напротив склада, — протянул он мне хмуро ключ. — Как закончите, вернете.

— И к чему тогда был этот цирк с разрешением? — взяв ключ, спросил я.

Но ответа не получил. Петр Иванович просто проигнорировал его, молча вернувшись за свой стол. М-да. Похоже мира меж нами точно не будет.

Отложив вопрос отношений с финансистом, я все же отправился в архив. Путь мне был уже частично знаком. Здесь же обитал Вольф Рудольфович, с которым я уже познакомился, только его «владения» были в другом конце подвала.

Дверь в архив была тяжелой, сделанной из металла, и имела кроме встроенного замка еще и засов с внутренней стороны. Наверное здесь можно запереться и держать оборону в случае нападения на здание. Но это я отметил походя, а сам минуты три искал, где находится выключатель. Наконец нашел, но когда включился свет, увиденное мне сильно не понравилось. Стеллажи были заполнены бумагами, папками, но не были подписаны. Есть ли здесь систематизация было непонятно. Само освещение тоже не радовало — всего три лампочки, свисавшие с потолка и дававшие тусклый свет. Не споткнешься, но прочитать что-то становится очень сложной задачей. Приходится сильно напрягать зрение.

Пройдя вдоль стеллажей, отметил, что на них полно пыли. Не особо-то сюда заходят господа жандармы. Хотя иногда и бывают. Вон, вижу, что в одном месте пыли нет — кто-то взял папку и на этом месте остался след. Почему не вернули в принципе понятно, изучать ее лучше в собственном кабинете при хорошем освещении. Даже интересно, что именно находится в этой папке, что смогло заинтересовать кого-то из управления. Что-то большой инициативы по поиску и поимке революционеров я здесь пока не заметил.

Выборочно доставая то одну папку, то другую, я понял, что систематизация здесь все же была. Просто она была не привычна мне. Каждый стеллаж «отвечал» за какую-то национальность. На одном лежали документы по выходцам из германских земель, на другом — из Англии, на третьем — информация по местным аборигенам. Обойдя весь архив и запомнив, какой стеллаж «принадлежит» той или иной национальности, я покинул архив. Кстати, папку брали со стеллажа про англичан.

Оставаться дальше в управлении я пока не видел смысла. Нужно все же сходить за канцелярией — бумаги чистой прикупить, карандашей и ручек. Поэтому отправился я искать книжный магазин или какую-нибудь местную типографию. Естественно нашел и закупился всем необходимым.

Рядом с книжным магазином находился телеграфный пункт, и я решил проверить, не пришел ли мне ответ из главного управления. Оказалось — пришел и не только оттуда, но и от Ольги.

Агапонов написал, что рад, что я жив и могу не беспокоиться про происшествие во Франции — пакет был доставлен точно по адресу. Ну а мне предстоит приступить к выполнению собственного задания. А вот Ольга написала, что моя телеграмма пришла крайне вовремя. Газеты растиражировали крушение поезда и отсутствие выживших, ну а так как Сашка на короткой ноге с пацанами, разносящими прессу, то про мою «смерть» он узнал одним из первых. Но не поверил и до конца не хотел верить. Ольга же собиралась идти к стряпчему, помня про мое завещание, и остановила ее только моя телеграмма.

Да уж. Вовремя я тогда с их отправкой подсуетился. Однако мысли о газетах и Франции причудливым образом натолкнули меня на воспоминания о Лиде. Как она там? Читала ли о моей «гибели»? И если да, то как ее восприняла? Переживала, или ей все равно?

— Хватит, не стоит думать даже об этом, Лида далеко, я только накручиваю себя, — прошептал себе под нос.

Раз уж я теперь могу не переживать о том, что «осталось позади», то надо бы приступить к заданию. А любой поиск начинается с накопления информации. Рыться в архиве можно долго и без толку. Чтобы это было продуктивно, надо хотя бы знать, что искать. Владеть как минимум половиной информации. То есть, мне нужно разузнать, чем занимались убитые. Кроме как у заместителя или главы жандармерии я это вряд ли узнать смогу. Но к Гаврилову идти мне не с руки. Наши отношения с самого начала не задались. Остается лишь Илларион Сергеевич. Вот к нему и пойду, но — завтра. Время обеденное, и он сейчас скорее всего уже не на рабочем месте.

