Прошлогодний снег - Илья Суслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг от дерева отделился дюжий парень в белых кедах и пошел прямо на Таню. Он был пьян, как сукин сын, и здоров как бык.
Он схватил Таню за руку и недвусмысленно потащил за собой в глубину аллеи. На меня ему было трижды наплевать. Бедная Таня вырвалась и закричала:
— Как вы смеете, негодяй?!
Парень ласково замычал и стал повторять маневр. Настала моя очередь. Я оттолкнул его от Тани и дал ему под дых. Никакого впечатления. Я развернулся и, наверное, дал бы ему по шее, если бы не промахнулся. Он схватил меня за галстук и заревел:
— Убью, гад!
Я понял, что, если он меня ударит, я больше никогда не встану.
Я: Ты что пристал?
Он: Убью, гад!.
Я: Отвести тебя в милицию, хулиган? (Черта с два я его отведу, это он меня отведет, куда захочет, это же не руки, а тиски.)
Он: Я тебя сейчас кончать буду!
Я: Проваливай, чтоб я тебя больше никогда не видел! Я из тебя котлету сделаю!
(Как быть? Схватить Таньку и убежать? Но ведь она будет презирать меня до конца дней. Какой же я мужчина!)
Собирается толпа. Я краем глаза вижу возмущенного пенсионера, лоточницу с пирожками, мальчишку лет пятнадцати… Все оживленно обсуждают инцидент.
— Товарищ, — как можно достойнее произношу я, обращаясь к пенсионеру. — Будьте любезны, пригласите, пожалуйста, милиционера.
Парень навалился на меня, как вагон. Я и пальцем не могу пошевелить. Появляется милиция.
— Брэк! — говорит мильтон, и нас разводят в стороны.
Я ощупываю себя: как будто ничего не сломано.
— Таня, — говорю я весело (так мне хотелось бы), — отойди в сторонку. Сейчас я дам этому налетчику пять или семь лет, и мы продолжим прогулку.
— Документы! — строго говорит милиционер.
Толпа оживляется.
— Ужас какой! — охает лоточница. — Людям по парку пройтись нельзя. Хулиганье всюду…
Я сам видел, — быстро-быстро говорит мальчишка, — этот идет, а эта тоже, а этот подходит, раз! — и это…
— Я член партии с тысяча шестьсот… года, — говорит пенсионер, — я посвятил остаток своей жизни борьбе с нарушителями. Я видел, как этот хулиган…
Парень мутно посмотрел на меня и сказал:
— Вы его возьмите, он ко мне в карман залез.
— Ах, так! — рассердился я. — Вяжите его, товарищи начальники, слышите этого провокатора, куда он повел?
Милиционеры взяли парня в белых кедах под белые руки и поволокли в милицию. Мы шли рядом. Очевидно, парню было больно идти с вывернутыми назад руками, он ругался и орал.
Когда мы подошли к дверям милиции, парень примолк и вдруг, набрав полный рот слюны, плюнул в лицо одному из милиционеров. Мы ахнули.
— Что же ты сделал, дурак? — сказал я. — Ты уж совсем озверел!
Милиционер утер лицо, тяжело посмотрел на парня и коротко сказал:
— Не прощу.
Мы рассказали дежурному существо конфликта. Дежурный все записал. Он записал и пенсионера, члена партии с семнадцатого века, который…, и лоточницу, прервавшую торговлю во имя торжества справедливости, и быстрого мальчика, который рассказал, как… этот идет, а эта тоже, а тут этот выходит…
…Через несколько месяцев я получил повестку в суд. Судили парня в белых кедах.
«Не ходи один, — говорили знакомые. — Вдруг их целая шайка. Его посадят, а другие тебе отомстят». Я взял Витьку Шикунова, и мы пошли в суд.
В зале ожидания ко мне подошла старая, седая, скромно одетая женщина.
— Что же ты с Васькой моим сделал? — заплакав, сказала она. — Посадят теперь Ваську-то. А ведь это кормилец мой. Единственный мой.
Она горько плакала. Какие-то женщины, обняв, увели ее в угол, и она там, сбиваясь и плача, рассказывала, какой хороший был Васька, непьющий и скромный, как он мухи не обидит, а тут горе-то какое, ведь это первая его получка… И разряд ему дали… О Господи! И что же вино-то делает… И не виноватый он, Васька-то…
И женщины сочувственно охали, а я чувствовал себя последним подлецом.
Я ставил свою маму на место этой старой женщины и понимал, какой ужас охватил Ваську, когда он протрезвел.
На суде я юлил и выгораживал этого Ваську, но ему все равно дали срок. Не надо было ему плевать в милиционера.
