Зверь бездны - А. Веста

– Будешь «брать на калган» честных граждан? – скептически поинтересовался Илья.

Он остался в машине, а Сашка, сверив адрес, поднялась на третий этаж обшарпанной трущобы.

– Здравствуйте, извините за беспокойство, – привычно бормотала Сашка, – я разыскиваю родственников Петра Митяева.

Если замок не щелкал перед ее носом в первые секунды, то, как правило, следовали робкие намеки на возможное наследство или завещание троюродного дядюшки.

На этот раз ее пропустили без вопросов. Испитой, с опухшим сизым лицом, но при этом трезвый дядька в трениках с оборванными штрипками проводил ее в комнату. Узнав, что она журналистка, искренне обрадовался:

– Вот и о Митяеве вспомнили. Сколько я спорткомитету золота добыл… Хоть бы кто-нибудь приехал, спросил: «Как живешь, Митяев? Не надо ли чего?»

Оказалось, что перед Сашкой восседает не кто иной, как сам Георгий Митяев, мастер спорта и чемпион юниорского класса. Под рваной майкой и штанами с лампасами корчилось некогда атлетическое тело бывшего чемпиона. Жора оказался прямым потомком узника, умершего на руках Кости от туберкулеза.

Извиняясь за свой непрезентабельный вид, он рассказал, как когда-то чуть было не стал чемпионом России среди юношей по спринту, но древний змей-искуситель нагнал его и ужалил в пяту. Победоносной борьбе с зеленым змием помешала нестойкость натуры, вытекающая, по мнению Жоры, из уголовного прошлого его отца.

– Медали, кубки… Все потерял, все, – разводил он руками на обшарпанные стены. – Ничтожный я человек.

– А что, Жора, пожалуй, можно было бы и статью про тебя написать, в Госкомспорте бы прочли, вспомнили бы о заслуженном человеке. И фотографий нащелкать с медалями и кубками. Ты кому их продал-то?

– Да не продал я, а отдал на хранение, – заговорщицки подмигнув, сознался Жора. – Будут деньги, сейчас же выкуплю. Бабулька тут у нас есть одна, Алена Ивановна. Зелье по ночам варит. Настоящий паук, все под себя, в свою паутину. А мы, как мушки барахтаемся, последнее ей несем. А она только зубками: хрусь-хрусь.

– Сколько нужно денег, чтобы все выкупить?

Выразительные глаза Жоры загадочно блеснули.

– Да немного, совсем немного. По-старому выходило… Ну короче бутылок пять первача…

– Ну так пойдем, выкупим.

– А вот этого не надо! Она чужих не пускает. Дай денег, сестренка, я сам к ней сбегаю.

Через полчаса Жора явился с позвякивающими сумками.

– Не отдает, сука, – проскулил он. – Так я и затарился с горя.

– Где она живет, эта Алена Ивановна?

Жора неопределенно махнул рукой.

– Илюша, выручай, – Сашка связалась по мобильному с Ильей. – Сумеешь охмурить Алену Ивановну? – Это ту, которую Раскольников кокнул, так и не сумев договориться?

– Кто там? – раздался из-за двери хриплый старушечий голос.

– Акция «Чистый хлам! А теперь мы идем к вам», – слащаво пропел Илья, им же выдуманный слоган.

Похоже, реклама вышибла у населения последние мозги. Две соседние дверки чутко приоткрылись, а из нужной им пещеры высунулась вяленая старческая головка. Отжав плечом хлипкую дверь, Илья вломился в квартиру самогонщицы. Сухонькая, как ящерица, старушонка шмыгнула в комнату и заняла оборону.

– Милиция, обыск! – завопил Илья. – Капитан Мормышкин!!!

Смахнув на пол остатки вечерней трапезы, он уселся за стол и взялся за «протокол»:

– Значится, так, содержание притона, самогоноварение, статья такая лет на пять потянет. Ну что ж начнем, прошу понятых, начинаем обыск с конфискацией.

Самогонщица, всхлипывая, вышла из укрытия, всем своим видом сдаваясь на милость Ильи.

– Давай, бабуся, выкладывай нажитое неправдами, у несчастных людей отторгнутое за самогон и прочую гадость. Товарищ лейтенант, – он подмигнул Сашке, – осмотрите квартиру, оцените государственный ущерб.

Сашка прошлась по гнезду самогонщицы. На облупленном чешском серванте скопом дремали пропыленные спортивные трофеи, но резной чаши среди них не было.

Сашка вернулась на кухню и отрицательно покачала головой.

