Последние ворота Тьмы - Алексей Ефимов

Лэйми увидел, как пространство вдруг раскрылось сразу в четырех местах — и попавшие в ловушки корабли Манцибурнов развеялись мгновенно угасшими косматыми солнцами. Уцелевшие выставили свой невидимый щит и удары Хары теперь также шли мимо цели.

Атака Манцибурнов ослабла — теперь она не могла причинить ей вреда — но и Хара не могла их поразить. Такое сражение могло продолжаться неограничено долго — без какого-либо заметного результата.

Корабли Манцибурнов сгруппировались и соединились друг с другом энергетическими узами. Теперь они действовали как единое существо: от них потекла волна измененной физики, любая крупинка материи в которой взрывалась, разодранная хаосом ядерного распада. Хара сопротивлялась — на том же уровне — но на стороне Манцибурнов было чисто физическое преимущество в мощности. По мере продвижения волны её сопротивление возрастало — здесь тоже действовал закон обратных квадратов — но число кораблей Манцибурнов также начало расти: из вспышек соединенного накоротко пространства непрерывно появлялись всё новые. Их число достигло пятидесяти, затем ста; по мере того, как они соединялись, атака становилась всё более глубокой и сложной. Тэйариин были несравненно более могущественной расой, чем Манцибурны — но, когда они строили Хару, их возраст был не больше современного возраста их врагов.

Лэйми подумал, что всему приходит конец: если тебе удалось прожить двести лет, это не гарантирует, что ты сможешь жить и дальше. Скорее наоборот.

Что-то вновь изменилось: далеко в стороне зажглось новое солнце. Труба туннеля, соединившего Вселенные, распустилась чудовищным цветком, столкнувшись с этой Реальностью. Оттуда вырвалось что-то неистово сияющее и в то же время темное, эллипсовидное. Ворота тут же распались позади него, превратившись в поток света. Это темное нечто было небольшим — по крайней мере, меньше Хары — но Лэйми чувствовал, что его масса равна массе звезды. Оттуда, сквозь Хару, хлынул поток измененной реальности — и корабли Манцибурнов буквально смело. Они не были уничтожены: их разметало, отбросило на миллиарды световых лет иной, недоступной им силой, навечно лишив ориентации и всех шансов вернуться. Потом Лэйми затопила волна бурной радости — не его собственной. Тэйариин не забыли о Харе и та была рада этому. Но столь интимные переживания не предназначались для посторонних: видение свернулось и он оказался в темноте.

Какое-то время Лэйми ещё ждал, однако, ничего не менялось. Наконец, Охэйо поплыл вверх и ему оставалось лишь последовать за ним.

Когда он выбрался из Моря, Аннит уже сидел на берегу, обхватив руками колени. С его волос по телу стекала вода, лицо было печальным и хмурым. Казалось, он даже не заметил друга.

— Ты в порядке? — спросил Лэйми.

Охэйо не смотрел на него.

— Я думал, что хочу творить миры, что я МОГУ это делать — смогу когда-нибудь. — Он говорил совершенно бесстрастно. — А этого хотело что-то, проникшее в мою душу — не знаю, даже, когда. Оно пришло — и ушло. И теперь у меня внутри пусто. Я ничего не хочу, Лэйми. Ничего. Ладно, это касается только меня. Но в нападении Манцибурнов я виноват тоже: там, в Ирринае, в моем восприятии был разрыв — столь полный, что я не сразу о нем вспомнил. Ты знаешь, они умеют это делать. Они влезли ко мне в память и узнали координаты Хары — по расположению звезд, которых никто из её обитателей раньше не видел, ведь они приходили в неё другим путем. Кто мы, они, я думаю, знали с самого начала. Сто миллионов лет развития — большой срок… А брахмастра просто исчезла. Да и к чему она мне? Теперь? Всё кончилось, не успев начаться.

Лэйми впервые видел друга в таком настроении и оно совсем не понравилось ему.

— Ты всё же смог уничтожить Вселенную Мроо, — сказал он. — Одну из них. Это многое изменит. И многое спасет.

Охэйо, наконец, взглянул на него. В глазах у него было прежнее упрямство.

— Я действовал тогда как угодно, но только не сознательно. В биологии это называют первичной реакцией: хватают — вырывайся, бьют — отвечай. Я понимаю, что не должен был этого делать… но я очень этого хотел. ЭТО надо было прекратить. Ради нас и ради НИХ тоже. И мне кажется, что я поступил правильно.

Лэйми молчал.

— Аннит… — спросил он неожиданно хриплым голосом. — Может быть кто-то из них смог… Ты знаешь, какой силы был взрыв? Сколько… сколько мегатонн?

Охэйо угрюмо смотрел в сторону.

— Экса. С этим нельзя жить… но что мне ещё остается? — наконец сказал он. — Только идти дальше. Ты знаешь, что короткий путь здесь закрыт, — да и после случившегося там, в том селении, это было бы… кощунством. Впрочем, учитывая, ЧТО я натворил с Харой, даже то, что я жив — уже чудо. Я ни единой клеточкой души не хотел того, что сделали Манцибурны — и думаю, Тэйариин не тронули меня лишь поэтому. Но на их месте я не пощадил бы виновника всё равно. Мне очень стыдно осознавать это.

— И что нам делать дальше?

— Мы Отрезаны, Лэйми. Тэйариин смогли отразить Манцибурнов, — но вернуть Хару в их Сеть они не смогут. Я думаю, пока Манцибурны существуют, они будут следить, чтобы Хара была Отрезана — это они могут сделать. Что ж, это не в первый раз: однажды Хара была Отрезана восемьсот миллионов лет. И существует, как видишь.

— А мы?

— Мы будем спать. Там, на дне. Время жить и время спать, время движется опять, — Охэйо прервал детскую считалку и вдруг рассмеялся. — Не бывает ничего вечного, Лэйми. Когда-нибудь Манцибурны уйдут. Придут новые расы и всё начнется снова. И снова. И, может быть, ещё раз. Мроо боятся, что однажды придет раса, которая станет сильнее Тэйариин — по крайней мере здесь, в этой Вселенной. И она придет. То, что во мне было, ушло к ней, — он встал и начал вытирать волосы.

Они сидели вдвоем в комнате Охэйо. Аннит собирал свои вещи, рассматривал их и складывал в сумку с преувеличенной тщательностью. Застегнув её, он поставил её в угол и вздохнул.

— Нет смысла что-то брать с собой. Здесь вещи сохранятся лучше, чем в Море Снов. Когда-то я сюда вернусь? — добавил он с грустью.

Лэйми промолчал. Свет, излучаемый волосками меха, потускнел, здесь стало заметно холоднее. В воздухе висела непроницаемая, ватная тишина.

— Хара гасит огни, — сказал Охэйо. — Это будет долгая ночь.

Они вышли наружу, не оглядываясь, побрели вниз. К ним присоединились Симала и Маула, а также леры — Унвин с Сарини и Маахис. Лэйми уже не сомневался, что Маахис — Манцибурн, но это вызывало у него только жалость — слишком далеко тот ушел от себя, погнавшись за призрачной надеждой на вечную жизнь. Или не призрачной. Кто знает?