Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

В этой крайне нервозной обстановке Блюхер был озабочен одной задачей: избежать любого повода для провокаций со стороны Японии. По его указанию (в тайне от Мех-лиса и Фриновского) специальная комиссия обследовала восточные и северо-восточные склоны высоты Заозерная. Основываясь на результатах работы комиссии, Блюхер направил 26 июля донесение И.В. Сталину, К.Е. Ворошилову и Н.И. Ежову (тому, как наркому внутренних дел, подчинялись пограничники), в котором отмечал: «Факт нарушения нами корейской границы, судя по схеме, не подлежит сомнению». В телеграмме Ворошилову он потребовал «немедленного ареста начальника погранучастка и других виновников в провоцировании конфликта с японцами».

В ответ Василий Константинович получил категоричное указание наркома обороны «прекратить возню со всякими комиссиями и точно выполнять решения Советского правительства и приказы наркома». Блюхер явно не допускал, что Москва сознательно шла на эскалацию конфликта. Не поддержав Центр, он подписал себе приговор.

Ворошилов дал указание Мехлису «разобраться в этом деле». Замнаркома 29 июля направил Сталину и Ворошилову обстоятельную телеграмму, расценив линию поведения командующего фронтом как двурушничество: «1. Позиция Блюхера более чем странная, льющая воду на мельницу японцев. 2. Блюхер ведет себя двойственно. Такую же двойственную позицию он занимает и по ряду других важных вопросов. Порой трудно отличить, когда перед тобою выступает командующий или человек в маске…»

Вероятно, что после таких обвинений политического характера Василия Константиновича уже ничто не могло спасти. Небольшой шанс изменить ситуацию в свою пользу оставляли бы удачные действия Блюхера как военачальника. К сожалению, он оказался не на высоте.

Две недели, в течение которых длился конфликт на Хасане, стали для Василия Константиновича одними из самых тяжелых в биографии. К моменту нападения японцы сконцентрировали у границы группировку, насчитывавшую более 38 тыс. человек, ее поддерживали с воздуха 70 самолетов. С нашей же стороны к границе были переброшены всего две роты Посьетского погранотряда и 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии. Разница, как видим, была значительная.

29 июля японцы атаковали высоту Безымянную. После трехдневных ожесточенных боев им удалось захватить и Безымянную, и Заозерную. Понесшие большие потери советские пехотинцы и пограничники отошли к озеру Хасан. Конфликт набирал обороты, становясь все более масштабным и ожесточенным.

1 августа в Хабаровск поступил приказ Ворошилова: «В пределах нашей границы смести и уничтожить интервентов, занявших высоты Заозерная и Безымянная, применив в дело боевую авиацию и артиллерию». Решение задачи нарком возложил на войска 39-го стрелкового корпуса в составе 40-й и 32-й стрелковых дивизий и 2-й механизированной бригады. Общее руководство операцией должен был осуществлять начальник штаба ДКФ Г.М. Штерн. Но и Блюхеру, естественно, не пристало стоять в стороне. Поскольку его поведение рассматривалось буквально под лупой, малейшее промедление маршала вызывало обостренную реакцию Кремля.

1 августа Сталин, Молотов и Ворошилов вызвали Блюхера к прямому проводу. «Скажите, т. Блюхер, честно, — спросил командующего Сталин, — есть ли у Вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у Вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что Вам следовало бы выехать на место немедля».

Вождь приказал использовать всю силу авиации фронта, не останавливаясь перед опасением задеть бомбежкой мирное население: «Кто это Вам запретил в условиях военной стычки с японцами не задевать корейское население? Какое Вам дело до корейцев, если наших людей бьют пачками японцы?.. Никто Вас не обязывает переходить границу, мы только советуем Вам пустить в ход большие силы нашей бомбардировочной авиации и бомбить непрестанно японцев, чтобы они не могли обосноваться хотя бы на короткий срок на нашей территории, включая Заозерную. Мы считаем, что такая сосредоточенная бомбежка, кроме того, что она истребит японцев, будет вместе с тем прикрытием для подвода наших войск и, конечно, артиллерии к нашим границам»{64}.

