Дезертир - Алексей Степанов

– В подвал перетащили, – объяснил Факер. – Кое-что оставили только на случай, если гости появятся.

Все, кроме Никиты, расселись на пустых ящиках, а ему места не хватило. Пристроился у стены на корточках. Его демонстративно не замечали, перебрасываясь между собой короткими фразами. Смысла их Никита пока не понимал. Выброс какой-то скоро будет… Новый бомж… Какие здесь бомжи, откуда?

Червь вылез из подвала с тремя бутылками. Стаканов не принес, пили из горлышка и без закуски, не спеша передавая друг другу водку. Никите не предложили, да он и не хотел. Голод, страшный голод терзал его внутренности.

– Малек… – решился Никита. – Дай мне одну сигарету из той пачки. Я бы покурил.

– Какой пачки? Кто со мной разговаривает вообще? Ты кто?! – Малька, тоже очень давно не евшего, быстро развезло. – Тебя нет, понял?

Но Червь тут же поднялся, положил Никите руку на плечо.

– Идем-ка, парень, на улице покурим.

Они остановились у самого крыльца. Червь угостил Никиту сигаретой, сам чиркнул спичкой. Спичкой, а не зажигалкой.

– Ты солдат?

– Да, я… Ну, сбежал. Неприятности там вышли. Никита все не мог решить: рассказать откровенно или темнить, чтобы уважали. Наверное, решат, как Малек: убил и сбежал.

– Плевать мне на твои неприятности. Куда ты шел?

– Да никуда, – признался Никита. – Как-то все так вышло, что…

– Плевать, как вышло. Ты мой должник. Тебя спасли мои люди. Лишнего не возьму за твою душу: тысяча рублей.

– Чего? – не понял Никита.

– У нас свои рубли. Потом поймешь. Долг надо отработать. Попробуешь сбежать – останешься один, одиночки в Зоне не выживают. Ясно?

– Да. То есть нет! А что делать-то?

– Что скажу, то и будешь делать. Кормлю, патроны даю. Отработаешь должок, начнешь рубли в карман складывать.

Червь курил, разглядывая заросшие руины напротив входа в дом. Никите показалось, что среди кустов мелькает довольно крупный хищник, но Червь молчал, молчал и дезертир.

– И ты, значит, говоришь, что в Зону вошел ночью?

– Да.

– Понятно. Но можешь этого и не говорить, дело твое. Всем наплевать, ври что хочешь. Запомни только: отойдешь от дома один – пропадешь. Искать никто не станет. – Червь впервые за время разговора взглянул на собеседника. – Сегодня и завтра будешь с Палей. Куда он, туда и ты. И не шали, скоро выброс.

– А что это такое?

– Увидишь, если не знаешь. Просто если я тебя не спрячу на это время, умрешь. Но если ты солдат, то должен бы знать, что такое выброс. Когда Зона сильно шалит, у вас на кордоне весело становится.

– Прорыв?! – догадался Никита.

– Нет, выброс. Ты будешь жить с нами и говорить, как мы. Как позовут жрать, вниз спускайся. – Червь тщательно затушил окурок ногой. – Если что украдешь, лучше бы тебе вообще не родиться. И, кстати, имя твое будет Каша.

– У меня есть имя! Я Никита Нефедов, мне скрывать нечего.

– Ты – Каша!

Червь больно ткнул его в грудь толстым пальцем и ушел в дом. Оттуда доносились отрывистые реплики бойцов, и это было странно: давно не виделись, могли бы пооткровенничать. Но они не походили на друзей. Скорее собранные, угрюмые профессионалы.

«Паля – это который хромает, – вспомнил Никита. – Каша! Ну надо же придумать такую фигню… Почему Каша? Правда, у Малька прозвище не лучше».

Он старался растянуть сигарету – просить у этих ребят, кажется, бесполезно. Пейзаж вокруг дома выглядел вполне мирным. Какие-то обломки там и тут, кучи мусора, поросшие травой. Вот только во время разговора с Червем Никита заметил какое-то движение у поваленного забора. Теперь – ничего.

– Жак любил покурить.

Никита даже подпрыгнул, уронив с плеча автомат. Грязный, заросший старик оказался совсем рядом, он крутил в руках сильно деформированную зажигалку.

– Ну ты даешь, дед! – Никита оглянулся на дверной проем. Может, надо тревогу поднять? Червь ничего не говорил о старике. – Живешь тут?

– Кушаю, – уточнил бородач. – Сплю ночью. Меня теперь зовут Лысый. Ты куришь, как Жак. Вот тебе подарок!

Он протянул зажигалку, с неожиданной силой вложил ее в руки Никиты.

– Курить будешь! – улыбнулся Лысый. – Только бензина нет в ней. И кремня. А ты все равно кури!

– Лысый? – Никита покосился на сверкающую макушку бомжа. Выбросить его подарок сразу было как-то неудобно. – Славные у вас имена. А я, говорят, Каша.

