Энциклопедический словарь (Х-Я) - Ф. Брокгауз

Ювенал

Ювенал (Децим Юний Juvenalis) – римский сатирический поэт. Родился в г. Аквине (в юго-вост. части Лация) в первые годы правления Нерона (около 55 – 56 г. по Р. Хр.). Судя по литературной деятельности Ю., можно предполагать, что он получил весьма тщательное образование, а это, в свою очередь, позволяет заключать о достаточности его семьи. Последнее находит себе подтверждение в древней биографии поэта, по словам которой Ю. был сыном или воспитанником богатого вольноотпущенника. Он долго («до средины жизни», т. е. до 40 – 50 лет) упражнялся практически в красноречии, но не по нужде, а для собственного удовольствия; был некоторое время военным трибуном, имел у себя на родине сан главного жреца обоготворенного императора Веспасиана, а также занимал видную должность в местном городском самоуправлении. По весьма спутанным и сбивчивым известиям древнего жизнеописания поэта, можно предполагать, что он впал в немилость у одного из императоров и подвергся даже изгнанию, или, вернее, нежелательному для него удалению из пределов Италии на какой-нибудь пограничный пост. Свои сатиры Ю. начал писать или публиковать только при имп. Траяне, после 100 г. по Р. Хр. 16 сатир поэта разделяются на 5 книг (1 – 5; 6; 7 – 9; 10 – 12; 13 – 16). Хронология выхода в свет каждой книги довольно запутана; приблизительно ее можно определить так: I книга вышла между 100 – 115 гг., II между 116 – 117 гг., III между 118 – 120 гг., IV между 121 – 127 гг., V после 128 г. и во всяком случае до 131 – 32 гг. На эту последнюю дату приходится вероятно и смерть Ю. По своему достоинству сатиры Ю. резко разделяются на две группы, из которых вторая, начиная примерно с 10-й сатиры, стоит, в целом, гораздо ниже первой. Вот что говорит по этому поводу один из лучших знатоков Ю., Отто Ян: «Первые сатиры написаны при самых живых впечатлениях от пережитой эпохи ужасов, полны ожесточенных и резких нападок против выдающихся и первенствующих лиц и дают яркую картину ближайшего прошлого. В последних сатирах этот огонь угасает все больше и больше. Ярко вспыхнувшая ярость дает место ворчливому благодушию; живое отношение к вещам и лицам отступает пред общими местами; все более и более проявляется склонность к известным философским положениям, морализированию и вообще к широкому, расплывчатому изложению; мощно бьющий, даже пенящийся и бушующий горный ручей превращается в широкую и все спокойнее текущую реку». Эта резкая разница в достоинстве сатир дала повод одному из германских ученых, О. Риббеку , объявить, в наделавшей в свое время большого шуму книге: "Der echte undunechte J. " (Лпц., 1859) чуть не половину сатир Ю. произведениями позднейшего декламатора. Несмотря на в высшей степени остроумную аргументацию Риббека, его гипотеза в настоящее время совершенно оставлена. В первой сатире Ю. обосновывает свое выступление в качестве обличителя пороков современного ему общества и излагает свой образ мыслей по поводу этих пороков: эта сатира является как бы программой для всех других. Поэт недоволен господствующим в его время в литературе пристрастием к скучным и холодным мифологическим сюжетам и обращает внимание читателей на представляющую богатый материал для наблюдений картину римского общества, очерчивая беглыми, но меткими штрихами разного рода уродливые типы, как напр. мужчины, выходящего замуж подобно женщине, грабителянаместника, супруга – сводника собственной жены и т. д. Во 2-й сатире выставлены развратные лицемеры (qui Curios simunlant et Bacchanalia vivunt). Как жилось среди подобных развращенных и извращенных личностей и как вообще дышалось в тогдашнем Риме, показывает 3 сатира, принадлежащая к числу самых удачных по своей живой обрисовке крайне тягостных условий существования в столице для бедного и честного человека (этой сатире подражал, между прочим, Буало в сатирах I и VI). В 4-й сатире с злой иронией изображено заседание государственного совета во время Домициана, где обсуждается вопрос, как поступить с огромной рыбой, поднесенной рыбаком в дар императору. В 5-й сатире поэт в ярких красках рисует те унижения, которым подвергается бедняк-клиент на пиру у богача-патрона. Ю. хочет пробудить в паразите чувство стыда и гордости и для этого в самых резких контрастах противопоставляет то, что имеет за столом сам богач, и что велит он подавать бедному прихлебателю. Из 6-й сатиры можно заключить, что Ю. был страстным ненавистником женщин и врагом брака и основательно изучил слабости и пороки современных ему дам. Эта сатира, самая большая по объему (661 ст.), есть один из наиболее жестких плодов гения поэта, как по своему крайне суровому тону, так и по наготе изображения. 