Прелестная наставница - Сюзанна Энок

Некоторое время назад Александра решила навсегда остаться незамужней, примирилась с ролью старой девы, приняла собственную холодность как нечто неизбежное — и вдруг все изменилось. Лед растаял, вскипел, испарился, и случилось это так стремительно, что здравый смысл просто не успел проснуться. Она качнулась навстречу мужским губам, и прикосновение стало поцелуем.

В глубине души возникло первое эхо предостережения: берегись! Но это ничего не изменило. По правде говоря, всю свою взрослую жизнь Александра верила, что так целовать может лишь Прекрасный принц, персонаж чудесных сказок. Не владея собой, она ответила на поцелуй неловким, неопытным движением губ, а потом, сама не зная как, оказалась у него на коленях…

Внезапно все кончилось.

— Боже мой… — прошептала Александра.

— Как жаль! — Голос графа показался ей весьма странным. — Такому невозможно научить — оно или дано, или нет.

— О чем вы, милорд?

— Об умении внушать страсть.

Он снова поцеловал, вернее, впился в ее губы безумным поцелуем.

Прекрасно сознавая, что ей следует вырваться, Александра лишь теснее прильнула к нему. О нет, этот человек не был так пресыщен, как утверждал, иначе он просто не умел бы так целовать. Что же будет, если он осыплет поцелуями ее обнаженные плечи? Одна мысль об этом заставила сердце Александры сжаться.

Легкий спазм внизу живота наконец заставил ее отпрянуть.

— Милорд!

Его губы прижались чуть ниже уха.

— Перестаньте!

— Чего ради?

Зубы прикусили мочку. Александра ахнула, конвульсивно сжав, пальцы на плечах графа.

— Милорд, я учу хорошим манерам, а не свободному поведению!

— Вашей ученицы здесь нет.

— Но есть ученик!

Александра соскользнула с его коленей. Объятия медленно и неохотно разжались, выпуская ее, и она поняла, что граф намеренно дал ей свободу. Будь его воля, он с легкостью мог бы ее удержать. Такая уступчивость казалась добрым знаком, вот только ей еще не удалось осмыслить, что из этого следует.

— Я гувернантка, а не ваша любовница, — дрожащим голосом произнесла она, поправляя волосы. — Более того, милорд, вы — мой ученик. Вы сами этого пожелали.

С минуту граф смотрел на нее взглядом, полным мрачного огня, потом сделал резкий жест в сторону двери.

— Тогда уходите!

— Да что с вами? — спросила она, пораженная тем, как странно звучит его голос.

— Ничего. Уходите, я сказал!

— Но может быть… может быть, вам нужна помощь…

— Еще как нужна! Только вы мне ее не окажете.

— О! — вырвалось у Александры, когда она поняла, о чем речь.

— Да идите же!

— Хорошо, милорд. Приятных сновидений.

— Вам также. Мы можем продолжить начатое хотя бы во сне.

Александра бесшумно прикрыла за собой дверь и поспешила в свою комнату, где минут пять пребывала в нерешительности, держа руку на заложенной щеколде. Наконец здравый смысл заставил ее отойти от двери. Переодеваясь ко сну, она то и дело ловила себя на том, что стоит перед горящим камином, погруженная в воспоминания. Лорд Килкерн целовал ее, он ее желал, а она уступила бы его страсти, если бы поцелуи продолжались.

Люсьен мерил шагами столовую, перебирая в памяти цифры из учетных книг своего имения. Количество голов скота и тюков сена, необходимого на корм коровам и лошадям в течение всей зимы. Цены на зерно и на уголь. Жалованье прислуге.

Увы, он так и не смог отвлечься.

— Пропади все пропадом! — прорычал граф, подумал и добавил пару более грозных проклятий.

До чего он дошел! С таким опытом и репутацией страдать по девственнице не первой молодости, почти по старой деве, и к тому же простой гувернантке! Поцелуй был задуман как средство хотя бы отчасти облегчить муки вожделения, но эффект получился прямо противоположный. Робкий отклик Александры окончательно свел Люсьена с ума, и теперь он бродил по дому как затравленный зверь, а она отошла в объятия Морфея по-прежнему нетронутой.

Немного поразмыслив, Люсьен направился в ту часть дома, где располагались комнаты старшей прислуги. Постучав в дверь самой большой из них, он получил недовольный отклик, однако, не смутившись, стукнул громче.

— Ну если это не пожар, я не знаю, что сделаю! — Дверь рывком отворилась, и в ней появилось заспанное лицо мистера Маллинса. При виде хозяина лицо это приняло крайне удивленное выражение.

— Милорд! В такой час!

— У меня к вам дело, — сообщил Люсьен с напором.

— Что, прямо сейчас?

— Прямо сейчас. Мне понадобится дюжина… нет, полторы дюжины имен. Все это должны быть девушки с родословной и приданым, кроткого характера и приятной внешности, в возрасте между семнадцатью и двадцатью двумя годами.

Он выбрал верхний возрастной предел не случайно: если девушка оставалась незамужней и дальше, у нее наверняка имелся какой-то серьезный изъян. Очевидно, с мисс Галлант тоже не все в порядке.

— Можно узнать, зачем вам это, милорд?

— Отчего же. Прошу предоставить мне список уже утром — мы вместе его просмотрим и методом исключения подберем мне невесту.

Челюсть нотариуса задергалась. Люсьен досадливо повел плечами и направился к себе. Особняк спал, безмолвный, темный. В апартаментах Люсьена клевал носом камердинер. Отпустив бедолагу, граф разделся до рубашки и брюк, налил себе бренди и почти всю ночь простоял у окна, глядя на залитый лунным светом розарий.

Наконец он уснул, но вскоре был разбужен камердинером.

— Проклятие! — Ему безумно хотелось запустить в Бартлета ботинком. — Который час?

— Семь, милорд. Я не виноват, меня прислал мистер Маллинс. Он отправился по делам, а мне строго-настрого приказал известить вас, что вернется к восьми. Вот я и извещаю.

Бартлет отдернул занавеску.

Люсьен застонал и прикрыл глаза руками.

— Болван!

— Прикажете средство от похмелья? — осведомился камердинер, собирая разбросанную по всей комнате одежду.

— От какого еще похмелья? Меня всю ночь мучила бессонница. Где гарпии и мисс Галлант?

— Мисс Галлант и Салли четверть часа назад отправились на утреннюю прогулку. Миссис Делакруа в своей комнате. Она вызвала к себе Мэри и Пенни.

Порой Бартлет невыносимо раздражал Люсьена, но у этого слуги были свои положительные качества: он умел держать язык за зубами и не путался под ногами без крайней необходимости.

— Кофе!

— Будет исполнено.

Люсьен оделся, мрачно радуясь тому, что накануне договорился с Робертом съездить на лодочную регату — в противном случае пришлось бы посвятить день мукам вожделения.

Не то чтобы Люсьен прежде не знал отказа — такое хоть и редко, но случалось, однако он никогда не страдал уязвленной гордостью, тем более что кто-то всегда был не прочь его утешить. Вот только на сей раз ему не хотелось утешаться в других объятиях: неудачное обольщение мисс Галлант стало вызовом его мужской гордости. Без сомнения, она готовилась начать день с нравоучительной беседы с Розой о том, как смирять низменные порывы в угоду добродетели, и может быть, даже лелеяла надежду, что он присоединится к аудитории. Нет уж!