Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

Всех буквально поразило, что Сталин был назван всего лишь секретарем ЦК, а не Генеральным секретарем, как это было на всех съездах, начиная с XI съезда. Все гадали — что за этим кроется: не очередной ли хитрый маневр вождя? Каких-либо официальных разъяснений не последовало. Да, собственно, их и нельзя было ожидать. С чисто формальной точки зрения, в соответствии с уставом партии, такого поста вообще не существовало. Это была практика, введенная после XI съезда, так сказать, рабочим порядком — в последующих редакциях устава партии нигде даже не упоминалось само существование такой партийной должности. Поэтому усматривать в новации, введенной XVII съездом, какую-то чуть ли не политическую или организационную революции, нет никаких оснований. Это, разумеется, с сугубо формальной точки зрения. По существу же этот шаг был тщательно продуман Сталиным. Я склонен считать, что такой поступок Сталина был продиктован довольно простым расчетом.

Он твердо и безоговорочно занял место первого и неоспоримого лидера партии, среди секретарей числился первым, и это как бы подчеркивало официально его положение. Но главное состояло в том, что ему, видимо, уже надоело время от времени слышать от своих реальных и потенциальных противников ссылки на Завещание Ленина с предложением о замене его на посту Генерального секретаря. И поскольку сама должность как бы формально ликвидируется, то и автоматически становятся бессмысленными и беспочвенными любые разговоры о его замене на посту генсека. С точки же зрения реальной власти и реальных полномочий данная новация абсолютно ничего не меняла ни в политическом, ни в организационном, ни в каком-либо другом отношении. Для Сталина куда важнее и значимее стала формально нигде не прописанная, но твердо закрепленная за ним «новая должность» — вождя партии. И эта должность, вернее этот статус, был несоизмерим с постом просто генсека. Должность генсека в его глазах являлась уж не атрибутом и символом его власти, а скоре в некоторой степени обузой, связанной с грузом прошлых прегрешений перед Лениным. Именно в таком контексте мне видится не случайное исчезновение из партийных документов поста Генерального секретаря. Такое звучное наименование имело для него смысл, когда он боролся за власть. Ныне он обладал таковой, и какие-либо дополнительные формальные подтверждения его нового статуса ему просто были не нужны.

В заключение раздела хочу высказать ряд соображений по поводу того, является ли версия о попытке смещения Сталина с поста Генерального секретаря накануне и во время XVII съезда партии мифом или реальностью. Сразу же замечу, что на все 100% утверждать, что такая вероятность вообще была исключена, я, конечно, не могу, ибо в истории даже малейшая возможность порой становится реальностью — все зависит от множества факторов и стечения обстоятельств, не поддающихся учету.

Однако я твердо уверен в том, что это — скорее миф, чем реальность, которая не нашла своего осуществления. Постараюсь подтвердить свою мысль некоторыми доводами. Вкратце они сводятся к следующему.

Во-первых, Сталин к тому времени держал под своим твердым контролем весь партийный аппарат сверху донизу. В целом его политический курс — и это главное — доказал свою жизненность и перспективность. Несмотря на проявления недовольства со стороны отдельных групп населения, страна в своей массе поддерживала курс на строительство нового общественного строя. Сам же вождь стал не просто выразителем этого курса, но и его олицетворением. И в таких условиях смещение Сталина было бы равносильно признанию ошибочности проводившейся прежде линии во всех областях социалистического строительства. Образно говоря, это был бы не удар по Сталину, а серьезнейший удар по курсу на созидание нового строя. И как бы ни были недовольны противники вождя его политикой и личными качествами, они не могли не принимать в расчет этого, самого важного соображения.

Во-вторых, Сталину в тот период не было серьезной альтернативы. Его соратники скорее светили отраженным от вождя светом и не могли рассчитывать на какую-либо значительную политическую роль и самостоятельность. Версия с кандидатурой Кирова выглядит малоубедительной, а по существу несостоятельной. Рассчитывать же на успех в серьезной политической схватке без наличия реальной альтернативной фигуры — значило играть в политические игры, а не заниматься большой политикой.

