Сны богов и монстров (ЛП) - Лэйни Тейлор

– Генерал жив, да, – подтвердил Акива. Ему пришлось их перекрикивать. – И нет, я его не убил.

Если бы вы только знали, чего мне это стоило.

– И он не убил меня. Хотя мог. Очень даже мог.

Крики резко смолкли, а потом погасло эхо. Однако Акива внезапно почувствовал, что говорить ему больше не о чем. Когда речь заходила о Тьяго, вся его убедительность куда-то девалась. Будь Белый Волк сейчас мертв, помогло бы это Акиве обрести красноречие?

Думай не о нем, приказал он себе. О ней.

Он помнил.

И произнес:

– Все это в прошлом, а нас ждет будущее. Настоящее – всегда лишь мгновение, отделяющее одно от другого. Мы балансируем на самом краю этого мига, и именно он определяет, какое будущее мы построим. Всю жизнь за нас решала Империя. У нас было только одно возможное будущее – уничтожение чудовищ. И вот они уничтожены. Будущее стало прошлым. Но мы-то живы! Пусть нас осталось меньше трех сотен и мы по-прежнему скользим вперед на краешке одного мгновения… Куда, в какое будущее мы движемся? Теперь решать не Империи, а нам. Что до меня, я хочу…

Он мог сказать: «Смерти Иаила».

Это было бы правдой. Но существовала еще одна, куда большая правда, и она перекрывала все остальное. Память пробудила глубокий голос, произнесший:

– Ты живешь либо во имя жизни. Либо во имя смерти.

Последние слова Бримстоуна.

И он сказал братьям и сестрам:

– Жизнь. Я хочу жить во имя жизни. Кто не дает нам жить во имя жизни, разве химеры? Нет. И никогда не мешали. Раньше Иорам, теперь – Иаил.

Когда приходится выбирать между ненавистью и ненавистью, всегда побеждает та, которую испытываешь к личным врагам. Иаил хорошо постарался, чтобы удостоиться этой чести; он зашел слишком далеко. Впрочем, Незаконнорожденные еще не знали, насколько далеко.

Акива не хотел сообщать им новость. Более чем когда-либо он испытывал чувство вины. Вина давила на плечи, делала молчание все более тяжким. В конце концов он решился:

– Азаил мертв.

Молчание может быть разным. Разным. Как разными бывают химеры.

Само по себе слово «химера» означало «существо непонятной природы, не серафим». Просто термин для обозначения любого вида, обладающего языком и высшей нервной деятельностью, населявшего эти земли, но не принадлежащего к ангелам; термин, который никогда бы не возник, если бы серафимы из-за собственной агрессии не объединили против себя все племена.

Так же и молчание, которое предшествовало известию Акивы, и молчание, последовавшее за ним, имели не больше сходства, чем народы Кирин и Хет.

За последний год от Незаконнорожденных осталась лишь жалкая горстка. Они потеряли слишком много братьев и сестер – пепел погибших уже не помещался в погребальные урны. Да, они с рождения знали о том, что их ожидает, им внушали это с пеленок, но это не делало их жизнь легче. К концу войны, когда список убитых вышел за рамки любого здравого смысла, в них случился надлом. В них зародилась и прорастала ярость. Не просто боль потерь; не воспринимая их иначе чем просто оружие, командование не ожидало от них даже скорби по убитым, и это приводило в исступление.

И, как ни суди, Азаил был любимцем большинства.

– Доминион убил его в Башне Завоеваний. Все было подстроено.

Акива рассказывал и вспоминал. Он достиг состояния сиритара слишком поздно, и брат погиб на его глазах. Рассказывая, он умолчал об одном: Азаил погиб, защищая Лираз, не позволив Иаилу осуществить свои ужасные планы на нее. Она и так очень тяжело пережила смерть Азаила; совсем не нужно, чтобы о подробностях знали все.

– Я убил нашего отца. Это правда. Я отправился туда, чтобы убить, и убил. Какие бы слухи до вас ни доходили, наследного принца я не убивал. И не собирался. Ни советника, ни телохранителей, ни Серебряных мечей, ни прислужниц. Это ложь. Их кровь – вся эта кровь – на совести Иаила. Это все – части его плана. Что бы тогда ни произошло, он с самого начала намеревался повесить все смерти на меня. Как причину для нашего полного истребления.

Акива говорил, и теперь его окружало совсем другое молчание. Кулаки, мгновение назад судорожно терзавшие эфесы мечей, разжимались.

Возможно, для них оказалось новостью, что все они были приговорены независимо от действий Акивы. А возможно, они знали об этом ранее. А может, это вообще не имело значения. Два имени – Азаил и Иаил – стали для воинов противоположными полюсами, полюсами любви и ненависти. И это позволяло им зацепиться за реальность, закрепиться в ней. Приход к власти дяди, их собственное изгнание, даже полученная ими свобода, – все было настолько непривычно для обсуждения, что выразить это словами они пока не могли. Таких слов в их лексиконе не было.

Зато они могли кое-что другое. Например… вступить в союз с химерами.

– Иаил этого не ожидает, – убеждал Акива. – Он придет в ярость. Но, самое главное, его расчеты пойдут прахом. В мире, где Незаконнорожденные и химеры объединились, ему будет не так-то просто строить планы.

– Готов поклясться, нам тоже, – задумчиво и неуверенно произнес Элион: такое будущее одновременно манило и пугало его.

– Есть кое-что еще, – сказал Акива. – У химер появилась новая воскресительница. И она хотела спасти Азаила. Подумайте об этом, прежде чем принимать решение. – Его голос дрогнул. Но было слишком поздно.

Они обдумали его слова.

– А что Лираз? – спросил Элион, и по рядам пронесся шепот.

Лираз. Пробный камень невозможного плана.

Кто-то сказал:

– Она наверняка против.

И тут Акива послал сестре благословение: теперь он не сомневался, что уже убедил их.

– Она с отрядом. Стали лагерем и ждут моей команды. И можете быть уверены… – впервые с начала разговора он расслабился и позволил себе улыбнуться, – что она предпочла бы оказаться рядом с вами как можно быстрее. Тянуть не стоит. Иаил ждать не будет.

И он взглянул на Элиона. Пусть скажет первым.

– Итак?

Солдат несколько раз моргнул, быстро, словно пробуждаясь. Нахмурил брови. Сказал предостерегающе:

– Надежность любой цепи определяется надежностью самого слабого звена. Все определит самый невыдержанный.

– Так пусть слабым звеном окажемся не мы, – сказал Акива. – Это лучшее из того, что мы можем сделать.

Лучшее, мелькнуло в глазах Элиона, не болтать, а поговорить на языке мечей, но он ничего не сказал, просто кивнул.

Акива испытал неописуемое облегчение. Словно с плеч убрали невыносимый груз.

Элион пообещал, и другие тоже. О большем сейчас и мечтать не приходилось. Оказавшись лицом к лицу с врагами, они не нападут первыми. Тьяго от имени химер дал то же обещание.