Не было бы счастья - Антонова Александра

Привычным жестом обхватив мои плечи, он потянул меня в дом на крейсерской скорости. Я же поняла значение слова «ошеломить» и пребывала в удивленно-ватном состоянии. Ноги передвигались, как у заржавевшего Дровосека.

Федор заметно припадал на больную ногу, и мне пришлось взять себя в руки, вспомнить обязанности сестры милосердия и подпереть его плечом. Мы успели нырнуть в дом до дождя. Гром эхом катался по коридору. Я с большим трудом распрощалась с Федором. Он проявлял трогательную заботу, и все интересовался, не боюсь ли я грозы. Я ответила, что с Гошей мне и море по колено, и поспешила в светелку. Гоша нашелся на моей кровати под подушкой. Он изо всех сил делал вид, что ему не страшно, что он просто так, на всякий случай, спрятался под подушку, а на самом деле он самый храбрый в мире терьер.

Разгулявшаяся стихия озаряла комнату магниевыми вспышками и грохотала бронебойными орудиями, дождь яростно барабанил в окно. Я разрешила Гоше ночевать у меня в ногах, поддавшись его уговорам.

А утром Гоша пропал…

Разбудил меня луч солнца, бивший прямо в глаза. Время завтрака давно миновало, я разоспалась от души. Гоша на зов не откликнулся, спортивная сумка была сдвинута в сторону. Лаз манил свободой. Все ясно: он опять почувствовал себя охотничьей собакой.

Ближе к обеду я забеспокоилась.

Дядя Осип, не отрываясь от процесса изготовления пельменей ювелирного качества, покачал головой в знак того, что Гоша сегодня еще не появлялся, и бульонка из супа осталась нетронутой.

В доме мне попался Федор. Он опять обезножил и с видом страдальца опирался на трость. Мы вместе обыскали дом и заглянули на половину Эммы Францевны, но та с Гошей не встречалась.

Я оставила Федора возле дома, караулить возвращение блудного пса, а сама обшарила хозяйственные постройки и сбегала к флигелю, водяной мельнице и к мосту.

Тревога заставила меня дойти до деревни и заглянуть во все дворы. Аборигены качали головами и обещали, если что, доставить собачку в большой дом за приличное вознаграждение.

Пожалуй, осталось еще одно место, куда Гоша мог забрести ― еловый лес. После дождя воды в речке Бездонке прибавилось. Папоротники и ели поливали меня дождем «из вторых рук», и до сгоревшей сосны я добрела изрядно вымокшей.

Гоша на мои вопли не откликался.

Постояв немного в нерешительности у места слияния двух речек, я решила возвращаться домой. Однако какая-то непонятная сила, скорее всего, любопытство, потянула меня дальше, вдоль безымянного притока.

Валун стоял на месте. Брод представлял собой бурный перекат, незабудки небесной синевой ублажали взор на противоположном берегу. Слегка зачерпнув воды сапогами, я перебралась на поляну, и решительно направилась в сторону орешника, туда, где мы с Гошей обнаружили вскопанную землю.

На месте «грядки» зияла яма, глубиной с мой рост. На дне ровной гладью отсвечивала вода. Я кинулась ко второй «грядке» в глубине орешника и увидела там ту же картину.

Кто-то не поленился выкопать две глубокие ямы в глинистом грунте. Тяжелая работа. Зачем?

Я опять вернулась к первому раскопу и присела на корточки, разглядывая яму. Ничего особенного: глина, вода, корни растений. Вот разве что какая-то тряпочка зацепилась за корень. Сначала я попыталась дотянуться до нее рукой, но у меня ничего не получилось. Пришлось спрыгнуть вниз. Воды было почти по кромку сапог.

При ближайшем рассмотрении тряпочка оказалась частью бахромы от скатерти, в которую, по моим воспоминаниям, был завернут несчастный обитатель орехового шкафа.

Ну, что ж… В этом нет ничего удивительного. Надо же было куда-то пристроить его бренные останки. Выходит, Лев Бенедиктович без лишнего шума закопал его здесь.

В таком случае, кто нашел последний приют в соседней яме, в глубине орешника? Неужели, мумии натыканы по всем углам в особняке Эммы Францевны?! Тяжело достается хлеб Галицкому! Неблагодарное это дело, прятать концы в воду, или в землю.