7-я сатира посвящена уяснению бедственного положения лиц, живущих умственным трудом: писателей, адвокатов, учителей. В 8-й сатире разбирается вопрос, в чем состоит истинное благородство, поэт доказывает здесь, что одно знатное происхождение без личных нравственных качеств еще ничего не значит, и что лучше иметь отцом Ферсита и походить на Ахилла, чем быть сыном Ахилла и походить на Ферсита (этой сатире подражал Кантемир). В 9-й сатире содержатся иронически наивные жалобы мужчины, промышляющего педерастией, на то, как трудно зарабатывать себе хлеб этим занятием. Тема 10-й сатиры – близорукость всех человеческих желаний; людям собственно нужно одно, чтобы был здравый ум в здравом теле (знаменитое orandum est, ut sit mens sana in corpore sano). В 11-й сатире Ю. приглашает в праздник Мегалезий на обед своего друга Понтика и распространяется по этому поводу о простоте старинных нравов и о современной поэту расточительности. В 12-й сатире (самой слабой) Ю. преследует весьма распространенный в Риме того времени тип искателей наследства (heredipeta). В 13 сатире поэт, утешая друга своего Кальвина, лишившегося значительной суммы денег, изображает те угрызения совести, которыми должно терзаться обманувшее Кальвина лицо. 14-я сатира состоит из двух слабо соединенных между собою частей: 1) об огромном влиянии на детей образа жизни их родителей и 2) об алчности, как одном из главнейших пороков. В 15-й сатире, по поводу случая каннибальства в Египте, Ю. распространяется об извращенности тамошних религиозных верований. Наконец, последняя, 16-я сатира представляет собою отрывок в 60 стихов, в котором говорится о мнимом превосходстве военного сословия над другими. Незаконченность этой сатиры служит верным доказательством того, что произведения Ю. не подвергались переработке после его смерти. Для общей характеристики Ю. особенно важна его первая сатира. Поэт неоднократно повторяет, что при виде сильной развращенности своего времени он не может не писать сатиры, и что если природа отказала ему в поэтическом гении, то стихи будет ему диктовать негодование (знаменитое si natura negat, facit indignatio versum). И в конце этой плана жизнь. Он искренно стремился помочь своим согражданам, и если иногда преувеличивал их пороки, то только радея об их пользе. О другой положительной стороне поэзии Ю. один из наших ученых гр. А. В. Олсуфьев) отзывается так: «в сатирах Ю. этого реалиста древнего мира, как в фотографической камере отпечатлелась вся окружавшая его римская жизнь, изображенная им в целом ряде законченных до мельчайших подробностей бытовых картин, прямо с натуры схваченных портретов, психологических, тонко разработанных очерков отдельных типов и характеров, реалистически верных снимков со всей окружающей его среды, от дворца кесаря до лачуги в Субуре, от уборной знатной матроны до клети в люпанаре, от пышной приемной чванливого адвоката до дымной школы бедняка грамматика; Ю. собрал все это разнообразие силою своего таланта в одно художественное целое, в котором, как в зеркале, отражается весь древний мир, насколько он был виден поэту». Ю. важен для изучения частного, семейного, внутреннего быта древних, о котором до нас дошли, вообще, самые скудные сведения. Его сатиры ревностно читались не только в древности, но и в средние века, когда нравился его возвышенный и вдохновенный тон; многие называли его тогда ethicus, а один поэт писал, что Ювеналу верят более, чем пророкам (magis credunt Juvenali, quam doctrinae prophetali). Существует масса древних толкований к поэту (так назыв. схолий), начиная от IV-го столетия и кончая поздними временами средневековья. Главная рукопись Ю. – IX в. – хранится в библиотеке медицинской школы в Монпелье, почему называется Montepessulanus, а также чаще, Pithoeanrus, по имени одного из прежних владельцев ее, Пьера Питу. Лучшие издания – Бюхслера (Берл., 1893) и Фридлэндера (Лпц., 1895); много объяснительного материала дают также английские труды Mayor'а (1883 и 1886 гг.) и Lowis'a (с прозаич. переводом, 1882). Русские переводы: Фета (М., 1885; ср. книгу гр. А. В. Олсуфьева: «Ювенал в переводе Фета», СПб., 1886) и Адольфа (М., 1887); 3, 7 и 8 сатиры переведены прозой Н. М. Благовещенским (в "Журн. Мин. Нар. Просв. ", 1884, кн. 4; 1885, кн. 1; 1886, кн. 2). Издание трех первых сатир, с комментариями, Д. И. Нагуевского (Казань, 1882; ср. его же книгу "Римская сатира и 10. ", Митава, 1879).. 4. М – н.

