М.С. - Владимир Чистяков

А ведь это было ещё далеко не концом…

Потом она слишком много видела мертвецов. Смертей. Как люди горели заживо. Как их рвало на куски. Как в госпиталь притаскивали такие обрубки, от которых было оторвано слишком мало, что бы умереть на месте, но всё-таки достаточно много, чтобы уже быть не человеком, а комком боли, страданий, крика… и дерьма.

Тот бой был потом. Дошедший до рукопашной. Человек, казавшийся очень добрым, перерезал горло. Вбежавший бандит не увидел Марину. Она, наверное, успела бы застрелить его. Но тот офицер бросился сзади. Сверкнул нож. И уже фактически мёртвое тело повалилось к ногам Марины. А офицер содрал с мертвеца автомат и сумку с обоймами и убежал.

Он был убит в этом бою. Как и почти все.

Самое жуткое её воспоминание. То самое, от которого она чаще всего просыпалась в холодном поту. Когда убитый бандит встал сначала на четвереньки, а потом во весь рост. Увидел Марину. И зверино ощерившись, пошёл на неё.

У неё как раз кончилась обойма. Время словно замедлило свой бег. Она как зачарованная, смотрела в эти уже не человеческие глаза. В которых смерть. Её смерть. Она смотрела в глаза. Она ничего больше в этот момент не видела.

Но руки за эти дни слишком привыкли к оружию. Руки всё сделали сами. Пустая обойма упала на битый кирпич. Бандит уже возле неё, когда вскинут автомат. На стволе длинный и тонкий штык. От удара Марины увернулся бы любой. Но она успела вставить обойму. Длинная очередь ударила в упор. Марина успела заметить, как что-то изменилось в зверином взгляде. А очереди у автомата не фиксированы. Пока давишь на курок, оружие стреляет.

Туша напоролась на штык. Автомат рвануло из рук. От ужаса Марина не отпускала курка. В лицо брызнули горячие капли. Падавший мертвец сбил её с ног.

В себя она пришла от того, что кто-то бил её по щекам. Это Мама. Почему-то Марина сразу заметила абсолютно пустое выражение лица. Впрочем, на лице М. С., после конца войны такое выражение постоянно. Он сказала голосом, в котором нет интонации. Вообще.

— Ты не ранена. Это хорошо. Нас осталось двое. Больше — никого. Ни наших, ни их.

Помогла Марине встать. Марина увидела убитого. Лежит на боку. И увидела свой автомат. Он весь в крови. Воткнут в грудь человека. А штык торчит из спины. М. С. замечает взгляд.

— Круто ты с ним. — и что-то вроде полу усмешки в уголках губ.

Марина взглянула на себя. Одежда и руки все в засохшей крови. Она как-то странно посмотрела на М. С. Та совершенно спокойным голосом говорит.

— Ты не ранена. Можешь не волноваться. Это только кровь, не грязь. И она не твоя.

Марина повалилась на колени. Она плакала, и её жутко рвёт. Просто выворачивает наизнанку. Пошла даже какая-то зелёная желчь. М. С. стоит рядом. Дала ей потом кусок какой-то чистой тряпки.

Именно вид пронзённого тела постоянно преследует Марину в кошмарах. Кровь на её руках. Пятно крови, залитое рвотой.

Марина мотнула головой, словно стремясь прогнать нахлынувшие воспоминания и страхи, и зная при этом, что от них никуда не денешься. Всё кончилось. В том числе и прежняя жизнь. А в новом безумном мире места для Марины уже нет.

С каждым днём она всё больше и больше ощущает собственную ненужность. Она была абсолютно одна. Мамы почти не видит, Кэрдин то же появляется очень редко. Но с Кэрдин ей хоть становится легче. Мама, словно совершенно не понимает, как Марине тяжело, и насколько она одинока. Что у неё даже нет того, с кем можно было бы просто поговорить.

Марина, наконец, решила встать. Передвигаться на костылях в 14 лет. Но с этим ничего уже не поделаешь. Ничего… Ей навсегда суждено остаться калекой.

Позавтракав, ела Марина всегда мало, да и еды с каждым днём становилось всё меньше, она отправилась разбирать книги. Это её единственное занятие. Книги в доме появлялись в изобилии. Стоило М. С. как-то раз после разгрома какой-то банды забрать себе пару сотен различных изданий, бывших в одной из разбитых машин, как вскоре дом превратился в филиал уже не существующей центральной библиотеки. Солдаты, занятые на разборе завалов стали приносить сюда практически всё, что находили.

Всё принесённое совершенно бессистемно складировалось на первом этаже. Да и сама М. С. тоже кое-что приносила. Кроме всего прочего, во время войны она лишилась и неплохой библиотеки. И видимо, просто скучала по тем книгам.

Хотя после войны Марина ни разу не видела её читающей. Это понятно на книги не оставалось ни времени, ни желания.