В-третьих, хотя страна и вышла из полосы тяжелых трудностей, все же говорить о полной стабилизации положения было нельзя. Как нельзя было исключить и возможности неожиданных крутых поворотов в худшую сторону, имея в виду не только внутреннее развитие, но и международную обстановку. Как говорится, лошадей на переправе не меняют. А страна, если говорить в широком историческом смысле, еще не полностью преодолела сложнейшую социально-экономическую переправу от капитализма к социализму. Так что и по этому параметру шансы на смещение Сталина были малы.

В-четвертых, ничтожно мало имелось шансов забаллотировать Сталина на выборах в ЦК Даже если бы против него голосовало и более 300 делегатов, то это еще не означало, что он потерпел полное поражение. Конечно, это был бы удар по его престижу, но никак не политическое фиаско всеобщего масштаба. В его руках оставались основные рычаги и партийной, и государственной власти. Наконец, под его личным контролем находился аппарат ОГПУ (НКВД). А без этих инструментов всякого рода попытки дворцовых закулисных переворотов превращались лишь в потешные игры дилетантов от политики.

Глава 11

ПОЛИТИКА СТАЛИНА В СЕРЕДИНЕ 30-Х ГОДОВ

1. Макиавеллизм или политический реализм?

В предшествующих главах, как мог убедиться читатель, в эпицентре внимания находились проблемы борьбы Сталина со своими политическими противниками и разного рода оппонентами из различных спектров тогдашней большевистской правящей верхушки. Конечно, эту верхушку можно было бы назвать, пользуясь современной модной терминологией, элитой. Но в приложении к реальностям тех лет это понятие воспринималось бы как искусственное и надуманное, поскольку весь смысл и цель политики партии состоял как раз в том, чтобы экономическими и политическими средствами, и прежде всего с помощью целенаправленной государственной политики, ликвидировать элитарную структуру общества. Строительство нового общественного строя предполагало создание условий, начисто исключающих возможность появления всякого рода привилегированных слоев и прослоек общества. Такова была официально провозглашенная цель. Однако в реальной жизни уже вполне явственно вырисовывались прямо противоположные тенденции формирования и развития главных устоев общественного бытия.

Видимо, в самой природе общественного процесса, если его рассматривать как закономерное историческое явление, а не просто как результат тех или иных действий власти, имманентно заложены истоки и предпосылки постепенного складывания и дальнейшего развития элементов неравенства. Как идея — создание общества, базирующегося на принципах всеобщего равенства и всеобщей справедливости — конечно, вещь привлекательная. Иначе она не была бы могучим побудительным мотивом, под непосредственным воздействием которого протекал весь ход исторических событий в самые разные эпохи и в самых различных странах. Однако от привлекательной идеи, идеи-двигателя истории, до реальной практики общественного развития, как говорят, — дистанция огромного размера. И еще никем не доказано, а практикой не удостоверено, что сама эта идея в принципе реализуема.

Это общее положение непосредственно и в полной мере приложимо и к сталинской эпохе, особенно на зрелых этапах ее эволюции. Процесс образования привилегированных слоев в Советском Союзе начался, собственно, еще во времена Ленина. Однако тогда он имел лишь зачаточный характер и сравнительно ограниченные масштабы. Причем формы привилегий носили довольно скромный характер и зачастую диктовались объективными условиями суровой обстановки. В этом плане они даже имели какое-то, пусть и весьма шаткое, но некое подобие оправдания.

По мере утверждения власти Сталина этот процесс стал обретать устойчивый характер и широкие масштабы. Собственно, многие биографы вождя, особенно резко критически настроенные по отношению к нему, такие, например, как Троцкий, в формировании партийно-государственной бюрократии усматривают главную опору создававшейся Сталиным системы власти в стране. Главный критик и оппонент Сталина также не совсем ясно и точно представлял себе, как можно свергнуть Сталина, ставя вопрос всего лишь о реформировании системы власти. Пойти на призыв к устранению самой этой системы троцкисты в силу понятных причин не могли, ибо это было бы равнозначно признанию с их стороны порочности самой советской власти.