Васька тупо повторял:
— Водки я выпил… Выпил я…
Когда его увозили, остриженного и растерянного, он сказал:
— Маменька, прости меня, маменька. Я думал веселее будет, а вон как вышло. Со скуки я… прости, маменька…
У меня в горле стоял комок. Я думал, почему же так скучно? Скучно… Скучно…
18
Я очень любил пограничников. Пограничники смотрели на нас со всех плакатов. Они были одеты в защитную гимнастерку с зелеными петлицами, на них были зеленые фуражки, за спиной — винтовка, в руке — наган, вторая рука прикрывает глаза от палящих лучей солнца, а глаза зорко всматриваются вдаль — где враг? Рядом с пограничником лежит его верный друг — немецкая овчарка с умными глазами и высунутым языком. Будьте уверены, товарищи, враг не пройдет! Наша граница — в надежных руках, она на замке!
В кинотеатрах шли фильмы про шпионов. Эти коварные гады (их всегда играли артисты Файт и Кулаков) переползали границы, чтобы взрывать наши города и села, убивать замечательных ученых, которые всегда были старые и рассеянные. Эти глупые ученые уносили свои секретные изобретения домой или на дачу, и уж тут шпионы воровали или фотографировали их чертежи. И мы, мальчишки, с замиранием сердца ждали, когда, когда же наконец появится красивый и сильный пограничник и разоблачит врага? И он появлялся в самый нужный момент. Он бил по морде шпиона и связывал его. А в саду уже стоял чекистский ЗИС, который отвозил разоблаченного врага на Лубянку.
Но больше всех я полюбил пограничника Маремуху. Он со своей верной собакой Индусом охранял один из участков южной границы. И, можете себе представить, пограничник Маремуха и Индус задержали более четырехсот нарушителей границы! Я читал об этом в книгах, я слушал об этом по радио. Мне нравился смелый Маремуха. Я твердо знал, что он никогда не пропустит фашиста на нашу землю. Пусть только сунутся! Если пограничник Маремуха только один, нет, вдвоем со своим верным Индусом, обезвредил четыреста шпионов и диверсантов, то его товарищи по заставе тоже не лыком шиты! Они, наверное, задержали, ну пусть не четыреста, но двести врагов они задержали! А сколько таких пограничников на всех границах нашей великой страны! Так что, фашисты и самураи, тряситесь от страха в своем логове, не видать вам ни пяди нашей земли, и все ваши коварные планы обречены на полный провал. И в кино показывали документальные кадры: вот нарушитель границы в телогрейке пробирается сквозь густой кустарник. Чу! Чуть слышно хрустнула веточка. Это замаскированный Маремуха увидел врага. Но враг не подозревает этого. Маремуха берет телефонную трубку, замаскированную в дупле. Тревожный звонок будит заставу. В ружье! Враг нарушил границу! И вот уже скачут пограничники по ущельям и лесам. Они смотрят в бинокли. А враг все ближе и ближе. Вернее все дальше и дальше от границы. И Маремуха принимает решение. Он посылает по следу врага своего верного друга Индуса. Индус бежит по следу. Пограничники скачут на конях. Маремуха по-пластунски ползет за Индусом. Враг с револьвером в руке пробирается сквозь чащу. Зверская рожа! Наверное, хочет взорвать мост через Волгу. Или через Москву-реку. Он думает, что ему это удастся. Дурак какой-то. Но вот Индус настиг нарушителя. Он вцепился ему прямо в руку, в которой зажат револьвер. Гремит выстрел, второй, третий! Мимо! Фу-у! Вот наконец и Маремуха!
— Руки вверх!
И шпион, злобно оскалившись, нехотя бросает револьвер в снег (в траву?) и поднимает руки. Подоспевшие пограничники окружают и связывают нарушителя. Отлично!
… И лишь война стерла из памяти подвиги Маремухи и его боевых друзей.
Ушли годы. Мне никогда не случалось встречать в печати имя пограничника Маремухи. Как сложилась его судьба?
Двадцать лет спустя, когда я работал в редакции, вдруг открылась дверь, и вошел Индус. Да-да-да, Индус! Я сразу узнал его. Этот умный взгляд. Эти могучие лапы. Этот высунутый язык… На Индусе был надет широкий кожаный ошейник, сплошь увешанный золотыми и серебряными медалями и жетонами. Чемпион среди Индусов.
Собаку держал на поводке молодой стройный пограничник. Защитная гимнастерка, зеленые погоны, зеленая фуражка. Хромовые сапожки поскрипывали на ходу, в золотых пуговицах отражалось солнце. Красавец!
— Здравствуйте, пограничник Маремуха со своим верным другом Индусом! — сказал я, раскрывая объятия. — Добро пожаловать!
— Я не Маремуха, — строго сказал пограничник, — я Демушкин. Полковник Маремуха сейчас следует сюда на интервью с журналистами после вручения ему в Кремле золотой медали Героя Советского Союза.
И, действительно, вошел полковник Маремуха. У него было суровое, в глубоких морщинах лицо. Он был немного растерян.