Марина как-то раз спросила про книги. ''Забирай, если охота ''- сказала Мама тогда.

И теперь она разбирала книги только потому, что хотелось что-либо делать. Ей хотелось ощущать себя полезной. Хоть чем-то заполнять бесконечные серые дни.

Но в этот день надолго себя занять не удалось. Зашёл один из солдат, охранявших дом.

Этого она не знала, что было неудивительно — охрана дома М. С. считалась чем-то вроде санатория для долечивавшихся в госпитале. Так что больше десятки-другой мало кто на этой лёгкой службе был.

— Вам лучше спуститься в убежище.

Это уже было. Ни раз, и ни два. Значит, опять к городу подошёл враг. И насколько сильный на этот раз?

Марина знает, что в такие дни, кроме всей прочей техники из города уходит и одна огромная самоходка с надписью наискосок во весь борт ''Малышка''. Самоходка М. С… Личная, если можно так выразится. После одной из таких поездок Марина заметила, что, словно чья-то мощная рука, оборвала с машины крылья и сорвала развешенные на рубке траки. Самоходка остановилась возле дома. Распахнулся люк на задней стенки рубки, оттуда вылез танкист, и за руки потащил наружу тело человека без лица. Человека маленького роста! Женщины!

Марине на мгновение стало жутко. Неужели Мама погибла? Но эта жуть продолжалась мгновения, ибо М. С. помогала вытаскивать убитую за ноги, при этом она невероятным матом крыла тупость малолеток, скотство императора, чёртову зиму, сволочей-чужаков, и многое, многое другое.

— Если бы эта…. не открывала бы люка, была бы жива. В жизни больше не возьму на дело непроверенных, — снова мат.

— Кто она была? — спросила Марина позднее у матери.

М. С. выпустила изо рта струйку дыма и нервно ответила.

— Точно не знаю, возможно, ещё одна моя незаконная сестрёнка, а может племянница, тоже незаконная, а может просто шлюшка Саргона. Ха-ха-ха. Во всяком случае, мне её вчера наш дорогой император полвечера расписывал. А я и поверила. Дура!

М. С. снова затянулась. Некоторое время они молчали.

— Сколько ей было лет? — спросила Марина.

— Саргон сказал, что двадцать. Поганейшее занятие хоронить таких молодых, — в голосе М. С. была горечь, — ей ведь не было двадцати. Ей едва ли было восемнадцать.

— А зачем ты её взяла с собой?

— Саргон меня вчера полвечера пилил. Навязывал её мне. Доказывал, как она здорово стреляет, что знает технику, умеет обращаться с рацией. Ну, я и согласилась. Сдуру. Операция ведь должна была быть нетяжёлой!!!

— По твоему танку заметно.

— А ерунда! — М. С. махнула рукой, — Это уже после было. Какой-то смертник бросился с гранатой под гусеницу. Ну, мы стали. А их человек двадцать откуда-то повылазило и давай в нас гранаты кидать. Осколочные. А мы их из пулемётов. Пока наши подъехали, всех, наверное, и успели положить. И откуда такие лопухи взялись? Такими гранатами нашу броню не возьмёшь.

Ну, так снова о ней. Она сидела на месте второго заряжающего. Я на месте наводчика…. Она была сзади меня. Я не видела её! Понимаешь, не видела! Зачем она открыла люк? Первый заряжающий почти сразу втащил её обратно. Но. Один из них кинул нам на крышу гранату. Лимонку. Она умерла мгновенно.

Они опять замолчали. С первого этажа доносился стук молотка. Сколачивали гроб.

— А зачем ты привезла её сюда. Ведь кладбище в другом месте.

— Хочу посмотреть: Саргону живой она была очень нужна, посмотрим, вспомнит ли о ней мёртвой.

Не вспомнил.

Вечером того же дня Марина спросила у матери.

— Когда её будут хоронить?

— Завтра, с утра.

Только сейчас Марина заметила, что стоявшая у столе у матери обычно пустая пепельница, доверху наполнена окурками. И это были не окурки сигар, которые она сама называет парадно-выходными, а окурки от самых обыкновенных пайковых папирос. М. С. столько курит только когда, что называется, ''на взводе''. Это Марина знает.

— Можно я пойду туда? У неё ведь, наверное, никого нет, а так…

— А так. А так — передразнила М. С. снова затянувшись — в благородство решила поиграть. Ну, играй. Завтра в шесть утра будет джип. Проспишь — твои проблемы. Всё!

И неожиданно добавляет по-русски.

— Ненавижу людей живущих по принципу ''помер Максим, ну и хрен с ним''.

У закрытого гроба, кроме отделения с карабинами стояло всего семь человек: М. С., Марина и пятеро танкистов — экипаж самоходки.

Никто ни сказал ни слова. Одна только М. С. знала её чуть больше полутора суток. Не о чем говорить. Грянуло три залпа, и гроб ушёл под пол, туда, где печи крематория.