Дети Времени всемогущего - Вера Викторовна Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым поднимался полицейский, вторым – Пикар, Дюфур замыкал шествие. В бытность криминальным репортёром он не раз принимал участие в облавах, и обычно это его возбуждало. Сложись судьба иначе, Поль мог бы стать полицейским, а мог бы – авантюристом или легионером, но никакая сила не сделала бы его ни добропорядочным буржуа, ни политиком.
– Это здесь. – Агент указал на одну из трёх выходящих на площадку дверей. – Прошу соблюдать тишину.
Дюфур пожал плечами и тут же вспомнил Анри и другие засады. Рядом переминался с ноги на ногу Пикар и афишной тумбой высился полицейский, во дворе кричал точильщик, по ногам тянуло холодом – этажом ниже кто-то оставил открытой балконную дверь. Поль приложил ухо к замочной скважине, но ничего не услышал, даже звонков, хотя комиссар мог и выждать. Если бы в квартире скрывались фальшивомонетчики или бандиты, Дюфур, готовясь к драке, избавился бы от пальто и цилиндра, но погода была слишком холодной, а дичь – слишком безопасной. Вникая в скандалы, газетчик иногда сочувствовал любовникам, иногда мужьям или жёнам, но сегодня ему было неприятно всё трио. Тех, за дверью, Поль видеть не мог, но для отважившегося на бунт маленького человека Пикар был слишком деловит и слишком уж не походил на себя самого в Шуазском лесу, когда всё пошло не так, как предполагалось.
Дюфур спустился на одну ступеньку и принялся считать. Он досчитал до ста девяносто шести, когда дверь приоткрылась, выплеснув на плиточный пол лужицу жёлтого света. Полицейский, не теряя ни секунды, просунул в щель ногу и резко дёрнул дверь на себя. Тот, кто был внутри, отступил в глубь квартиры.
– Месье, – агент, не выпуская дурно начищенной ручки, обернулся к Пикару, – входите.
В пахнущей дорогими духами комнате прикуривал от свечи мужчина. Он был в рубашке, брюках и штиблетах на босу ногу. Остальная одежда, включая пальто, валялась на ковре; отдельно отрубленной головой лежал цилиндр. Дверь в глубину квартиры была закрыта.
– Именем закона, – хмуро произнёс полицейский. – Ваше имя.
– Спросите этих господ, они продиктуют по буквам.
– Негодяй! – Пикар повернулся к агенту. – Записывайте. Это…
– Спокойно, Пикар. – Поль вклинился между мужем и любовником, слегка расставив ноги, словно готовился к поединку. – Протокол составит месье комиссар. Если, само собой, это потребуется, в чём лично я не уверен.
То, что Дюфур делал дальше, объяснялось тем, что журналист не терпел, когда ему навязывают роль в чужой пьесе. Исключением были разве что пьесы патрона, но тот оплачивал все издержки, и оплачивал щедро.
* * *
Сегодня Жером вернулся раньше, чем думала Эжени, а розы, которые внёс привратник, были просто невероятны. Молодая женщина поцеловала мужа в прохладную, чисто выбритую щеку и лукаво улыбнулась:
– Если ты меня разлюбишь, торговцы цветами разорятся.
– Любовь моя, это невозможно. Ты сегодня выходила?
– Нет.
– А к тебе кто-нибудь приезжал?
– Да нет же. Будем обедать?
– Я пообедаю с коллегами. Эжени, сядь. Нам нужно поговорить. Я бы предпочёл тебя в некоторые вещи не посвящать, но с тех пор как изобрели газеты, мы живём, как в аквариуме. Хотя лучше прочесть в газете, чем в анонимном письме.
– Лиза! – поняла Эжени и рассмеялась. – Она приезжала, только не сегодня, а вчера, и пыталась говорить про тебя всякие гадости.
– Какие?
– Ужасные. Ты точно не будешь обедать?
– Я не успею, детка. Она говорила, что я тебе изменяю?
– Она была отвратительна… Я запретила её принимать.
– Всё верно, но почему ты не рассказала мне?
– Забыла, – слегка покривила душой Эжени. Нет, о мерзкой Лизе баронесса в самом деле не вспоминала, но за собственную вечернюю беготню было стыдно.
– Если бы ты мне сказала сразу же…
– Ты бы решил, что я ревную.
– Я был бы этим счастлив и горд, но, видишь ли…
Жером рассказывал вроде бы понятно, но Эжени не понимала ничего. Он был на чужой квартире вместе с дамой? Их застала полиция? Полицию привёл муж дамы? Это так или иначе попадёт в газеты? В газеты! Совсем недавно баронесса прочла, как какой-то промышленник застал свою супругу в отдельном кабинете ресторана с кавалерийским офицером, а ещё раньше пресса захлёбывалась историей, в которой адюльтер мешался с шантажом и попыткой убийства. Эжени не делала различий между подобными случаями и бульварными романами и теперь растерялась. Жером понял её молчание по-своему.
– Эжени, – воскликнул он, – поверь, ничего не было… Я когда-то её знал, мы с тобой даже не были тогда знакомы…
Жером её знал! Это была она… Женщина, которую он так и не смог забыть. Политика, женитьба на другой, совсем не похожей на неё, – все это были попытки убить ставшую мукой любовь. Он не виноват, но как же больно…
– Я понимаю, – прошептала Эжени. – Ты все ещё любишь… Она написала, ты пришёл. Ты не мог иначе, я тебя не виню… Нет, я виню тебя за ложь, ты не должен был на мне жениться… Ты не должен был говорить, что любишь меня…
– Эжени! Маленькая моя!
Теперь он уверял в своей любви, в том, что та женщина ничего для него не значит и никогда не значила. Дочь заурядного провинциального чиновника, разве могла она стать баронессой де Шавине? Да, она была недурна, её тянула роскошная жизнь, и она искала мужчин, готовых предоставить ей выезды, туалеты, бриллианты в обмен на сомнительные чувства. Разве она может сравниться…
– Но ты пришёл к ней… Пришёл!
– Только потому, что её нынешний покровитель – Маршан. Есть серьёзные подозрения, что радикалы принимают деньги от иностранных финансистов. Если бы это удалось доказать, Маршан оказался бы в затруднительном положении… Оппозиции пришлось бы искать другого вожака, не радикала и не легитимиста. Маленькая моя, ты же должна понять…
Эжени поняла, и понимание это упало на душу куском жгучего грязного льда.
– У тебя что-то было с Лизой, – выдохнула Эжени чужим хриплым голосом. – Она тоже была тебе полезна, да? Из-за дяди? Пока дядя был депутатом? Ты сделал мне предложение, когда Лизы не было в Клёнах, и у неё начались мигрени. Она перестала к нам ездить…
– Не говори глупостей! Лиза в своё время была полезна, и она мстительна, как чёрт, но я ни разу не дал ей повода. Ни разу!
– Ты только лгал ей
