Его украденная невеста - Шелли Брэдли

Примирительное выражение на лице кузена вызвало у Мердока раздражение. Однако он не стал отвлекаться от более важных дел, связанных с поимкой сводного брата.

– Дрейк не мог увезти Эверил слишком далеко, скажем, к своему деду, в Англию. Во всяком случае, пока. Мы должны найти их, и как можно скорее.

Уоллес переступил с ноги на ногу.

– При всем моем уважении, милорд, а что, если Дрейк убил ее?

– Вряд ли, – проворчал Мердок. – Такой исход освободил бы меня от махинаций отца, будь они прокляты.

– Дрейк всегда отличался безрассудством, – заметил Уоллес.

– В этом я с тобой согласен. Но, убив леди Кэмпбелл, он ничего не достигнет, зато я получу все.

– А ты не мог бы объявить девушку мертвой? Это позволит тебе жениться на другой, более богатой и именитой…

– Тогда я должен представить ее труп. В завещании отца говорится, что я вступлю в права наследства только после того, как обвенчаюсь с Эверил и закончу эту чертову вражду с Кэмпбеллами.

– Выходит, ты должен найти ее и жениться?

– Вот именно. – Мердок стиснул челюсти, проклиная афериста отца, навязавшего ему свою волю.

Чуть позже стражник ввел в комнату сгорбленного старика. Он тяжело ступал по полу. Судя по простой одежде, это мог быть крестьянин или рыбак. Его седые волосы резко контрастировали с черными глазами, настороженно поблескивающими из-под кустистых бровей.

Мердок едва сдерживал нетерпение.

– Ну, чем порадуешь?

Стиснув заскорузлыми пальцами видавшую виды клюку, старик тяжело опустился на ближайший стул.

– Большая честь видеть вас, милорд.

– Н-да. – Свирепый взгляд Мердока не располагал к беседе. – Как я понял, тебе что-то известно о моем сводном брате.

– Я видел его, милорд. Два дня назад.

– Одного? – Мердок подался вперед.

– Нет. С ним была женщина.

– Опиши ее, – потребовал Мердок.

– Да я ее толком и не разглядел. Махонькая такая, со светлыми волосами.

Мердок кивнул.

– Куда они направились? Можешь сказать?

– Да, милорд…

К тому времени, когда Эверил, искупавшись в пруду, вернулась в хижину, сумерки окрасили небо в мглисто-сизый цвет. Войдя в темное помещение, девушка зажгла свечку и с облегчением обнаружила, что она в комнате одна.

Быстро пройдясь щеткой по волосам, Эверил заплела косы и убрала их под чепец. Посмотрев на себя в зеркало, она нахмурилась. Стоило ли стараться? Вполне возможно, что ее буйная грива вызовет у похитителя отвращение и заставит его держаться подальше.

Вздохнув, девушка присела на постель. И почему только она не родилась с шелковистыми волосами и румяными щеками, как у Бекки? Ее бесцветная грива в сочетании с бледным лицом придает ей болезненный вид. Вдобавок эта природная худоба…

Все, хватит! Она выйдет замуж за лорда Дунели, как только вырвется из этого ада. А пока она здесь, ей совершенно ни к чему, чтобы Торнтон считал ее привлекательной. Он враг Мердока и убийца, готовый ради своей мести пожертвовать ее будущим.

Эверил вспомнила, как Дрейк смотрел на нее, когда она ела апельсин. В тот момент она ощутила в душе необъяснимое чувство беспокойства, потому что во взгляде мужчины уловила огонь желания. И потом, нельзя не признать, что Торнтон просто греховно красив. Наверное, в других обстоятельствах он никогда бы не удостоил ее даже взглядом. Эта мысль почему-то огорчила Эверил.

Впрочем, хорошо, что он считает ее уродливой. Это позволит сосредоточиться на главном – на возвращении в Дунели. Она должна выйти замуж за Макдугала и обеспечить процветание любимого Эбботсфорда в память о матери. Все остальное не имеет значения.

Когда Торнтон вошел в хижину, Эверил повернулась к нему лицом. Она хотела что-то сказать, но ее взгляд уперся в голую грудь мужчины, на смуглой коже которой поблескивали капельки воды. Неимоверно широкие плечи переходили в мощный торс, сужавшийся к поджарой талии. У Эверил перехватило дыхание. Она была не в силах отвести взгляда от капли, стекавшей по его плоскому животу к узкой полоске волос, исчезавшей за поясом штанов.

Внезапно комната показалась ей тесной и душной.

Между тем, не говоря ни слова, Торнтон повесил свою тунику на плетеную спинку стула и стал стягивать сапоги.

Наблюдая за игрой мускулов на его плечах и лопатках, Эверил нервно сглотнула. Золотистое пламя свечи осветило его широкую спину, и она увидела множество пересекающихся рубцов всех оттенков – от вызывающе ярких до болезненно бледных. Эверил ахнула.

Торнтон резко обернулся.

– Мои шрамы напугали тебя?

– Н-нет. Просто… – заикаясь, пробормотала Эверил. – Я не имела представления…

– Этим я обязан достойному человеку, за которого ты собралась замуж. Мердок просто обожает махать кнутом.

Эверил молчала, не сводя с Дрейка испуганного взгляда. Этого не может быть! Должно быть, ненависть так затмила Торнтону разум, что он сознательно оговаривает Макдугала.

А что, если Торнтон говорит правду?

От этой мысли Эверил бросило в жар. Ни один человек не заслуживает подобного обращения, какие бы преступления он ни совершил.

Мрачно хмурясь, Торнтон сменил тему разговора:

– Ты ела?

– Нет, – отозвалась Эверил дрогнувшим голосом. – Мне не хочется.

Он прищурился, пытаясь проникнуть в ее мысли. Вызывающий блеск в его глазах не сулил ничего хорошего.

– Мои шрамы показались тебе такими страшными, что лишили аппетита?

Он был слишком близко, непредсказуемый и опасный. Сдерживая участившееся дыхание, Эверил безуспешно пыталась отвести взгляд от его темных глаз.

– В тебе нет ничего такого, что могло бы меня испугать, – отозвалась она, вздернув подбородок.

– Тогда почему же ты дрожишь? – Торнтон отвернулся и отошел. – Нечего трястись, как испуганный кролик. Со мной тебе ничего не грозит. Я не притронусь к тебе, если только ты сама не попросишь.

– Я бы не тряслась, будь у тебя более приятные манеры, – процедила Эверил сквозь стиснутые зубы.

– Нужно быть очень глупой, чтобы рассчитывать, что я изменю свои манеры, лишь бы показаться кому-то приятным.

– Значит, я глупа! – заявила Эверил, срываясь на крик. – Но я полагала, что мужчина, обладающий сердцем и чувствами, мог хотя бы держаться в рамках вежливости, особенно если учесть, что мое будущее разрушено не без его участия. – Она выдержала драматическую паузу. – Но ведь у тебя нет никаких чувств, верно? И сердца, видимо, тоже? Как глупо с моей стороны забыть об этом.

– Похоже, твоему отцу следовало притупить твой острый язычок.

– Это не твое дело. Дрейк сжал челюсти.