Геометрия скорби. Размышления о математике, об утрате близких и о жизни - Майкл Фрейм

был наглядный пример скорби как реакции на разлуку. В конце концов она перестала искать и начала есть более регулярно.

Пэтч часто проводит время в компании Слинки[74], уличного кота, прозванного так за то, что он крадучись смывается, когда кто-то к нему подходит, а не за его манеру спускаться с лестницы, как предположил мой брат. Мы считаем, что Слинки и Пэтч – брат и сестра из одного помета. Мы с Джин поймали их – сначала одного, потом другого, – чтобы стерилизовать и сделать прививки. Когда один оказывался пойман, другой бродил по клетке и плакал. Едва мы приносили пленника от ветеринара и выпускали его, другой тут же подходил к нему. Они терлись друг о друга головами и уходили парой. Даже теперь, много лет спустя, они неразлучны. По правде говоря, в тот самый момент, когда я пишу эти строки, из окна кабинета мне видно, как они, свернувшись рядом калачиком, лежат у нас во дворе.

Интересно, в тот день, когда Слинки исчез, боялась ли Пэтч, что он не вернется? С моей точки зрения, она вела себя как безумная, совсем как тогда, когда потеряла котят, но я не знаю точно, что творится в голове у кошки. Мне казалось, что оба, Слинки и Пэтч, испытывали скорбь. Но способна ли кошка понимать необратимость? Применимы ли мои критерии скорби ко всем животным?

И всё же вернемся к эволюционной гипотезе возникновения скорби. Разлука активирует гормоны стресса. Сам по себе стресс не обеспечивает выживание, но усилия, направленные на снижение стресса – на то, чтобы найти утраченного партнера, – в случае успеха способствуют выживанию. Однако в ситуации, когда партнер умер, а значит, его нельзя найти, скорбь при всех ее негативных последствиях, похоже, никак не способствует выживанию. Арчер утверждает – дело не в том, что скорбь каким-то образом способствует выживанию, а в том, что это побочный продукт нашей способности чувствовать привязанность, то есть вторичное следствие отбора, в результате которого возник механизм привязанности.

Таким образом, с точки зрения эволюции скорбь – это гормоны стресса от разлуки вкупе с пониманием того, что человек, которого нет, никогда, никогда, НИКОГДА больше не вернется. Очень трудно писать об этом. Время словно сжимается, и множество призраков роится в моей голове. Родители, дедушки, бабушки, тети и дяди, близкие друзья, ученики. (Как ученик может умереть раньше учителя? Когда такое происходит, что-то серьезно ломается в этом мире. Адам, у нас впереди было столько проектов. Какого черта ты курил сигареты? Интересно, что еще нам удалось бы открыть с помощью твоего программирования и моей математики?)А сколько кошек мы потеряли. Никогда больше мой милый маленький Боппер не свернется над моей головой на подушке и не убаюкает своим мурлыканьем.

Мы можем продвинуться дальше в этом направлении, познакомившись с книгой Барбары Кинг «Как животные скорбят», хотя, надо сказать, мне было трудно ее читать[75]. Для людей, которые любят животных, это эмоционально тяжелая тема. Кинг – талантливый и мощный автор, бо́льшую часть своего материала она подает в виде историй конкретных животных. Такой подход помогает нам понять, что животные способны любить, они способны испытывать скорбь.

Нас ведь не удивляет, что шимпанзе или слоны испытывают скорбь; в конце концов, и те и другие могут пользоваться орудиями и включаться в игру, демонстрируя тем самым достаточно высокий уровень сложности сознания. А по опыту общения со своими питомцами – собаками и кошками – мы много раз убеждались в том, что они способны чувствовать скорбь. А как же дельфины и киты? Черепахи? Курицы, кролики, свиньи, утки, гуси, обезьяны, аисты, воро́ны и во́роны, лошади, козлы, быки? И они все – тоже.

Скорбь у животных основана на чувстве любви. Опираясь на работы Джейн Гудолл[76], Синтии Мосс[77], Марка Бекоффа[78], Питера Фэшинга и других, а также на собственные полевые исследования в Кении, Кинг предлагает такое описание любви у животных:

Когда животное чувствует любовь к другому животному, оно будет из кожи вон лезть, чтобы быть рядом и позитивно взаимодействовать с любимым по причинам, которые не только включают, но и выходят за рамки целей выживания, таких как добыча пищи, защита от хищников, спаривание и размножение.

И:

Если животные не могут больше проводить время вместе (одной из возможных причин этому является смерть одного из партнеров), животное, которое любит, будет открыто выражать признаки страдания. Оно может отказываться от пищи, терять в весе, заболеть, вести себя импульсивно, стать вялым или всем своим видом показывать грусть или подавленность.

То есть Кинг считает способность испытывать скорбь одним из компонентов любви. На самом деле, она называет это достаточным условием для любви. А как же необратимость, которая, по моему мнению, является основным компонентом скорби? Кинг пишет, что «скорбь у животных не обусловлена сознательным представлением о смерти». С каждым примером автор подкрепляет идею о том, будто животные интуитивно чувствуют, что утрата вследствие смерти является окончательной.

Кинг приводит множество случаев, когда после исчезновения брата, сестры или партнера кошки бродят в поисках пропавшего. Часто их поиски сопровождаются жалобным воем, пронзительными криками, причитаниями. Трудно представить, что это еще может так проявляться, кроме скорби.

Известно, что люди скорбят по-разному, иногда другие этого даже не видят. Памятуя об этом, Кинг призывает шире смотреть на то, что мы наблюдаем: «Не стоит требовать от каждой собаки реакции скорби, чтобы поверить в то, что некоторые собаки способны скорбеть».

Животные также скорбят по-разному. Кони водят «лошадиный хоровод» вокруг павшего члена табуна. Подобное же поведение наблюдается и у коров. Что касается слонов, то к умершему члену стада подходят и явным образом оплакивают его не только кровные родичи, но и слоны из других семей.

Издавна существует мнение, что животные, в отличие от людей, живут только в настоящем времени, то есть у них нет понятия ни о прошлом, ни о будущем, а потому чувство необратимости им недоступно. Однако растут свидетельства того, что многие животные обладают эпизодической памятью (особыми воспоминаниями о каком-либо событии, присущими только данному индивиду) и, возможно, автобиографической памятью (воспоминаниями об истории собственной личности)[79]. Кроме того Кинг описывает шимпанзе Брута, который во время охоты демонстрировал двойное предвидение: он угадывал не только передвижение добычи, но и передвижения остальных шимпанзе в охотничьей стае[80]. Кинг сделала вывод, что Брут «мог анализировать психическое состояние других шимпанзе», что у него была модель психического состояния сородича.

Идея