Мощи Распутина. Проклятие Старца - Валтос Уильям М

— Вам не кажется, что я и так чувствую себя достаточно виноватой? — Николь потирала покрасневшее запястье.

— Я же сказал, извиняюсь.

— Думаете, я не знаю ваших полицейских трюков? Вы подозреваете меня в убийстве мужа и ведете себя так, будто у нас с вами обычная беседа. В надежде поймать меня на чем-нибудь компрометирующем. Вы боитесь, что если устроите официальный допрос, то я потребую адвоката.

— Будь у вас адвокат, он посоветовал бы вам искать защиты в полиции.

— Не нужна мне ваша защита. Сама о себе позабочусь.

Росток ехал медленно, по круговому маршруту, проходившему по тихим тенистым улочкам. Он то и дело смотрел в зеркало заднего вида, вероятно, проверяя, нет ли за ними слежки. Она подумала, что для полицейского в маленьком городке такое поведение абсурдно.

— В чем дело? Вы думаете, за нами следят?

— Все может быть.

— Да уж, с вами тяжело, — вздохнула она. — Никому не верите, да?

— Как и все русские, — сказал он. — Подозрительность в нас от природы.

— По-моему, даже излишняя подозрительность, — она сложила руки на груди и немного расслабилась. — Этот город меня пугает. С тех самых пор, как я здесь поселилась, мне постоянно кажется, будто за мной наблюдают. Словно кто-то невидимый вечно шпионит за моей спиной.

— Правда? — он продолжал поглядывать в зеркало заднего вида. — А вы никогда не видели человека, который за вами следит?

— Я говорю не про одного человека. Порой у меня такое чувство, что следит весь город. Наверное, у меня паранойя.

— Вовсе нет, — сказал Росток. — Инстинкты редко ошибаются.

— Все-таки я думаю, что это мое воображение. Моя настоящая проблема в том, что я чувствую себя здесь чужой. Тут все слишком… русское. Я просто не вписываюсь.

— Но вы же родом из России. По крайнее мере, у вас славянская фамилия.

— Баронович — фамилия моей матери. Своего настоящего отца я никогда не знала, — увидев вопросительное выражение в его глазах, она быстро добавила: — Давайте не будем об этом говорить, ладно? Я вам просто скажу, что думала найти здесь покой, — потому и приехала — а обернулось все катастрофой. Так что теперь мне нужно одно: уехать из города.

— Куда? В Лас-Вегас?

— Как вы узнали о Лас-Вегасе?

— Разве не там с вами познакомился Пол?

— Там, но… я туда больше не вернусь — это точно. Может быть, в Лос-Анджелес или в Сан-Франциско. Там меня хотя бы никто не знает.

— Боюсь, это не поможет. Они все равно выследят вас.

— Они? Кто это они?

— Люди, убившие вашего мужа. Те же, кто убил его отца.

— Послушайте, я видела, как умер мой муж. Вы еще не забыли, что я присутствовала при этом? В комнате находились только мы двое, и все. Говорю вам, он умер своей смертью.

— С ним могли сделать что-нибудь до того, как он вошел в спальню.

— Вы невыносимы.

— Не хотелось бы пугать, но, возможно, вы вовлечены в нечто гораздо более опасное, чем кажется.

Когда они доехали до ее дома, уже стемнело. Росток припарковался на подъездной дорожке и выключил фары. He считая лая собаки где-то неподалеку, вокруг царила тишина. Пожилые хозяева соседнего дома, Богдан и его жена Ольга, по традиции сидели на крыльце. Интересно, что бы они подумали, услышав, о чем она беседует с полицейским?

Николь осталась сидеть в машине.

— Вы знаете, как умер ваш свекор? — спросил Росток.

— Я слышала ваш с О’Мэлли спор на этот счет. Вы уверены, что Ивана столкнули, но О’Мэлли считает это самоубийством. Лично я предпочитаю верить своему мужу. Пол говорил мне, что произошел несчастный случай: его отцу было восемьдесят лет, и он страдал от болезни Альцгеймера. Возможно, он спрыгнул с крыши дома для престарелых, даже не осознавая, где находится.

