Екатерина Великая - Ольга Елисеева

Императрицу сопровождало самое блестящее общество, состоявшее из придворных и многочисленных иностранных наблюдателей. По дороге Екатерину встречали высокопоставленные чиновники местной администрации, желавшие быть представленными. Главный «виновник торжества», генерал-губернатор Новороссии и Тавриды, должен был присоединиться к своей царственной покровительнице по пути.

За несколько месяцев до намечавшейся поездки польский король Станислав Август II начал настойчиво добиваться встречи с северной соседкой. Его просьбу поддерживал Потемкин. Императрица с самого начала была не расположена к рандеву. 22 ноября 1786 года Безбородко сообщал светлейшему князю: «Король польский прислал генерала Камержевского для условия о свидании его с государынею. Ее величество назначить изволила против Трехтемирова, на галере, так располагая, чтобы там не более нескольких часов для обеда или ночлега останавливаться»[1147].

20 марта 1787 года в местечке Хвостове Потемкин провел предварительные переговоры с польским королем, продолженные затем Безбородко[1148]. Станислав Август передал для императрицы записку под названием «Souhaits du roi», то есть «Пожелания короля» или «Воля короля», написанную на французском языке. В этом документе он предлагал Екатерине оборонительный союз и обещал выставить в случае войны вспомогательный корпус против турок в обмен на поддержку со стороны России реформ, призванных покончить со шляхетской вольностью[1149].

Императрица холодно встретила подобные идеи, поскольку именно сохранение существующей в Польше государственной системы, по ее мнению, гарантировало безопасность России и позволяло Петербургу беспрепятственно вмешиваться во внутренние дела Варшавы. Усиление королевской власти, неизбежное в случае отмены liberum veto, представлялось Екатерине крайне невыгодным.

Станислав Август и поддерживавшая его партия желали союза с Россией, надеясь на серьезные территориальные приобретения для Польши за счет турецких земель[1150]. В то же время и многие члены враждебной королю партии искали сближения с Екатериной, ожидая больших выгод в результате разрыва России и Порты. Собравшиеся в Киеве к приезду императрицы представители старошляхетской оппозиции, по словам путешественника Ф. де Миранда, открыто заискивали перед Екатериной и Потемкиным[1151]. Переменчивость политических настроений аристократических группировок в Польше смущала императрицу. Но имелась и другая причина, по которой Екатерина старалась уклониться от прямого согласия на союз с Польшей. Трудно было ожидать от Австрии, альянсом с которой государыня очень дорожила, согласия на появление в блоке нового члена, претендующего на значительные земельные приобретения.

Подтверждением недовольства Австрии возможным русско-польским союзом стала активизация проавстрийской группировки. Руководили этой партией президент Коммерц-коллегии Воронцов и управляющий Дворянским и Государственным заемными банками Завадовский. Они обладали при дворе большим влиянием, не столько благодаря занимаемым должностям, сколько в силу связи с союзной Австрией. Учитывая позиции разных сил, Екатерина избрала компромиссный вариант. Она подтвердила согласие встретиться с польским королем, но так, чтобы это свидание длилось не более нескольких часов[1152].

В воскресенье 25 апреля в десятом часу утра великолепная флотилия из двенадцати галер и множества более мелких судов приблизилась к Каневу[1153]. Это место было выбрано не случайно: здесь польская граница выходила к Днепру, и король мог, не нарушая закона, запрещавшего ему без позволения сейма покидать пределы Польши[1154], встретиться с Екатериной.

Станислав Август ожидал обстоятельного делового разговора. Однако Екатерина предупредила его, что день встречи будет посвящен исключительно веселью. Она провела Станислава Августа в свою каюту. Их беседа с глазу на глаз продолжалась не более получаса. Король передал императрице еще одну собственноручную записку о польских делах и выразил надежду, что пребывание Екатерины будет более продолжительным.

Французский посол граф Луи де Сегюр описывал, как выглядела со стороны эта несколько натянутая встреча. «Флот наш остановился под Каневом, в котором выставлены были польские войска в богатых мундирах, с блестящим оружием. Пушки с кораблей и из города возвестили прибытие обоих монархов». Парад польской армии был рассчитан на то, чтобы произвести на императрицу впечатление и убедить ее в готовности военных сил возможного союзника. Однако Екатерина не проявила никаких эмоций по этому поводу и держалась с королем холодно. «Когда он вступил на галеру императрицы, — продолжал Сегюр, — мы окружили его, желая заметить первые впечатления и слышать первые слова двух державных особ… Но мы обманулись в наших ожиданиях, потому что после взаимного поклона, важного, гордого и холодного, Екатерина подала руку королю, и они вошли в кабинет, в котором пробыли с полчаса. Они вышли, и так как мы не могли слышать их разговор, то старались прочитать в чертах их лиц помыслы их, но в них ничего не высказалось ясно. Черты императрицы выражали какое-то необыкновенное беспокойство и принужденность, а в глазах короля виднелся отпечаток грусти, которую не скрыла его принужденная улыбка»[1155].

Светлейший князь, поддерживавший идею союза с Варшавой, был раздражен не менее Екатерины и вполголоса выговорил ей за то, что она скомпрометировала его перед королем и всей Польшей, столь сократив это свидание[1156]. Великолепное торжество, устроенное в Каневе, напоминало именины без именинника и наводило на грустные мысли несоответствием своей пышности столь мизерным результатам политической встречи. «Когда наступила ночная темнота, — рассказывал Сегюр, — каневская гора зарделась огнями; по уступам ее была прорыта канава, наполненная горючим веществом, его зажгли, и оно казалось лавою, текущей с огнедышащей горы… на вершине горы взрыв более 100 000 ракет озарил воздух и удвоил свет, отразившись в водах Днепра… Король дал великолепный бал, но императрица отказалась участвовать в нем. Напрасно Станислав упрашивал ее остаться еще хоть сутки: пора милостей для него миновала!»[1157]

Каневская встреча была серьезной неудачей сторонников русско-польского союза. Станислав Август ждал императрицу шесть недель, потратил на путешествие три миллиона злотых, но делового разговора так и не получилось. Перед расставанием Екатерина сказала ему: «Не допускайте к себе черных мыслей, рассчитывайте на мою дружбу и мои намерения, дружелюбные к Вам и к Вашему государству». Вряд ли подобные уверения могли успокоить короля. Неудача Станислава Августа была сразу же использована его противниками: в Варшаве распространились слухи, что во время каневского свидания король, Екатерина и Потемкин составили заговор против Польши, заключив тайный договор о ее новом разделе[1158].