Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

Стюард должен быть первоклассным; он может и не быть моряком. Повар тоже нужен умелый. Оплата — установленная для флота. Абсолютное и беспрекословное подчинение всем распоряжениям, каковы бы они ни были”.

Де Лонг понимал, как важна строгая дисциплина в подобной экспедиции, и поэтому “Жаннета” была внесена в списки судов морского департамента и должна была подчиняться военному уставу, как всякое военное судно. Де Лонгу были предоставлены все полномочия, которыми располагали адмиралы флота.

Восьмого июля 1879 года в гавани Сан-Франциско было необыкновенное оживление. По воде сновали яхты и переполненные пассажирами катера. На берегу и на пристани сплошной стеной стояли толпы народа. В этот день из гавани Сан-Франциско уходила в свое трудное и опасное плавание “Жаннета”.

ПОИСКИ НОРДЕНШЕЛЬДА

“Жаннета” шла, кланяясь и раскачиваясь. Из иллюминаторов было видно, как, то опускаясь, то поднимаясь, двигалась полоска горизонта, а иногда виднелась только синеватая волнистая равнина, идущая в гору, или пустое облачное небо. Тонг Синг, приседая, стучал тяжелыми тарелками в кают-компании. Он был желтей обыкновенного, и коса его растрепалась: его мучила морская болезнь. Слышался глухой рокот машины да шум волн, бьющих в корму, царапающих обшивку.

Наступала ночь, усиливалась качка, а Де Лонгу казалось, что все хорошо, все отлично и теперь только наступает та настоящая жизнь, о которой он мечтал.

Он поднялся по зыбким ступеням на палубу. Ветер вырвал из его рук дверь, обдал его холодом, свежестью, запахом моря. Он вгляделся в морскую даль, сизую, туманную, смазывающую все очертания. “Жаннета” приближалась к Уналяске. Де Лонг еще раз перечел письмо морского министра, переданное ему в Сан-Франциско:

“Когда Вы достигнете Берингова пролива, Вам надлежит произвести в местах, где Вы признаете это нужным, поиски сведений о судьбе Норденшельда. Департаменту не удалось получить подтверждения известия о его спасении. Если у Вас будут основательные данные предполагать, что он в безопасности, продолжайте свое плавание к Северному полюсу. В противном случае Вы поступите так, как признаете необходимым для оказания ему помощи”.

В тот год весь мир был взволнован исчезновением Норденшельда и его спутников. Адольф Норденшельд отправился в 1878 году на судне “Вега” вдоль северных берегов Европы и Азии к Берингову проливу. Последние известия о “Веге” были получены с мыса Сердце-Камень в августе того же года. С тех пор никто больше ничего не слыхал о Норденшельде.

Ни в Уналяске, ни на острове Михаила не было никаких сведений о судьбе “Беги”. Де Лонг решил идти в бухту Лаврентия и, если там не окажется известий о Норденшельде, пробиваться вдоль северного побережья Сибири.

Он наводил справки о Норденшельде в каждой хижине на берегу, посылая туда Чиппа на боте. К этому его побуждал не столько приказ министра, сколько настоящее, крепкое чувство товарищества. А между тем поиски Норденшельда задерживали “Жаннету”, уходило благоприятное время, когда судно могло бы дойти до земли Келлета и продвинуться к северу.

В бухте Лаврентия один из чукчей, немилосердно коверкая английские слова, сказал Де Лонгу:

— Моя видал другой зима судно у Колючинский бухта…

— Какое судно? Были вы на нем? Как оно выглядело? — Капитан заметно заволновался.

Несмотря на сбивчивый рассказ, Де Лонг был убежден, что чукча действительно видел судно Норденшельда. Последние известия о Норденшельде были с мыса Сердце-Камень. Туда и направился Де Лонг.

“Если подтвердится, что шведы там были и ушли, я пройду до Земли Врангеля, — записал он в дневнике, — если же нет, я пойду наугад, пока не найду место, где они зимовали”.

В чукотских ярангах на мысе Сердце-Камень Чиппу с трудом удалось узнать, что некое судно зимовало у восточного берега Колючинской губы и потом ушло. “Жаннета” двинулась к Колючинской губе.

Уже бушевала вокруг судна метель, уже плавали по воде льдины и сплошная масса старого льда простиралась на пять миль от берега, когда “Жаннета” подошла к восточному побережью Колючинской губы. Судно стало у кромки льда. Лейтенант Чипп, Даненовер и чукча Алексей, нанятый на острове Михаила в качестве переводчика, отправились на китобойном боте к берегу.

Время тянулось нестерпимо медленно. Но вот снова на берегу задвигались люди, небольшая точка отделилась от суши: бот возвращался на “Жаннету”.

На этот раз невозмутимый Чипп был взволнован; не дожидаясь, чтобы ему спустили трап, он взобрался на палубу и направился к Де Лонгу.

— Вот, капитан, что нам удалось найти на берегу, — сказал он, разжимая руку. На его ладони лежали железные пуговицы, какие обыкновенно пришивают к морским курткам.

Де Лонг нагнулся над ними. Пуговицы были шведские — с чайкой, датские — с крестом и русские — с двуглавым орлом.

— Так Норденшельд зимовал здесь? — спросил капитан. Чипп кивнул.

— Да, в двух милях к юго-востоку от поселка, — сказал он, — я прошел по берегу до места зимовки. Экспедиция расплачивалась за все вместо денег такими вот пуговицами.

— Когда и в каком направлении ушла “Вега”? — спросил Де Лонг.

— Два или три месяца тому назад — на восток, — отвечал Чипп. — Здешние жители считать не умеют, пришлось высчитывать приблизительно, по пальцам.

Итак, задача была выполнена: Де Лонг убедился, что экспедиция цела и невредима. Норденшельд теперь находится на пути к родине. Правда, от него очень долго нет известий, но это объясняется, наверно, тем, что все расстояние до Японии он должен был идти на парусах.

Де Лонг выпрямился, улыбнулся. С него будто сняли огромную тяжесть. Теперь он свободен и может идти туда, куда стремился так давно.

— Поднимите бот на судно и дайте сигнал к отплытию, — сказал он Чиппу.

В 13 часов 10 минут 31 августа “Жаннета” взяла курс на север.

“ЖАННЕТА” ВО ЛЬДАХ

На молу в Сан-Франциско Эмма сказала, прижавшись к мужу:

— Я хочу знать каждый твой день, каждое, даже самое пустяковое событие твоей жизни… Когда ты вернешься, многое забудется…

— Я буду вести дневник, — обещал ей тогда Де Лонг.

И теперь каждый вечер, сидя в своей каюте на привинченном к полу кресле, капитан записывал события дня.

Лицо его, освещенное висячим фонарем, часто менялось в зависимости от того, о чем он писал: иногда оно хмурилось, делалось холодным, угрюмым, иногда же озорно, мальчишески усмехалось, подмигивало кому-то шаловливым глазом.

В этот вечер, как всегда, он сел за свой дневник.