Так, хорошо бы еще выяснить, кто выкопал тела? Думаю, что Лев Бенедиктович здесь ни при чем. С какой стати ему понадобилось бы менять местоположение трупов? А вдруг моя теория ошибочна, вдруг вторая могила не имеет к Галицкому никакого отношения? Тогда там покоилась не мумия, а человеческий труп. Может быть, там приложил руку тот, кто расправился с Мустафой? А выкопали-то все-таки зачем? И сколько человек занято в кладбищенской самодеятельности?

Я окончательно запуталась в своих умозаключениях и решила выбираться на поверхность.

Не тут-то было!

Мокрая глина скользила и осыпалась, корни растений были тонкими, ухватиться было не за что. Сначала я рассердилась, потом запаниковала и выбилась из сил.

Немного отдохнув, я вспомнила сказку про лягушку в кринке с молоком и отчаянно заработала руками и ногами.

― Лизавета, ты не устала?

От неожиданности я чуть не села в воду. Надо мной возвышался Федор. Он опирался на свою трость и радостно улыбался.

― Федька, ты что, с ума сошел?! ― обрадовалась я. ― Меня чуть «Кондратий» не хватил. Разве можно так пугать людей!

Федор наклонился и ловко вытянул меня из ямы. Он оглядел меня с ног до головы и почему-то развеселился.

― Ну, и видок у тебя, Лизавета Петровна! Эк, тебя угораздило… Пошли, отмою тебя… Знаешь такую поговорку: «Не рой яму другому, сам в нее попадешь»? ― ехидничал он, пока я оттирала руки и сапоги в реке.

― Я не рыла, ― оправдывалась я. ― Я Гошу искала, а могилка разрыта и трупа нет…

― Та-ак! ― перебил он меня. ― Еще раз и поподробнее, что там с могилкой и трупом?

― Да-к, я ж и говорю, на меня упала мумия из шкафа, которую задушил первый муж Эммы Францевны еще до революции. Сразу похоронить не удалось: пришли гости. Потом приехал Лев Бенедиктович и закопал ее здесь. А сегодня прихожу: яма с водой и трупа нет.

Федор закатил глаза и призвал Бога:

― О, Боже! Лиза, успокойся и расскажи подробно, какой шкаф, почему задушили мумию, и что с ней сделали гости?

Я успокоилась и, пока он заботливо оттирал мои уши, которые тоже оказались запачканы глиной, поведала и про ореховый шкаф, и про отца Митрофания, которому понадобился граммофон, и про беготню с трупом, и о вызове Галицкого на подмогу.

― А кто был закопан во второй могиле, я не знаю. Я здесь, честное слово, ни при чем, ― закончила я свою захватывающую историю и на всякий случай подпустила в голос слезу, чтобы и сомнений не возникло в моей непричастности к кладбищенским делам.

― Девочка моя, ― размяк Федор, прижимая меня к своей широкой груди. ― В какой гадюшник ты попала!.. Постой, что и второй труп был? А ну, пошли… ― и он потащил меня обратно к ореховым зарослям.

Мы остановились у второй ямы и уставились в ее недра.

― А почему ты решила, что здесь кто-то был закопан? Вдруг кому-то пришла в голову оригинальная идея поискать клад или накопать червей? Ты принимала участие в похоронах?

Я всплеснула руками, удивляясь его недогадливости:

― Нет, конечно, я боюсь покойников… Кому придет в голову такая шальная идея, искать клад в яме продолговатой формы? К тому же в первой яме нашелся кусочек скатерти, в которую была завернута мумия. А про второе тело мне Гоша сказал.

Федор усердно чесал в затылке и разглядывал раскоп.

― А ты здесь как оказался? ― озарило меня. ― Федя, ты откуда знал, что я сюда пошла?

― Я видел, как ты в еловый лес свернула, и решил прогуляться. А вдруг ты опять с дерева падать будешь? Как не помочь человеку?!

― А Мустафа? ― наступала я на подозрительного Федора. ― Ты явился сразу после его исчезновения… Уж не ты ли похоронил его здесь? Нет, вряд ли, ― сама же отвергла я эту идею. ― Эта могилка была старой, уже травой поросла… Федор, клянись, что ты Мустафу не убивал!

Федор смотрел на меня в изумлении. Потом задрал голову и захохотал, как ненормальный.

― Клянусь, ― сказал он, утирая глаза. ― Клянусь своей здоровой ногой, которая дорога мне как память, что Мустафу я не убивал! А кто это такой?