Заезд на выживание - Дик Фрэнсис

Мы с Полом обошли денники, кругом суетились конюхи: вычищали навоз, раздавали лошадям корм, наливали свежую воду. Сэндмен выглядел просто чудесно — золотисто-коричневая шкура отливала блеском, никаких признаков усталости или травм от последних субботних скачек в Сэндоуне.

Я подошел, похлопал его по шее.

— Хороший мальчик, — тихо произнес я. — Кто тут у нас хороший мальчик, а?

Он шумно выдохнул через крупные ноздри, затем повернул голову, посмотреть, нет ли для него чего-нибудь вкусненького. Я никогда не приходил в конюшню, не набив предварительно карманы яблоками, и сегодняшний день не был исключением. И вот Сэндмен благодарно принял угощение, а затем стал шумно жевать, роняя слюну и огрызки яблока на подстилку. Я еще раз потрепал его по холке, отчего он тут же поднял морду, а затем опустил, словно соглашаясь со мной. И мы с Полом отошли.

— Увидимся утром, мальчик мой, — сказал я напоследок, уже выйдя в проход. Меня часто занимал один вопрос: осознают ли братья наши меньшие всю глубину человеческой привязанности к ним?..

Как всегда, Лаура, жена Пола, приготовила нам ужин. И вот мы уселись на кухне за белый сосновый стол и начали с аппетитом поглощать ее знаменитые макароны с сыром и луком. Вскоре разговор неизбежно перешел к самой животрепещущей теме в мире скачек.

— Как думаешь, это он убил? — спросил Пол.

— Кто? Стив Митчелл?

— Угу, — пробормотал он, запихивая в рот очередную порцию пасты.

— Ну, во всяком случае, улики говорят именно об этом, — ответил я.

— Куда только катится наш мир? — философски заметил он. — Знаешь, когда я еще только учился держаться в седле, такое понятие, как дружба, не было пустым звуком.

Пол до сих пор носит розовые очки, ударяясь в воспоминания о добрых старых временах, подумал я. Соперничество между жокеями существовало всегда и порой принимало самые жестокие формы. И, кажется, еще в девятнадцатом веке, во времена великого Фреда Арчера, заставить соперника опоздать на поезд и пропустить тем самым скачки было весьма распространенной практикой, не менее действенной, чем просто обогнать его на пути к финишу.

— Ну а сам-то ты как думаешь? Он это или нет? — спросил я Пола.

— Откуда мне знать, — проворчал он. — Тебе виднее, ты его адвокат.

— Только полный идиот мог оставить все эти улики, — сказал я. — Орудие убийства принадлежало ему и осталось в теле жертвы. В тот самый день Стив отправил Барлоу текстовое сообщение, где говорилось, что он приедет и разберется с ним.

— А мне казалось, Стив Митчелл куда как умней, — качая головой, заметил Пол. Он уже вынес приговор обвиняемому, не дождавшись вызова свидетелей зашиты.

— Лично я не уверен, — сказал я. — В деле много вопросов, которые пока что остаются без ответа.

— Но если не он, тогда кто? — спросил Пол. — Все знают, что Митчелл терпеть не мог Барлоу. Эти двое всегда ненавидели друг друга.

— Рено Клеменс мог таким образом устранить главных соперников, — заметил я. — Ему прямая выгода.

— Да будет тебе! — воскликнул Пол. — Может, Рено и чертовски хороший жокей, но уж никак не убийца. Да у него просто ума на это не хватит!

— У него могли быть помощники, которым ума не занимать, — возразил я.

Пол лишь отмахнулся и наполнил вином бокалы.

— Случайно не знаешь человека по имени Джулиан Трент? — спросил я его, воспользовавшись паузой.

— Нет, — ответил Пол. Лаура тоже покачала головой. — Он что, жокей?

— Нет, — сказал я. — Ладно, неважно. Просто к слову пришлось.

— Кто он такой? — спросил Пол.

— Да один из бывших моих клиентов. Пару раз его имя всплывало в связи с Барлоу, вот я и спросил, может, ты его знаешь. А так — неважно…

Минуту-другую мы молчали, целиком сосредоточившись на еде.

— А тебе известно, почему Барлоу и Митчелл так ненавидели друг друга? — спросил я.

— Вроде бы тут замешана сестра Барлоу, — неуверенно произнес Пол. — Вроде бы у Митчелла был с ней романчик или что-то вроде.

— Стыд и позор! — неожиданно встряла Лаура.

— Почему? — спросил я ее.

— А ты что, ничего не знаешь? — И, заметив недоумение в моем взгляде, Лаура продолжила: — Да она покончила с собой, в июне!

— Как? — воскликнул я, удивленный тем, что Стив Митчелл не удосужился упомянуть об этом.

— На вечеринке, — ответила Лаура. — Видно, пребывала в депрессии и ввела себе огромную дозу обезболивающего.

— Но где она его раздобыла, это обезболивающее? — спросил я.

