Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

— А что, если Он не успел? Не успел понять простого человеческого счастья? Что, если Он принял лишь боль? И так ли странно, что я обращаюсь к Нему, когда больно моему сердцу? Может быть, Он может слышать нас или наши сердца могут слышать Его лишь потому, что Он несчастен!? И тогда все мы — люди всех миров ошибаемся, ошибаемся и снова ошибаемся! Он не отвернулся от нас, но Он по-прежнему несчастен. А мы в слепом непонимании делимся с ним только болью! Мы просим его: «Помоги!», но Его собственная боль принимается нами лишь тогда, когда больно нам!

Я смотрела на милорда так, словно не ему, а мне предстояло завтра выйти на бой и проиграть его, и я перестала кричать и закончила шепотом свою мысль:

— Что вы хотите услышать от меня, милорд? Какие слова я должна сказать, чтобы вы поняли, что мне не все равно?

И он ответил мне слишком быстро, чтобы уловить ход его мыслей до конца:

— Ты просишь сейчас о помощи Его или меня? И кому ты хочешь помочь, Лиина?

Я задохнулась от собственных мыслей после его слов, ощущая себя еретиком, которого следует сжечь. Но на этот раз мое сердце было заодно с моим разумом и моей верой.

— Я могу задать вам тот же вопрос, милорд. О чем вы просите меня? И ко мне вы обращаетесь или к самому себе? А может вы просите о чем-то ту самую пустоту, которую не желаете заполнить ничем, даже присутствием моего Бога. Вы не можете просить Бога о любви или чуде, и я не могу. И люди не должны Его просить. Но я могу поделиться с Ним своим счастьем, своей любовью и своей жизнью, потому что все мы должны с делиться с теми, кого любим, в кого верим, к кому обращаемся! Я думаю, только тогда Бог способен услышать людей и снова полюбить их. Любят счастливых, милорд! Несчастных не пускают в свои сердца и с ними не делятся радостью. Люди не понимают, что счастье мы строим лишь сами — его невозможно купить, нельзя подарить или выпросить у Бога. А вот забрать его можно очень легко! И мы уступаем его, потому что не ведаем, в чем оно заключается. Бог не подарит счастья — только глупец может просить Его о нем. Но и я не могу подарить счастье Ему — и вовсе не потому, что он Бог. Но если бы Он только знал, как я хочу, чтобы Его счастье было таким же огромным, как и Его любовь к людям! Мы все несчастны, пока несчастен наш Бог. И когда мы это поймем, мы сможем поделиться с Ним не только болью, но и нашей радостью, и ее будет больше, чем боли, и тогда даже Бог может стать счастливым!

У меня не было сил продолжать и я выпила все, что оставалось в моем бокале. В эти минуты мне казалось, что Он смотрит на меня прямо с небес, и мои губы не почувствовали вкуса вина — лишь горечь от понимания слишком важных и таких простых истин. И мне было нехорошо от одной только мысли, что я одна в целом мире понимаю Его.

— Ваш мир, милорд, несчастен так же, как и вы, и принц Дэниэль, и ваш отец! И никто из вас ничего не делает, чтобы это изменить! Даже ваша любовь, если вы любите, не является способом достижения счастья. Вы такой же, как и все — только ваши желания движут вами! Вы хотите завладеть целым миром, который не принадлежит никому, кроме Бога. Но мне не нужны миры! Я всего лишь хочу спросить у Бога — счастлив ли Он!?…

Я испугалась собственных мыслей и не смогла удержать свои слезы, не понимая, плачу ли я по милорду или по своему Богу, который так не успел стать счастливым. И милорд, стоявший ко мне так близко, что я ощущала запах его кожи, одним движением поднял меня с кресла и обнял, пытаясь то ли утешить меня, то ли поддержать. Когда я успокоилась, он отпустил меня из своих объятий и протянул свой платок, и я подумала, что это вошло в его привычку, и принимается мною, как должное.

— То, что я чего-то не понимаю в тебе, Лиина, не означает моего осуждения. Но мои чувства к тебе всегда оставались неизменными, независимо от твоей веры или моих сомнений. И ты права — этот мир будет принадлежать мне или продолжит свое существование без меня. Моя честь не способна доверить тебе все мои чувства. Моя гордость заставляет меня молчать. Мое сердце живет в неизменном страхе, боясь отказа. И надежда мертва уже давно и не старается воскреснуть. Я не умею просить, и у меня слишком мало времени, чтобы научиться этому. И я никогда не признаю своего поражения. Слова не нужны там, где само сердце не способно солгать. Я был откровенен с тобою, Лиина, — последние мгновения жизни могут показаться вечностью без тебя…

И я оставила его в одиночестве, так и не вернув платок.

Состоявшийся через два дня бой показал явное преимущество принца Дэниэля. Милорд чаще использовал тактику защиты, а его редкие контратаки не достигали нужной цели. Если бы Дэниэль усилил натиск, он бы победил своего брата в первых же двух лесталях, но он продолжил поединок, давая возможность своему противнику контратаковать снова и снова. И бой закончился вничью.

Сразу же после боя я отправилась к принцу Дэниэлю, наплевав на его режим, на врача, на массаж, на водные процедуры, и в итоге, даже на наготу своего названного брата. И мне было все равно, что он с трудом скрыл свое неудовольствие от моего вторжения. И все же, увидев выражение моего лица, принц Дэниэль отослал от себя всех и спокойно оделся.

— Вы не должны продолжать поединок! — На какое-то время я забыла, что он не только мой названный брат, но и правитель огромной страны. И самое удивительное, что он не сделал даже попытки напомнить мне об этом.

Дэниэль просто кивнул мне в знак своего согласия, устало присел на кресло возле горящего камина и жестом дал понять мне, что слушает дальше. Поскольку кресло было одно, я присела на каминный стол, спиной к декоративному порталу из белого камня, и посмотрела прямо в его глаза, а затем повторила:

— Вы не можете убить брата!

И тогда он спросил