Пропавшая гора - Майн Рид

Вскоре начинается мстительная церемония, индейцы выстраиваются вокруг окровавленного столба; все в военной раскраске, со свежими яркими рисунками на груди, преобладает алый и кроваво-красный цвет. Один рисунок есть у всех, белый, тот самый, что у спящего последним сном в коррале. Они сделали это, чтобы воздать почести своему покойному вождю. И ужасна форма демонстрации этих почестей. Двести дикарей, все голые по грудь, у всех в центре груди изображенные белым гипсом череп и скрещенные кости. Это способно внушить страх всем, и многие зрители наверху дрожат при виде этих ужасных символов.

Танец начинается, дикари, завывая, обходят шест со скальпом, вначале медленно с еле слышными звуками. Однако вскоре шаги ускоряются, превращаются в яростные прыжки, голоса становятся все громче. Дикари смотрят на скальп, крики их звучат все громче, жесты делаются яростней, руки, держащие оружие, вздымаются над головой, и наконец несколько человек бросаются к окровавленному шесту и рубят его томагавками. Следует беспорядочная борьба за скальп, в ходе которой его разрывают в клочки, все, кто может, с мстительной улыбкой плюют на эти клочки, продолжая их разрывать!

Дьявольский танец кончен, возбужденные дикари бросаются к расселине, как будто собираются подниматься по ней. Наверху все отбегают, остаются только те, кто назначен оборонять расселину с помощью каменной артиллерии. Но пока бросать камни не нужно. Предупрежденные ночными событиями, дикари не поднимаются; больше того, на некотором расстоянии от начала тропы они останавливаются и удовлетворяются словесными угрозами и размахиванием оружием.

Но хоть угрозы бессильны, они производят глубокое впечатление на тех, кому адресованы. Потому что говорят, что, стоит спуститься с вершины и ступить на равнину, они не проживут и часа. Даже минуты.

Глава XV

Еще не обречены

В обширной пустынной Арахерии есть разные койотерос: одни жалкие презренные существа, самые низкие представители человечества; другие – люди с гордой осанкой, храбрые и сильные – подлинные индейские воины. Таковы воины Эль Каскабеля, известные частыми набегами на поселки Соноры, один из которых привел их к Потерянной горе. Неожиданно лишившись вождя, будут ли они продолжать поход? Или будут осаждать отряд шахтеров, как собирался делать он? Этот вопрос шахтеры задавали друг другу, пока не стали свидетелями танца скальпа. Теперь они уверены, что осада будет продолжаться. Новым доказательством этого становится то, что в этот же день лошадей и мулов из каравана собирают в стадо, привязывают голова к хвосту и уводят под присмотром нескольких человек – очевидно, чтобы не слишком много животных паслось вокруг лагеря: трава здесь хорошая, но на всех ее не хватит. Оставляют только несколько коров, которые станут едой для осаждающих.

* * *

Шахтеры наверху тем временем заняты: убедившись, что враги не собираются уходить, они организуют новый лагерь, или бивак. Все работают там, только несколько часовых остаются у верха расселины. У ojo de oro можно наблюдать любопытные сцены. К двум палаткам, установленным накануне, добавляются шалаши и навесы; делается это так быстро, что к вечеру все закончено, потому что тучи, вчера вечером предвещавшие дождь, все еще покрывают небо, хотя пока не упало ни капли.

И как раз в тот момент, когда исчезают последние следы дневного света, разражается дождь, настоящий ливень, словно наверстывая свое долгое отсутствие. Все небо затянуто тучами, их через краткие промежутки разрывают разветвленные молнии, а гром звучит непрерывно.

При желтом свете озеро блестит, как из расплавленного золота, а частые удары крупных капель образуют нечто вроде висящей над водой золотой пены. Из озера вытекает поток, недавно крошечный ручеек, а сейчас пенная река, прокладывающая себе путь по равнине; впадающий в озеро с вершины ручей превращается во множество водопадов и каскадов.

Индейцы, опасаясь панического бегства своих лошадей, вколачивают колышки, стреноживают лошадей и привязывают к колесам фургонов; еще внимательней они заботятся о захваченных и отосланных животных, потому что почти к каждой лошади и к каждому мулу привязаны седла и вьюки с различными вещами, которые не успели унести наверх. Если это стадо будет потеряно, индейцам нечем будет вознаградить себя за срыв набега. Они могли бы отправить и фургоны, но знают, что бледнолицые используют их как палатки и спят в них; видя, приближение дождя, они решают использовать их так же. Сегодня ночью они в них нуждаются, и таких ночей может быть еще немало.

И вот, когда начинается дождь, сверкают молнии и гремит гром, индейцы набиваются в фургоны, большой шатер забит ими до входного клапана, и все равно на всех места не хватает. Поэтому многие индейцы прячутся под нависающими выступами утесов.

Все шахтеры в убежищах; в предвидении бури они тоже напряженно работали последние часы дня. Меса дала им достаточно материала для стен и крыш. Вколотили столбы из местных деревьев, накрыли саговником и другими похожими на траву растениями, которые растут на вершине. Люди, привыкшие к управлению тросами и оборудованием, смогли быстро построить дома, способные дать убежище, и теперь все эти дома заполнены: мужчины, женщины и дети смешиваются, некоторые стоят, другие сидят на вещах, которые, оставаясь снаружи, могли бы испортиться. Подумали и об этом.

До сих пор знатные путники находились в палатке, ярко освещенной изнутри; говорили, конечно, о положении, в которое попали. Да и кто может говорить о другом? Дон Эстеван считает, что убийство Гремучей Змеи могло быть ошибкой; оно сделало почти неизбежной месть за него. Но у него есть и другой повод так считать. По опыту своих военных экспедиций он знаком со вторым по значению вождем племени: тот не меньше Эль Каскабеля ненавидит бледнолицых, но по уму превосходит его.

Однако пока обсуждать это рано. Сейчас больше всего нужен отдых, и в обычный час все ложатся спать, кроме тех, кто назначен в караул.

Как и в прошлую ночь, в первую смену входят наименее опытные; они спасаются от дождя под водонепроницаемыми пледами-плащами; изредка смотрят вниз, где, в отличие от предыдущей ночь, все словно освещено полуденным солнцем: в свете почти непрерывных молний видны тропа на верх расщелины, стремящийся вниз поток, деревья и скалы: все освещено, словно тысячами факелов. Только к утру молнии сверкают реже, и дождь прекращается. Генри Трессилиан снова на дежурстве, несмотря на возражения членов своего отряда. Но у него есть причина, которой они не понимают; он не сообщал ее никому, но в начале ночи ему показалось, что он видит далеко на равнине какой-то черный предмет; несколько раз посмотрев в ту сторону, он его больше не видит. И теперь, во время полуночного