Василий Константинович заверил, что «добить японцев у меня желание было, есть и будет», и срочно выехал к месту боев. Он хорошо представлял, что ждет его на Хасане. Здесь, словно в фокусе, сошлись слабая выучка личного состава частей фронта, недостаточная материально-техническая обеспеченность, просчеты в организации взаимодействия различных родов войск, в артиллерийской и авиационной поддержке действий пехоты.

Это в полной мере проявилось в действиях 40-й стрелковой дивизии, которая подошла к полю боя, совершив 200-километровый форсированный марш. Артиллерия и минометы задержались на марше и поддержать пехоту не могли. Командир дивизии, не проведя рекогносцировку местности, отдал приказ об атаке с утра 2 августа. Два полка наступали с севера, один — с юга.

Вот как описывал дальнейшие события маршал М.В. Захаров, трудившийся в это время в Генеральном штабе: «Не поддержанная огнем артиллерии и авиацией (последнюю нельзя было применить из-за тумана), северная группа сумела пробиться только к северо-восточным скатам высоты Безымянной. Танкисты, не зная местности, увязали в болотах и канавах. Южная группа имела еще меньший успех. Преодолевая плотный огонь японцев с высоты Пулеметной, она сумела к концу дня продвинуться до южных скатов высоты Заозерной.

Наступление северной и южной групп наших войск не было увязано по времени и развертывалось на узком пространстве, ограниченном с востока озером Хасан, а с запада — линией границы. Управление боем было плохо организовано; множество начальников вмешивалось в действия войск. Так, на вопрос начальника Генерального штаба при разговоре по прямому проводу, какова боевая задача 40-й дивизии, ее командир ответил, что получил три задачи — от фронта, армии и корпуса»{65}.

Роковую роль в судьбе Блюхера сыграли Л.З. Мехлис и М.П. Фриновский, донесения которых в Центр были предвзяты, тенденциозны. Но объективности ради надо сказать, что маршал давал своим гонителям немало поводов. Он и в самом деле отстал от требований военной науки и практики. Сошлемся на авторитет Маршала Советского Союза И.С. Конева, хорошо знавшего и Блюхера, и дальневосточный театр. На его взгляд, командующий фронтом «был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, но без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны (Великой Отечественной. — Ю.Р.) Ворошилов, Буденный и некоторые другие бывшие конармейцы, жившие не современными, прошлыми взглядами»{66}. Правда, писатель К.М. Симонов, который беседовал с Коневым, справедливо возразил, что человека с головой, положенной под топор, трудно судить за неудачное проведение операции[2].

Между тем в Москве пришли к выводу, что с локальным конфликтом надо кончать, пока он не перерос в полномасштабную войну с опытной и искушенной в боях японской армией. Наступление частей Красной Армии после перегруппировки началось во второй половине дня 6 августа. Бойцы 118-го и 119-го стрелковых полков, несмотря на большие потери, к вечеру пробились на восточные скаты высоты Заозерная. Гребень северной часта и северо-западные командные точки высоты оставались в руках противника до 13 августа — даты достижения перемирия. Против ожидания тех, кто еще в июле намеревался легко проучить «японскую военщину», цена одержанной победы оказалась велика. Официальная (хотя и она, естественно, не разглашалась) информация о потерях содержала сведения о 408 убитых и 2807 раненых. В действительности потери были вдвое большими — 960 человек убитыми и 3279 человек ранеными (для сравнения: потери японцев составили 650 человек убитыми и 2500 ранеными).{67}

Итоги конфликта на Хасане были рассмотрены Главным военным советом РККА 31 августа 1938 г. в присутствии Блюхера. Кроме упреков в «недопустимо низком уровне» боевой подготовки войск, на долю командующего ДКФ пришлись политические обвинения: «преступное невыполнение» директив ГВС и наркома обороны, покровительство многочисленным «врагам народа», сознательное пораженчество, двуличие, потворство японским агрессорам. Даже части таких обвинений было достаточно для ареста. Но пока ГВС ограничился отстранением Василия Константиновича от должности командующего.

Арестовали его 22 октября того же года в Сочи, где он по предложению Ворошилова отдыхал с семьей на наркомовской даче «Бочаров ручей». Правда, отдых был горьким и больше походил на домашний арест. В Москве маршалу было предъявлено обвинение в участии в военном заговоре, шпионаже и вредительстве. Разработкой, а затем и следствием по делу Блюхера руководил лично первый заместитель наркома внутренних дел Берия.