Тогда чем заняться сейчас?

— Сбор информации никто не отменял, — стал я размышлять вслух, — а почему бы тогда не собрать данные про сам город? И лучше того, кто здесь давно живет и со мной не враждует, мне мало кто сможет помочь. Роб, я иду к тебе!

Конечно больше Роба мне смог бы рассказать тот же Белов. С ним у меня точно пока конфликта нет. Но я не знаю, в каких он отношениях с Гавриловым. Да и где сейчас я смогу найти Аристарха Вениаминовича? В полицейский участок идти? Что-то не лежит у меня душа к этому.

Придя к такому выводу, я отправился на поиски ирландца. Где он живет, я знаю, но сейчас день и он может не оказаться дома. Что и случилось. Но там мне подсказали, где искать МакЛагера. Так я и оказался на железнодорожной станции, где ирландец разгружал вагон с зерном, прибывшим аж из самого Форт-Росса.

Пришлось почти час ждать, пока он освободится. Но просто так ждать я не стал, а потратил время с пользой, воспользовавшись услугами местного буфета.

— Уф-ф, — вытерев пот со лба, сел за мой столик Роб. — Рад вас видеть. У вас ко мне какое-то дело?

— Я хотел бы больше узнать о городе. Вы здесь уже два года, поделитесь, чем здесь живут люди?

— Да я больше о себе могу рассказать, — пожал плечами мужчина. — А о людях… Тут вам могу посоветовать без оружия не ходить. Опасно, особенно ночью. Хорошо если просто ограбят, а то и убить могут. Полиция здесь — лишь для виду. Ни разу не видел, чтобы они кого-то поймали. Чиновники — те еще кровопийцы. Лицензия на добычу золота — сто рублей стоит! Представляете? Я в месяц хорошо если двадцать рублей с подобными подработками могу добыть. Так ведь и за жилье платить надо, и есть что-то. Теперь надеюсь к следующему году накопить нужную сумму, раньше точно не получится.

— А без лицензии неужто тут никто золото не добывает? — решил я прояснить этот вопрос.

— Да ведут добычу, как без этого, — пожал Роб плечами. — Но ведь мало намыть золотишко, его еще и сбыть надо. А если сунешься не к тому человеку, то тебя и сдать могут той же полиции. Вот тут они — дюже расторопными становятся. Да даже если не сдадут, кто цену за золото такое настоящую даст? Копейки получишь, а риск тот же и даже выше, могут и убить.

— И вы все равно не сдаетесь?

— Мечта — она такая, — усмехнулся Роб. — Я не раз видел, как особо удачливые золотоискатели находили богатую россыпь и уезжали домой с сотней тысяч полновесных рублей или фунтов в кармане. На такие деньжищи можно остаток жизни безбедно прожить, еще и внукам останется.

— А как ищете-то, где россыпь есть?

— Да просто проверяю те ручьи, где никто еще не ходил, — пожал плечами Роб. — Как иначе узнать-то? Те, кто в курсе, секретом не поделятся, а иного способа я не знаю.

— И что? Хоть раз получалось найти самородок? Как вообще добыча происходит? — стало мне интересно.

— Один раз самородок хороший нашел, — вздохнул Роб. — На него-то и собрал тогда караван со шкурами, который непримиримые уничтожили. А как добывается? Так тут секрета особого-то и нет. Берется деревянная колода, ставишь ее рядом с ручьем и нагребаешь в нее со дна земли побольше. А дальше просеиваешь все в надежде увидеть золотой блеск. И так раз за разом. Тяжелая работенка, спину потом ломит и руки от холода по ночам сводит, но что поделать?

Удовлетворив свой интерес, я снова перевел тему на обстановку в городе. Однако Роб раз за разом сбивался на рассказ о своей мечте и неудачных попытках по поиску и через полчаса я закончил разговор. Не сказать, что я совсем