Рабство. Маги. Суета (СИ) - Дикарёв Игорь

В тот раз в качестве наказания меня, кроме того, что избили, заставили ещё после смены рыть колодец в одном из дворов деревни.

В течение следующих нескольких дней я часов по шестнадцать добывал глину вместе со всеми, а затем ещё часа по четыре копал колодец. Благо наказан я был не один — ещё один раб в тот день пытался бежать, независимо от меня. Так что я копал землю, а с помощью ведра её черпал другой раб. Таким образом, отдыхал я в лучшем случае четыре часа в сутки. До воды мы докопали за пару недель. Неделя местная, кстати, состояла из десяти дней. Ещё столько же времени мы выкладывали сруб из брёвен в колодце, чтобы его стены не обвалились. На этом наказание закончилось. Я наконец-то мог работать всего по шестнадцать часов, чему был несказанно рад. Видимо, этого орки и добивались. Скажи кому: человек из двадцать первого века радуется шестнадцатичасовому рабочему дню. Интересный воспитательный метод. Может быть, орки и не настолько тупы, насколько говорит Олаф. Может быть, у них просто с дикцией проблемы?

Тем временем орки решили максимально избавить себя от хлопот и переложили часть обязанностей надсмотрщиков на самих рабов. Были назначены десятники. Им с утра орки давали задания, а те отвечали за их исполнение. Им разрешалось использовать палки и кнуты для наказания провинившихся. Если дневное задание десяток рабов выполнял, то надсмотрщику из числа людей выдавали дополнительную порцию еды, если нет, то лупили кнутом по спине так, что спина превращалась в отбивную. Всё просто. Кнут и пряник в прямом смысле этого слова. Само собой, такая практика отдаляла десятников от остальных рабов и постепенно делала их более жестокими.

Никто из нашей четвёрки, к счастью, надсмотрщиком назначен не был. К нам приписали ещё шестерых и назначили десятника. Наш десяток на этом берегу ручья и ещё один на другом отвечал за копку достаточного количества глины. Работа не самая сложная, но тупая до невозможности. Лупи себе мотыгой по глине, а потом лопатой закидывай её в корзину носильщиков. Те в свою очередь стаскивали глину в специальную яму, куда кроме глины сыпали солому. Из получившейся смеси с помощью деревянных формочек лепили кирпичи и высушивали их прямо на степном Солнце. Потом из кирпича возводили стену, смазывая стыки всё той же глиной. Дожди здесь были редкостью, так что о размыве стены можно было не переживать. Лишь изредка её придётся подправлять. Пока что высота стены была совсем смешной: не больше метра в высоту. Но с каждым днём она становилась всё выше. А отношения всё более напряжёнными. Один раб из нашего десятка поскользнулся на глиняном склоне и, падая, сбил ещё одного. Вдвоём они покатились по камням вниз, к ручью. В итоге первый свернул себе шею, а второй сломал ногу. Оба, понятно, теперь не работники. Однако стена сама себя не построит, так что норму нам никто убавлять не собирался. В тот день план мы не выполнили, и десятник наш, Мартин, серьёзно отхватил плетей.

Другой случай произошёл накануне. Наша четвёрка мало-помалу вынашивала план побега. Терн начал готовить себе лук. С помощью мотыги мы срубили прочный побег молодого дерева, прекрасно подходящий на роль древка. Положили его неподалёку от места работы для просушки и прикрыли соломой, чтобы никто не увидел. Как назло, именно по этому месту прошёл орк, решивший проверить, как свою службу несёт десятник.

Он наступил прямо на древко. Затем он избил им Мартина, последним ударом сломав о его голову.

После каждого такого случая Мартин становился всё более жестоким. Постоянно кричал, требуя от нас восьмерых выполнения нормы, которую раньше мы делали вдесятером. Избивал нас палкой за малейшую оплошность. Частенько применял кнут.

У меня вся спина была в неуспевающих заживать рубцах, да и не у одного меня. Мы дружно начинали ненавидеть Мартина. Однако делать что-либо с ним не спешили. Напасть на десятника значило то же самое, что напасть на орка. За это страшным образом наказывали. Смерть — вот то, что ждало рабов, отважившихся напасть на своих хозяев. Да и смерть была не простой, в лучшем случае ограничились бы сажанием на кол.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В общем, мы терпели. Терпели до поры до времени. Вечно так продолжаться не могло. Мы решили избавиться от Мартина и подстроить всё так, словно это был несчастный случай. Несмотря на всё то, что со мной произошло, мне всё равно всё ещё было как-то не по себе от того, что я собираюсь сделать. Я убедил своих друзей сперва поговорить с Мартином. Мы поговорили и попросили его вести себя спокойнее и помогать нам при необходимости вместо того, чтобы сразу же избивать. Это ни к чему не привело, кроме как к получению очередной порции палок.