– Каша! – счастливо повторил бомж и облизнулся. – Каша – хорошо! Только живет недолго: ам! Ам! Но ты не бойся: у твоего имени жизнь короткая, а у тебя длинная. В беде не пропадешь.

– В какой еще беде? – поморщился Никита, медленно отступая.

– Идет беда! – Лысый подскочил и зашептал в самое ухо, обдавая вонью изо рта: – Беда близка, Зона от Червя устала, не хочет Червя… Хочет проверить его. Весь выгорит или, как я, угольком станет? Только Червь не тот человек, не тот…

Никита с трудом оторвал черные пальцы от воротника. Псих! И живой. Наверное, тут только психи и выживают.

– Ты ему не говори, – вдруг совершенно ровным голосом добавил Лысый. – Не надо человеку такого говорить.

– Была охота. Знаешь… Не нужна мне твоя зажигалка. Нечего мне ею зажигать.

Никита сунул бесполезный предмет бомжу в карман пальто, но тот оказался с дырой, и зажигалка тут же упала ему под ноги.

– Бери! – Лысый быстро поднял ее и протянул Никите. – Хорошая. Жак любил.

– Ну давай, давай… – Никита уже соображал, где бы помыть руки перед едой. – Все равно курить нечего.

– Я угощу!

Лысый из другого, целого кармана достал запечатанную пачку сигарет.

– Я нашел, – пояснил он. – Мне не надо. Кури.

– Спасибо!

Отношение Никиты, к Лысому резко изменилось. Стало даже немного стыдно. Поскольку заходить в дом к этим недружелюбным людям не хотелось, он распечатал пачку и закурил опять, чувствуя, как кружится голова после суток голодухи.

Сам-то откуда? – совсем по-армейски поинтересовался Никита у бомжа.

– Здесь живу, – твердо ответил тот. – Раньше было иначе… Но ничего не осталось.

– Лихо, – отметил Никита, присаживаясь на корточки у стены. – А я из…

– Молчи!

Лысый навис над ним, будто черная птица, раскинул руки. Лицо угрожающее, глазищи круглые, даже борода распушилась.

– Никогда не говори, кто и откуда! Лучше ври. Если тебе поверят, Зона всех твоих найдет, через них тебя найдет. Увидит и сожжет.

– Ладно, дед, ладно! – примирительно развел руками Никита. – Хорошо. Ты тоже на Червя работаешь?

– Кушаю, сплю, – повторил бомж, сразу сникнув. – Червь Кларе сказал, Дурню сказал. Можно мне.

Никита предложил старику сигарету, но тот не обратил на нее внимания. Сел рядом, прямо на землю, уставился на собственные рваные ботинки. На отставшем лоскуте видна краска: рамочка и полустертый номер. Сбоку два аккуратно обметанных разреза: так отмечали прорывы. Вытянув одну ногу, Никита сравнил обувь и окончательно убедился: прежде ботинки старика носил солдат российского контингента.

– Спецбатальонные! – хмуро сказал он. – Где взял?

– Ботиночки? – сразу понял Лысый. – С мертвого снял. Куда-то ходил, помню. Куда – не помню. Я подпалил свои сильно, кислотой. Жак смеялся. Ботиночки с мертвеца…

– Что ты врешь? Наши сюда не ходят. Старик почесал затылок, размышляя.

– Значит, мы к солдатам ходили. Не помню. Ничего почти не помню, и не надо мне. Хочешь ботиночки? Забирай.

– Нет уж, спасибо.

Никита зло покосился на бомжа. Надо же: мы к солдатам ходили! Значит, напали и убили? Но это невозможно, кордон – не граница казахстанская, не проскочишь. Врет старик.

– Много тут людей?

– Не знаю.

– А что знаешь?

– Беда идет, – повторил Лысый. – Но тебе не страшно, нет. Тебя Зона еще не видит.

– Зона, надо же… – сплюнул Никита. Почему-то рядом с бомжом он чувствовал себя сильнее и увереннее. Или это от сигарет голова кружится? – Страшная какая Зона. Я думал, тут люди вообще не живут. Живут, оказывается, деньги вон зарабатывают.

– Это не люди, это обломки.

Никита даже закашлялся, так неожиданно это прозвучало.

– Сам ты обломок!

– Я не обломок, меня Зона не ломала, а сразу сожгла. Жака выжгла дотла. Жак любил покурить.

– Француз, что ли?

– Не помню. Все может быть. Зона всех к себе тянет, всех хочет сжечь. Ты ей не показывайся – проживешь долго… Пока не заметит, не увидит.

Тогда конец. – Старик вытащил из внутреннего кармана аккуратно сложенный платок и высморкался. Это выглядело бы вполне благочинно, не будь платок совершенно грязным, вроде бы даже в крови. – Погуляю пойду. Гулять люблю.

Лысый встал и, не попрощавшись, зашагал прочь. Провожая его глазами, Никита лишь плечами пожал: поди разберись сразу, как тут все устроено. Червь сказал, что отходить опасно, а этот псих гуляет. Может, они и не увидятся больше…