Илья приступил к давлению на преступницу. Известно, что арабские захватчики, чтобы досадить побежденным персам и всячески унизить их, мучили и убивали их собак, священных животных Заратустры. Злодеяния Ильи намного превышали самые изощренные фантазии завоевателей всех времен и народов. На глазах потрясенной самогонщицы он выливал в канализацию священную сому, прозрачную, как слеза ребенка, и наверняка оплаченную той же неискупимой слезой. Одну за другой он срывал с уже разлитых бутылок крышки и выливал содержимое в раковину. Старуха глотала немые слезы.

– Говори, старая ведьма, где кубок ручной работы, который тебе заслуженный спортсмен показать принес. Только не говори, что у тебя его нет.

Поскуливая от огорчения, Алена Ивановна полезла в кладовку, и вскоре из мерзости запустения возник тщательно сберегаемый предмет.

Это была чаша из бледно-зеленого камня, похожего на прозрачный оникс. Точеная ножка в виде яйца, обвитого змеем, поддерживала цветочный венчик из пяти крупных лепестков. По широкому ободу чаши и круглому основанию вился орнамент-вязь из переплетенных букв. Стекловидный камень был обработан с невероятной тонкостью.

Сашка с невольной дрожью взяла чашу в руки. В ее ладони легла благородная тяжесть. Чаша была не выточена, как думала Сашка, а словно отлита из цельного камня. Сашка не сомневалась, что держит в похолодевших руках одно из сокровищ Древнего мира.

Илья едва слышно присвистнул и решительно вынул чашу из ее рук.

– Вот это да! Ну, Сантик, прости, что не принимал тебя всерьез, мой маленький доктор Шлиман в подмокших штанишках.

Он сорвал с Сашкиного плеча фотоаппарат и сделал несколько снимков квартиры, чаши и прикрывающейся от вспышек старухи.

– А теперь рвем отсюда, пока бабуся не напустила на нас чертенят.

Всю дорогу до дома Сашка держала Грааль на коленях, согревала стылый камень, но он так и не нагрелся, выпивая ее живое тепло. Тонкие электрические разряды покалывали ее руки и колени, и Сашке стало зябко среди духоты городского лета. Она поежилась, вспомнив, предвечное: «Да минует меня чаша сия…»

«Надо было заплатить Митяеву», – мелькнула тусклая и какая-то гаденькая мысль.

Прикрыв глаза, она впитывала холод древнего камня и представляла себя жрицей, держащей на коленях чашу страдания и искупления, а может быть, книгу бытия, где страницы писаны огнем и кровью. Ей казалось, что в чаше дремлет таинственный разум и память. Посреди суматошного вихря жизни, где все в итоге оказывалось кратковременной иллюзией, «майей» древних философов, эта чаша была единственно реальной вещью. Ветер времени, сметший с лица народы и материки, пощадил сосуд искупления , и теперь чаша скрепляла своим существованием века и страны, великие и безвестные судьбы.

«Я же не спросила у него про карту», – от запоздалой досады Сашка прикусила губу. «Ну, ничего. Будет повод повидаться еще…»

На следующий день вдвоем с Ильей они выбирали новую спортивную машину. Остановились на маленькой юркой перламутрово-зеленой «японке». Блестящую игрушку тотчас же зарегистрировали, и уже вечером Сашка колесила по городу. Ей нравилось, что на нее обращают внимание, она казалась самой себе изящной штучкой, вложенной в дорогой футляр. «Иное расположение духа у сидящего на земле, идущего по дороге и скачущего на коне». Сашка сидела за рулем еще не очень уверенно, как амазонка в женском седле – выпрямив спину и вскинув грациозную головку.

Припомнив дорогу до Метрогородка, Сашка вырулила на Стромынку и поехала к окраине. Угрызения совести она собиралась загасить подарками Жоре. На заднем сиденье подпрыгивал элегантный спортивный костюм, фирменные кроссовки и сумка с провизией.

Летний вечер догорал смиренно и кротко. В тенистых двориках Метрогородка дремала звонкая тишина. Едва ступив в сумрак подъезда, Сашка забеспокоилась, закрутила носом, принюхиваясь: пахло бедой. В подъезде и парадном был разлит липкий смертный дух, словно где-то в жаркой духоте тлел неприбранный покойник. Чуя недоброе, Сашка взбежала на третий этаж, позвонила, и, не дожидаясь ответа, дернула ручку, да так и застыла в распахнутых дверях. В единственной комнате ровно гудели мухи, едко пахло аммиаком. Провисший труп Жоры болтался на крюке от люстры, под ним темнела зловонная лужа. Мертвенно-синий живот Жоры вздулся. За резинкой его приспущенных треников торчал уголок пожелтевшего картона.

Сашка выскочила из квартиры и понеслась вниз. Уже сидя в машине, позвонила Илье.

– Сейчас же дуй оттуда, идиотка! – взревел Илья.

Из дома неторопливо вышли милиционеры с понятыми из жилищного актива.

– Самогонщица-то умерла, – донеслось до Сашки старушечье воркование.