Югорский шар

Югорский шар – пролив в Сев. Ледовитом океане, отделяет о-в Вайгач от материковой части Архангельской губ. С юго-зап. конца пролив ограничивается входными мысами: м. Гребень на о-ве Вайгаче и Белым со стороны материка. Отсюда пролив тянется к С-В, имея ширину в 5,5 морск. миль; затем в параллели мысов Дьяконова и Створного на о-ве Вайгаче прол. суживается от 2 до 1,5 м. миль, в параллели же м. Песчаного и Сухого Носа вновь расширяется от 2 до 3 миль и направляется к В. От о-ва Сторожевого и в параллели мм. Каменного на Вайгаче и Наездника на материке направляется к С и затем в параллели м. Яросоль. на материке Азии соединяется с Карским морем, имея ширину до 6 м. миль. Длина прол. до 25 миль. По исследованию Вилькицкого глубина прол. по его средине от 7 до 12 с., но есть места. от 17 до 22 с. В параллели же м. Песчаного и Сухого Носа и сел. Никольского, глуб. от 5,5 до 12 с. У о-ва Сторожевого от 6 до 11 саж., на вост. и южн. сторонах этого о-ва и при устье р. Великой имеются песчаные кошки. В прол. существует два течения из Северного океана в Карское море и обратное. Между мм. Гребень и Дьяконово расположена бухта Варнека. В пролив впадают 2 рр. Бол. Ая или Великая и Мал. Ая или Никольская. При впадении р. Никольской находится посел. или становище Никольское или Хабарово, состоящее из нескольких изб, амбаров и маленькой церкви. Сюда приезжают весной самоеды и пустозерцы для тюленьего промысла, продолжающегося до 24 июня, а по вскрытии рек промышляют также и рыбу, в середине же лета и птицу. Для морских промыслов выезжают на карбазах в открытое море. Здесь летом бывает ярмарка, на которую съезжаются самоеды и торговцы с Печоры. Ю. шар освобождается от льда не ранее июля месяца, а иногда и позже. По окончании промыслов, в конце августа, становище пустеет и в нем остаются одни караульщики. Пробовали устроить скит, но присланные сюда монахи в первый же год перемерли от цинги и болезней, хотя караульщики самоеды проживают здесь круглый год без вреда для своего здоровья. Служба в здешней церкви совершается только летом присылаемым сюда на это время священником или иеромонахом. В проливе несколько островов, из них главные Сторожевой и Соколий . Берега пролива обрывисты, в большинстве утесисты и скалисты; древесной растительности по берегам пролива нет, есть скудная трава, сланка, мхи и ягели. Голландцы назвали этот пролив Нассауским; впоследствии он назывался Вайгачским; ныне за ним установилось название Ю. шара. Впервые прошли Ю. шар в 1580 г. голландцы Иэт и Джакмон. Русские, начиная с XVII стол., пользовались им как путем в Мангазею. Более точное обследование Ю. шара произведено в 1893 и 1898 гг. экспедициями Добротворского и Вилькицкого. Н. Л.