— Начнем с того, что это был не дом для престарелых. Отец Пола пребывал в психиатрической клинике. Кроме того, болезнь Альцгеймера у Ивана находилась в ранней стадии. А в клинику его поместили из-за острого психического расстройства. Однажды утром он, проснувшись, взял охотничью винтовку, вышел на улицу и всадил пять пуль в припаркованную поблизости машину.

— Пол ничего не говорил о винтовке.

— Ивана держали в охраняемой палате, предназначенной для буйных пациентов. Однако в ночь гибели он каким-то образом выбрался из нее и поднялся на крышу. Как, по-вашему, это удалось проделать восьмидесятилетнему старику с болезнью Альцгеймера?

— Вы коп — вы мне и скажите.

— Я вам скажу, он сделал это не сам. Думаю, кто-то привел его туда, и этот же человек столкнул его.

— Но коронер сказал, что Иван покончил с собой, — настаивала она.

— Пальцы на его правой руке были сломаны до того, как он умер. Обычно люди не делают такое, прежде чем спрыгнуть с крыши.

Пока Росток говорил, Николь разглядывала дом, в котором совсем недавно заключались все ее надежды на будущее. Терраса охватывала весь периметр постройки, над окнами свисали карнизы. Раньше на этой улице все дома были одинаковыми, но за долгие годы жители делали новые пристройки, подъездные дорожки, перекрашивали стены и изменяли ландшафт участков, что придало каждому дому индивидуальный вид. Отец Пола добавил к своему жилищу множество витиеватых украшений, и оно приобрело отчетливый европейский характер. Однако то, что радовало глаз при свете солнца, в темноте принимало зловещие очертания.

— Ваш муж и его отец мертвы, — продолжал Росток. — И вот теперь вы открываете банковский сейф и обнаруживаете внутри человеческую руку. Вам не кажется, что это может быть предупреждением? Намеком на то, что ваша жизнь в опасности?

Николь продолжала смотреть прямо перед собой. Призрачный свет полной луны освещал лужайку перед домом, но на стенах здания лежали мрачные тени. Ей казалось, что она видит в них какое-то шевеление. Но каждый раз, как она пыталась сфокусировать взгляд на подозрительном месте, движение прекращалось. Николь начала сомневаться, что готова провести ночь одна. Хотя ей и не хотелось этого признавать, но идея о защите, которую предложил Росток, все больше ей нравилась.

— С чего мне быть в опасности? — спросила она, стараясь голосом не выдать растущий внутри страх. — Я же не сделала ничего плохого. Я не знаю ничего об этой руке и о том, кто положил ее в сейф. И не понимаю, как все это может быть связано со мной.

— Вы когда-нибудь слышали о человеке по фамилии Ульянов? — спросил он. — Флориан Ульянов?

— Нет.

— А о Борисе Черевенко?

— Нет.

— Вы уверены? Пол никогда не упоминал эти имена?

— Никогда. Такие фамилии я бы запомнила. А кто это?

— Они были друзьями Ивана Даниловича, очень хорошими друзьями. Они вместе учились в школе, здесь, в Миддл-Вэлли, и втроем прошли Вторую Мировую, в одном полку.

— Никогда не слышала о них. А в чем дело?

— Они мертвы. Оба убиты… за пять недель до того, как погиб отец Пола.

— Ужасно… но какое отношение это имеет ко мне?

— Правые кисти всех троих были изуродованы.

Николь знала, к чему он ведет, но не хотела признавать его правоту в надежде, что здесь какая-то ошибка.

— В сейфе вы нашли ни что иное, как мужскую правую кисть, — сказал Росток. — Вряд ли это совпадение. Скорее предупреждение.

— О чем? Зачем кому-то делать мне предупреждение? — у нее уже не получалось скрывать дрожь в голосе; — Зачем вы запугиваете меня?

— Если кто-то и пытается вас запугать, то это человек, положивший руку в сейф. Пол и его отец мертвы, а потому единственная, кому может быть адресовано послание, это вы.

19

— Если это и послание, то оно никак не может быть обращено ко мне, — возразила Николь. — Я даже не знала о существовании ячейки.

— Тогда где вы взяли ключ?

— Я… я нашла его на полу в спальне, — заметив скептическое выражение лица Ростка, она поспешила объяснить. — Он лежал под комодом. В маленьком желтом конверте. Похоже, его прилепили скотчем ко дну комода много лет назад. Однако я нашла его только на утро после смерти Пола.