Большое собрание мистических историй в одном томе - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем человек без имени не был столь виновен, как полагала разгневанная Эмилия. В назначенное время он явился на место свидания. Сердце его было переполнено восторгом, пока он нетерпеливо ожидал минуты, когда сожмет в объятиях сладостный любовный трофей. Незадолго до полуночи он подкрался поближе к замку и стал прислушиваться, не скрипнет ли калитка. Фриц не ожидал, что желанный образ в монашеском одеянии покажется так скоро. Выскочив из укрытия, он со словами: «Поймал, поймал, и впредь уже не отпущу; Ты моя, сердечко мое, а я твой, ты моя, а я твой – телом и душой!» – радостно заключил монахиню в объятия. Ликуя, он отнес прелестную ношу в экипаж и по неровной дороге погнал его через горы и долы. Лошади фыркали и хрипели, трясли гривами; наконец они перестали слушаться удил и понесли. Отлетело колесо, резким толчком кучера выбросило далеко в поле, а лошади с каретой и пассажирами низверглись с кромки глубокого оврага и рухнули вниз. Нежный любовник не понимал, что с ним случилось: все тело ныло, голова трещала, память отшибло при падении. Придя в себя, Фриц не обнаружил своей возлюбленной спутницы. Остаток ночи он провел в том же беспомощном состоянии, а утром его нашли проходившие мимо крестьяне и отнесли в ближайшую деревню.
Экипаж с упряжью погиб, четыре черноголовые лошади сломали себе шеи, но Фрицу было не до этих потерь. Его безумно тревожила судьба Эмилии, он рассылал по всем дорогам людей, чтобы те навели справки, но так ничего и не выяснил. Недоумение разрешилось только пополуночи. Едва часы пробили двенадцать, распахнулась дверь и в комнату вступила его потерянная спутница, но это была не прелестная Эмилия, а жуткий скелет призрачной монахини. С ужасом осознав свою роковую ошибку, Красавец Фриц покрылся холодным по́том, принялся осенять себя крестом и бормотать все заклятия, какие в испуге пришли ему на ум. Монахиню, однако, эти «свят-свят-свят» не смутили, она шагнула к кровати и со словами: «Фридель, Фридель, смирись, я твоя, ты мой, телом и душой!» – погладила своей иссохшей ледяной рукой его цветущую щеку. Еще час Фрицу пришлось выносить эту муку, вслед за чем монахиня исчезла. Платонический флирт стал повторяться каждую ночь, вплоть до возвращения Фрица в Айхсфельд, где он в то время квартировал.
Но и здесь не нашлось ему покоя и отдохновения от любовной страсти призрака, отчего он окончательно впал в тоску и отчаяние. Весь полк, без различия чинов, стал замечать, что с Фрицем творится неладное, и всем достойным сослуживцам было его бесконечно жаль. Никто не знал, что за стих нашел на их доблестного соратника: Фриц помалкивал, не желая, чтобы о его несчастье кто-нибудь узнал. Правда, среди товарищей Красавца Фрица имелся один, кому юноша привык доверяться. Это был старый вахмистр-лейтенант, о котором ходили слухи, будто он сведущ во всевозможных знахарских искусствах – знает забытую тайну, как сделаться неуязвимым, умеет вызывать духов и может раз в день стрелять заговоренной пулей. Умудренный опытом воин принялся ласково, но настойчиво уговаривать приятеля, чтобы тот рассказал про потаенное горе, которое его гнетет. Несчастный заложник любовной страсти, которому уже сделалась не мила жизнь, не выдержал и, взяв с вахмистра клятву молчать, во всем ему исповедался.
– Братишка, только и всего? – отозвался заклинатель со смехом. – Этой беде легко помочь, пойдем-ка ко мне на квартиру.
Он проделал множество таинственных приготовлений, начертил на полу круги и буквы, и вот по зову мастера в темный покой, освещенный лишь тусклым магическим фонарем, явилась, на сей раз в полдень, привычная полуночная гостья. Заклинатель сурово отчитал ее за непотребство и назначил ей для пребывания ивовое дупло в одной уединенной долине, с наказом отбыть на сей Патмос незамедлительно.
Дух исчез, но в тот же миг задул ураганный ветер, от которого все в городе пришло в движение. Существовал, однако, старый благочестивый обычай: при сильном ветре двенадцать избранных бюргеров тут же садились в седла и торжественной кавалькадой следовали по улицам с покаянным песнопением, долженствующим заклясть непогоду[37]. Стоило городу выслать в путь двенадцать апостолов в добрых сапогах и на добрых конях, как завывания урагана смолкли; призрака больше никто не видел.
Доблестный воин ничуть не сомневался, что чертова кутерьма была посягательством на его бедную душу, и потому безмерно обрадовался, избавившись от духа-мучителя. Ему снова пришлось отправиться с войском грозного Валленштейна на войну, в далекую Померанию, где он участвовал в трех кампаниях, не имея никаких известий от прелестной Эмилии, и выказал такую доблесть, что возвратился в Богемию уже во главе полка. Когда Фриц достиг Фогтланда и завидел замок Лауэнштайн, сердце у него заколотилось в тревоге: он не знал, осталась ли возлюбленная ему верна. Он велел доложить о себе как о старинном друге дома, не присовокупив никаких уточнений, и, согласно обычаям гостеприимства, двери перед ним тут же распахнулись. Как же всполошилась Эмилия, когда порог комнаты переступил предполагаемый изменник, Красавец Фриц! Нежная ее душа разрывалась между радостью и гневом. Она решила не удостаивать Фрица благосклонным взглядом своих прекрасных глаз, но каких усилий стоило ей их обуздать! Три года она не переставала задавать себе вопрос, следует ли забыть своего безымянного возлюбленного, нарушившего, судя по всему, обет верности, и именно поэтому постоянно держала его в мыслях. Перед ее взором вечно стоял его образ, а особым покровителем Фрица оказался бог Морфей: с тех пор как возлюбленный скрылся из виду, Эмилия потеряла счет снам, в которых он представал невиновным или заслуживающим прощения.
Статный полковник, чье почетное повышение в чине несколько поколебало строгие принципы хозяйки дома, скоро нашел случай поговорить с Эмилией наедине и проверить, так ли она холодна, как кажется. Он поведал ей о страшном приключении, к которому привела попытка бегства, а Эмилия чистосердечно призналась в том, что подозревала его в измене. Любящие сошлись на том, что пора расширить круг тех, кто посвящен в их тайну, включив в него матушку Эмилии.
Достойная дама была одинаково ошеломлена как открытием потаенной сердечной привязанности хитрой Эмилии, так и species facti[38] неудавшегося похищения. Она признала, что их любовь прошла через суровое испытание, и единственным, что ее отталкивало, оставалось отсутствие имени. Однако,