Тогда я согласился с остальными, хотя знал, что после убийства сохранять хладнокровие не смогу, но и оставлять всё как есть, тоже не хотел. Мы всё продумали. По крайней мере, нам тогда так казалось.

Спуститься к ручью, на берегу которого мы добывали глину, можно было не везде: из-занашей глинодобывающей деятельности берег стал отвесным. Мы спускались каждый день по одной и той же тропе, идущей между засохшим деревцем и высоким валуном.

И дерево, и валун находились примерно на середине довольно крутого спуска, поэтому между ними мы не шли, а скорее бежали, подгоняемые силой тяжести. Мы натянули между ними украденную Терном жилу эйхо, которую он хотел пустить на лук.

Мартин всегда ходил позади нас, спускался по тропе и садился на пенёк срубленного когда-то давно дерева. Оттуда он осыпал нас проклятиями, наблюдая за нашей работой.

Так было и в тот день. Предпоследним шёл Терн, за ним следом спускался Мартин. Все рабы из нашего десятка знали о натянутой жиле, а надсмотрщик нет. Он споткнулся о неё и упал. Терн тут же ударил его сзади со всей силы камнем, завёрнутым в тряпку, чтобы не оставить ссадин. Шея хрустнула. Тут же Терн стал отвязывать жилу, чтобы спрятать, а я подложил под ногу Мартина один камень, а под шею другой, чтобы всё выглядело так, словно десятник споткнулся об один камень и сломал шею о другой. Конечно, изучив место смерти, даже не судмедэксперт из нашего времени, а любой воин из этого мира понял бы, что всё было не так, как мы хотели представить. Но мы надеялись, что в смерти простого десятника из числа рабов никто не будет особо разбираться. И не стали бы разбираться если бы не одно но. Но о нём я узнал значительно позже.

Чтобы нас не заподозрили в убийстве, мы отправили человека к оркам, чтобы он сообщил о смерти десятника. Спустя несколько минут раб вернулся в сопровождении трёх вооружённых орков. Орк, выглядевший самым старшим, присел возле трупа, перевернул его на спину, взял за подбородок и повертел голову мертвеца то в одну сторону, то в другую, хмыкнул. А затем сказал:

— Ну? Чего встали? Будто смерть никогда не видеть! Быстро за работу! А этого утащите в конюшню. Там его разрубить другие рабы на части и скармливать эйхо. Эйхо любить мясо, но редко есть. Сегодня у них будет пир. А ты, — орк обвёл нас взглядом и показал пальцем на Терна. — Ты теперь новый десятник.

Примерно на такой исход мы и рассчитывали. Тут же двое потащили тело к конюшням, а остальные принялись за работу. Норму нужно было выполнить норму, иначе Терна ждали бы сегодня палки.

Вечером, как обычно, мы отправились в барак. На входе меня за руку схватил орк и сказал:

— Ты будешь идти со мной.

Он повёл меня к самому большому дому деревни, в котором, насколько мы знали, жил тот самый бывший воевода императора орков, которому пожаловали эту землю. Однако мы его никогда не видели. Подведя меня к входной двери, орк сказал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Входи. Как зайти, так ты идти прямо до конца и никуда не сворачивать. И смотри без глупость, иначе ты больше не будешь бояться смерти, ты будешь умолять о ней. Такие тебя ждать пытки. Иди.

Я вошёл внутрь. Сворачивать здесь было особо некуда. Весь первый этаж был одним большим помещением, украшенным коврами. Посреди стоял длинный деревянный стол, окружённый скамьями. Слева и справа от входа располагались лестницы, ведущие в подвал и на второй этаж. В конце зала на настоящем деревянном троне сидел крупный старый орк, с седыми, коротко стрижеными волосами. На нём был надет халат с золотым узором. На поясе висел крупный кинжал, который для человека сошёл бы за меч. Помещение освещалось двумя большими люстрами со свечами вместо лампочек.