— Да она была ветеринаром, — пояснил Пол. — Специализировалась как раз на лошадях.

— Где?

— В Лэмбурне, — ответил Пол. — Работала там в ветеринарной клинике, большинство местных тренеров к ней обращались. Была, что называется, членом команды.

— Да ты должен помнить, — заметила Лаура. — По телевизору и в газетах подняли такой шум, только об этом и писали.

— В первой половине июня меня здесь не было, — сказал я. — Так что пропустил. — Я выезжал на Гибралтар к своему клиенту, обвиненному в отмывании денег. Длинная рука английских законов дотянулась и туда. — И на чьей же вечеринке это случилось?

— У Саймона Дейси, — ответил Пол. Я снова удивился.

— Он тренер, — пояснил Пол. — Специализируется на гладких скачках. Переехал в Лэмбурн из Миддлхема, что в Венслидейле, лет пять тому назад. — Наверное, поэтому я о нем не слышал. — Закатил прием в честь победы в Дерби. Ну, знаешь, с участием Перешейка.

Ну, конечно же, я слышал о Перешейке! Самая дорогая скаковая лошадь в мире. Приз «Лошадь года» среди двухлеток; в этом сезоне, в мае, завоевал главный приз «Две тысячи гиней» в Ньюмаркете. В июне выиграл Дерби в Эпсоме, в прошлом месяце — Кубок производителей в Санта-Ане в Калифорнии.

— Должно быть, гости повеселились на славу, — не слишком удачно пошутил я.

— Да ничего подобного! — на полном серьезе возразила Лаура. — Мы были на той вечеринке. Знакомы с Саймоном еще по Йоркширу. А Пол работал у него помощником, когда еще только начинал. Вечеринку он закатил грандиозную. В саду накрыты огромные столы, живая музыка и все такое. И было очень весело. По крайней мере, до тех пор, пока не нашли Милли Барлоу.

— Где ее нашли? — спросил я.

— В доме, — ответил Пол. — Наверху, в одной из спален.

— Кто нашел?

— Понятия не имею, — ответил Пол. — Прибыла полиция, и в девять праздник закончился. А начался днем. Воскресный ленч и все такое.

— И что же сделала полиция? — спросил я.

— Да ничего особенного. Переписали имена гостей, а потом всех отпустили домой. Большинство из нас в дом вообще не заходили. Искали свидетелей, которые видели Милли последними, но мы даже не знали, как она выглядит. И поспешили убраться оттуда как можно скорей.

— Так они были уверены, что это самоубийство? — спросил я.

— Ну, так все думали.

— И отчего же она пребывала в депрессии?

— С чего это ты вдруг так заинтересовался? — спросил Пол.

— Подозрителен по натуре, — усмехнулся я. — Одна насильственная смерть в семье — это несчастье. А две за пять месяцев могут быть чем-то большим, нежели просто совпадением.

— Bay! — протянула Лаура, в глазах ее сверкало любопытство. — Так ты что же, хочешь сказать, что Милли тоже убили?

— Нет, конечно, — ответил я. — Просто любопытно знать, точно ли было установлено, что она покончила с собой. И почему.

— Не знаю, — сказала она. — Не знаю даже, проводилось ли дознание.

Я никогда не слышал и не читал об этом деле, но знал, что судебная система коронеров,[8] как и другие аналогичные наши системы, временами работает медленно, без огонька. Расследование таких дел может тянуться несколько месяцев, даже лет. И я решил, что надо бы пошарить в Интернете.

— Ну и как моя лошадка? — спросил я, решив сменить тему.

— Толстая и медлительная, — со смехом заметил Пол. — Словом, вся в хозяина.

И я поднял тост за нашу медлительность и толщину и добавил к своему весу еще несколько унций, выпив красного вина и с аппетитом съев вторую порцию пасты.

Я просто обожаю скакать на лошади холодным бодрящим утром, когда изо рта идет пар, а землю покрывает белый иней, поблескивает в ярких лучах солнца. Жаль, что эта пятница выдалась совсем другой. Дождь как зарядил с ночи, так и не унимался, крупные капли звучно стучали по шлему, падая с высоты.

Мы с Сэндменом шли под шестым номером в конюшнях Пола, насчитывающих десять лошадей. Мы продвигались через деревеньку под названием Грейт-Мильтон к тренировочному загону, что располагался за ее пределами, и металлические подковы цокали по выложенным гравием дорожкам. И лошади, и всадники промокли, едва успев выехать с территории конюшен, светать начало ровно в семь тридцать, и теперь вода медленно сбегала холодными струйками прямо за воротник моей так называемой водонепроницаемой ветровки. Но мне было плевать, и Сэндмену — тоже. Я чувствовал под собой его ходящие буграми мышцы. Он точно знал, для чего его вывели из стойла в дождь и холод, знал, куда мы направляемся. И оба мы испытывали радостное предвкушение, зная, что скоро полетим галопом под этим дождем.